Я тянусь к нему и обхватываю его эрекцию.
– А ты твердый.
– Я возбудился, когда подумал о том, чтобы задушить тебя. – Его губы подрагивают в едва заметной улыбке.
Я не верю ему. Возможно, это выдает во мне идиотку, но я серьезно. Его больше заводит фантазия, а не желание причинить мне боль на самом деле.
– Ты не убьешь меня.
Уит приподнимает бровь.
– Откуда такая уверенность?
– Ты не хочешь уничтожить фамилию своей семьи. Уиттакер Огастас Ланкастер – убийца? Твоя семья не одобрит.
В его красивых глазах вспыхивает злость, а губы приникают к моим в грубом поцелуе с языком и зубами. Он просовывает пальцы в мои трусики и поглаживает голую кожу, играет с клитором и в то же время так сильно прикусывает мою нижнюю губу, что я вскрикиваю.
И кончаю на его пальцы.
Уит смеется, отпрянув от меня, и вынимает руку из моего белья. Щеки горят от стыда из-за того, как легко это случилось. Все тело дрожит, и, когда он засовывает пальцы мне в рот, я облизываю их, ощущая свой вкус и не в силах вынести, как пульсирует клитор в предвкушении его дальнейших наказаний.
– Ты так сильно меня ненавидишь, но стоит мне к тебе прикоснуться, и ты уже вся течешь на мои пальцы. – Он с улыбкой целует меня в нос. Но эта улыбка не касается его глаз. – Маленькая шлюшка. Готов поспорить, тебе нравится, когда я говорю, как сильно хочу причинить тебе боль.
В горле встает ком из бессчетного количества возражений, но я проглатываю их. Нет никакого смысла их произносить. Он только рассмеется. Назовет меня лгуньей.
В глубине души я знаю, что он прав.
– Хочешь, чтобы я тебя трахнул? – Уит наклоняет голову набок, рассматривая меня. – А может, хочешь встать на колени и давиться моим членом.
Я неистово мотаю головой, будто меня пугают мысли, которые он только что в нее заложил.
Не пугают. Я хочу, чтобы он трахнул меня прямо здесь, среди тишины леса под проблесками солнечных лучей. Я чувствую запах океана, слышу, как его волны бьются о берег. Накатывают и отступают. Ритмично.
Как секс.
Меня не удивляет, когда Уит засовывает обе руки мне под юбку, берется за тонкую резинку трусов и стягивает их по бедрам и ногам. Я смотрю, как нежная ткань падает на землю, в голове гудит. У меня перехватывает дыхание. Сердце бьется так сильно, что, клянусь, готово вырваться из груди. Я отворачиваюсь, когда Уит расстегивает ремень, и звон металла заставляет меня вздрогнуть.
Все это время он говорит. О том, как сильно меня ненавидит. Как сильно хочет меня трахнуть. Причинить мне боль. Порвать меня надвое своим членом.
Он испорченный. Пугающий. Более напряженный, чем обычно. Мне непонятны его мысли, его желания. Они неправильные. Безумные. Неадекватные.
Но они приносят мне такое внутреннее удовлетворение, какого я не испытывала еще никогда. То, которому я противилась много лет. С которым боролась. Я всегда называла это «тьмой», и когда Уит прочтет мой дневник, то наверняка поймет.
Мы с ним одинаковые.
Он спускает брюки, и они собираются вокруг его ног. Когда я осмеливаюсь посмотреть на него, то вижу его толстый, длинный член, головка которого блестит каплей предсемени. Его бледно-голубые боксеры спущены на бедра, и он устремляется ко мне.
Я с готовностью развожу ноги, и он ухмыляется, грубо хватает меня за бедра и наклоняет под нужным углом. Он резко подается вперед и входит до самого основания, и я кричу так громко, что стая птиц улетает прочь, отчаянно хлопая крыльями.
– Ты такая мокрая, – произносит он сквозь зубы, продолжая двигаться снова и снова, и мое желание облегчает ему задачу. Секс с ним всегда проходит легко. Я никогда не бываю сухой, а раньше такое случалось. Сухость. Сопротивление.
Не могу даже представить, что такое возможно, когда я с Уитом.
– Почему мне все время хочется тебя трахнуть? Почему? – Он набирает темп.
Я постепенно возвращаюсь к жизни. Он во мне, и это будто служит топливом. Подпитывает меня. Я поднимаю голову, встречаюсь с ним взглядом и задаюсь вопросом, что же он видит. Выражение его лица становится мягче. Движения медленнее. Я тянусь к нему, провожу пальцами по щеке, и он прикрывает глаза. Размыкает губы. Его член пульсирует во мне, и я ерзаю, царапая кожу о грубый кирпич.
– Скажи, что ненавидишь меня, – говорит он, а потом сразу целует. Его горячие губы словно дар на моих губах, и я не отвечаю. Только лишь беру все, что он дает мне, обнимая его за шею и запуская пальцы в шелковистые волосы.
Все его тело твердое, и только волосы мягкие. А еще из его рта вырываются немыслимые грубости, которые сильно ранят, но его губы нежные, словно облако, когда он так меня целует. Мимолетно.
Едва уловимо.
Я думаю о других нежных местах, которые он пытается спрятать. Кожу с внутренней стороны рук, прикосновения к которой вызывают щекотку. Темное, секретное местечко под яичками, от ласки которого у него вырывается стон. Внутренняя сторона его бедер.
Его сердце.
Меня сражает осознание. Мне все равно, каким темным он себя считает и как жестоко со мной обращается. Он прячется за стеной, но она рушится. Совсем как остатки окружающего нас здания. Я терпелива. Я разрушу эти стены и доберусь до его уязвимого сердца.
– Черт. – Выдыхает он мне в губы, словно проклятье. Словно мольбу. – В тебе так хорошо.
Я улыбаюсь, открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня. Ритмичными толчками он прижимает меня к кирпичной стене, и я знаю: когда он закончит, вся моя задница будет в ссадинах.
– Скажи, что тебе противно от этого, – говорит он в отчаянии.
– Мне противно от этого. – Но по моему голосу этого совсем не скажешь. Он ласкает каждый слог, будто я получаю удовольствие, произнося эти слова.
– Скажи, что ненавидишь меня.
– Нет.
– Скажи это, Саммер. Ты терпеть меня не можешь.
Когда-то давно, как и совсем недавно, так и было. И порой я ненавижу все, что он со мной делает. Но я не испытываю к нему ненависти. Кажется, будто я с нетерпением жду этого. Овладения. Жестокости. Следующих за ней нежных прикосновений.
– Я не надел презерватив, – цедит он. – Ты можешь забеременеть.
– Я пью противозачаточные, – напоминаю я. Знаю, что ему нравится трахать меня без защиты, и мне это тоже нравится. Я никогда так не делала. Йейтс всегда был осторожен и пользовался презервативами.
– Я могу заразить тебя, – продолжает он.
Я замираю от этих слов, глаза округляются, от паники сердце сбивается с ритма. Когда я снова смотрю ему в глаза, то вижу глубокое удовлетворение, которое сочится из их светло-голубых глубин.
– Думала, что я не стану трахать никого, кроме тебя? Что в самом деле приберегу все для тебя? – Уит выходит из меня, обхватывает член у основания и водит им между моих ног. – Эгоистичная маленькая шлюшка. Это не твое.
Я молчу, не в силах вынести мысли о том, как Уит делает это с другой. Делает ее своей. Трахает ее.
Какая я дура. Идиотка.
Замахиваюсь, чтобы ударить его, но он перехватывает мое запястье. Удерживает меня на месте, входит снова, и его толчки становятся грубее. Я поджимаю губы, чтобы сдержать крик. Не от жестких выпадов его члена, которые я жажду, а оттого, что маленькие камешки и осколки кирпича вонзаются в чувствительную кожу.
– Ты не можешь причинить мне боль, что бы ни делал. Неужели ты еще не понял этого?
Он смеется. Потом издает вздох. Не понимаю, откуда у него столько самообладания. Уверена, что любой другой парень его возраста уже бы давно кончил, как гейзер.
Но не Уит.
Он не похож ни на одного парня, которого я когда-либо встречала.
Его движения становятся быстрее, и он утыкается лицом мне в шею, щекоча щеку мягкими волосами. Он трахает и трахает меня, двигаясь, как животное, и овевая мою кожу горячим дыханием. Я крепче сжимаю его талию бедрами, позволяя ему брать меня. Оргазм приближается, взметая ввысь, совсем как птицы, которых я недавно спугнула, в страхе сорвались в небо. Это чувство пугает меня, но я стремлюсь к нему. Нуждаюсь в нем. Хочу его. Я стону от каждого толчка, не сдерживаясь, наслаждаясь приближением оргазма, который усиливается и охватывает меня.
Он будет мощным. Самым мощным, какой я только испытывала.
Я балансирую на грани, дыхание перехватывает, голова кружится. Уит выходит из меня, рукой сжимает член у основания и кончает мне на живот. Он всю меня перепачкал и стонет с удовольствием, отразившимся на прекрасном лице. Я смотрю на него, как завороженная.
Чувствуя страстное желание. Пустоту.
Содрогнувшись в последний раз, он медленно открывает глаза и смотрит на меня с уже знакомым ленивым блеском, как и всегда после оргазма. Облизывает губы, пока я наблюдаю за ним, а пальцы так и чешутся от желания расцарапать ему лицо. Испортить всю эту красоту.
Я была так близка к оргазму, а он лишил меня его.
– Ты вся грязная, – с отвращением говорит он, опустив взгляд между моих ног. – Вся в сперме.
Он окунает в нее пальцы и подносит их к моему рту. Я осторожно облизываю их, наслаждаясь кисловатым вкусом и мучаясь оттого, что так и не кончила. Он впервые не дал мне кончить, и, уверена, упивается новообретенной властью.
– Ты должна знать свое место, – говорит он скучающим тоном. С сонным видом наблюдает, как я слизываю сперму с его длинных изящных пальцев. – Ты ненавидишь меня. Ненавидишь все, что я с тобой делаю. И хотя ты принадлежишь мне, я тебе не принадлежу.
Я никак не реагирую на его слова, и он, потянувшись ко мне, так крепко сжимает мокрыми пальцами мой подбородок, что я чуть не вскрикиваю.
– Скажи это, – шепчет он. – Ты принадлежишь мне.
Я не колеблюсь.
– Я принадлежу тебе.
– Если еще раз увижу, как ты говоришь с Чедом, то заставлю тебя смотреть, как трахаю его сестру. – Уит слегка встряхивает мое лицо. – Поняла?
Я смотрю на него, озадаченная тем, что он упомянул Чеда. Я даже не знала, что его младшая сестра в кампусе. О чем это Уит говорит?
Он видит смятение на моем лице, и почему-то это злит его еще больше.