– Ты опоздала. – В его голосе слышно раздражение, когда он отпускает меня и едва ли не отталкивает от себя.
– Мне пришлось ждать отбоя, – напоминаю я и потираю руку в том месте, где он меня схватил. – Я не наделена теми же привилегиями, что и ты. Не могу разгуливать по кампусу, будто у себя дома.
Уит ухмыляется, и мое сердце замирает, а потом снова начинает биться. Он сейчас выглядит так юно. Почти беззаботно. Я не знаю, чем вызвана перемена, но, клянусь, кажется, что он может в любой момент расплыться в улыбке. Как в тот раз, когда он смеялся, пока мы были вместе.
Да что же с ним такое?
– Говоришь так, будто откровенно завидуешь, Сэвадж, – дразнит он.
– А ты говоришь как мудак, Ланкастер, – парирую я.
Его взгляд тускнеет.
– У тебя острый язык.
– У тебя тоже, – спокойно отвечаю я и скрещиваю руки на груди, чтобы он не увидел, как они дрожат.
Он издает вздох и начинает расхаживать по комнате. Я вспоминаю нашу первую ночь. Вспоминаю, какое осознание она принесла.
Мы похожи. Самым страшным образом.
Когда Уит так и не произносит ни слова, я первой нарушаю молчание.
– Зачем ты меня вызвал?
Он останавливается и поворачивается на меня посмотреть.
– Вызвал тебя? Вот как ты это называешь?
– Ты не оставил мне выбора.
– У тебя всегда есть выбор. – Он неспешно подходит и останавливается прямо передо мной. На нем черные спортивные штаны и белая футболка. Волосы все еще влажные, от него пахнет чистотой и свежестью, будто он только что вышел из душа. Мне хочется уткнуться лицом ему в шею и вдохнуть его запах, но я сдерживаюсь. – Ты не обязана сюда приходить.
Я приподнимаю подбородок и встречаюсь с ним взглядом.
– Это не так.
– Нет, так. Как я уже сказал, у тебя всегда есть выбор. Но ты хочешь быть здесь. Со мной.
Я ничего не говорю.
– Я недавно трахнул тебя. Было мало? – Он приподнимает бровь.
– Это ты потребовал, чтобы я пришла, – напоминаю я. – Так что, возможно, тебе самому стоит ответить на этот вопрос.
Его грудь вздымается и опускается от учащенного дыхания. Его недовольство ощутимо, будто живет собственной жизнью, вращается вокруг нас, и я задаюсь вопросом, что же его тревожит.
Что я ему сделала? Случившееся среди развалин ничем не отличалось от всего остального, что было между нами. Не знаю, сколько еще раз мне придется это делать, прежде чем он отдаст мне дневник.
Возможно, дело уже вовсе не в дневнике. Может, в чем-то другом.
В чем-то большем.
– Сними штаны и нагнись над стулом, – велит он, и я вздрагиваю, шокированная его просьбой.
– Зачем? – тихо спрашиваю я, не сумев сдержать дрожь в голосе.
Задница болит невыносимо. Когда я принимала сегодня душ, мне пришлось вытаскивать впившиеся в кожу осколки камней, а на правой ягодице остался синяк, из-за чего в ближайшие дни будет очень трудно сидеть на жестких классных стульях.
А все из-за того, как жестко он трахал меня на подоконнике. И хотя я могла бы обвинить его в том, что причинил мне боль и овладел мной против воли, мы оба знаем, что это неправда. Я хотела этого.
Хотела его.
– Просто сделай это, – приказывает он.
– Зачем? – повторяю я снова. Если он пригрозит, что выпорет меня или сделает еще что-то ненормальное, что пришло ему в голову, мне придется отказать.
Я не смогу вынести, как бы сильно мне этого ни хотелось.
– Я хочу посмотреть… – Его голос стихает, и он запрокидывает голову, глядя в потолок. – Хочу увидеть, что я с тобой сделал.
– Ой. – Сердце сжимается. Я сбита с толку, но выполняю его просьбу и иду к стулу, который придвинут к столу. Одним движением спускаю легинсы и стринги, которые собираются ворохом у моих ног, и медленно наклоняясь, показываю ему повреждения.
Уит делает резкий вдох, и я чувствую, как он подносит руку. Вздрагиваю, собираясь с духом, но его прикосновение оказывается на удивление нежным. Он проводит пальцем по ссадине. Затем по другой. Касается особенно глубокой, и я втягиваю воздух сквозь зубы. Уит обводит ссадину. Не надавливает, а только мягко ведет пальцем по коже, и я с наслаждением закрываю глаза.
Я твержу себе, что это ничего не значит. Он просто хочет увидеть оставленные им повреждения. Насладиться ими. Это нормально. Он не чувствует вины за то, что сделал со мной и, наверное, не должен чувствовать. Я сама согласилась. Он просто хочет посмотреть. Может, даже сфотографировать мою исцарапанную и покрытую синяками кожу на память.
– Я причинил тебе боль, – хрипло говорит он.
– Не впервой, – напоминаю я, опустив голову, когда его пальцы оказываются между моих ног.
– Я никогда не оставлял на тебе таких отметин. – Он проводит ладонью по моей заднице, и прикосновение выходит необычайно интимным. – С тобой все хорошо?
Я велю бурным мыслям успокоиться. Ему все равно.
Ему плевать.
– Нормально. – Я открываю глаза и смотрю на его стол. На нем лежит стопка бумаг. Беспорядочный ворох учебников. В самом низу стопки виднеется знакомый потертый черный дневник.
Мой дневник.
Я выпрямляюсь и поворачиваюсь к Уиту, не беспокоясь о том, что стою полуголая.
– Я хочу вернуть дневник.
Он моргает, и его лицо превращается в непроницаемую маску.
– Нет.
– Верни его. – Во мне вскипает злость, и голос звучит резко: – Разве я сделала недостаточно?
– Нет, – он подходит ближе. – Недостаточно. Похоже, во всем, что касается меня, ты забываешь, где твое место.
– Уж поверь, я не забыла, – выпаливаю я в ответ, не в силах вынести презрение, которое сквозит в его словах. – Мы занимаемся этим, чем бы это ни было, уже довольно давно. Думаю, я уже выплатила свой долг.
Я уже даже не знаю, почему ему что-то должна. То, что мы делаем, похоже на игру. Я просто игрушка, с которой он с удовольствием забавляется, прежде чем положить обратно на полку и позабыть обо мне.
– Ты даже не приблизилась к тому, чтобы возместить мне все, что должна. – Он обхватывает мой подбородок, напоминая о том, как прикасался ко мне недавно. Соски возбуждаются под футболкой. Лифчик я не надела.
Надеялась, что между нами что-то произойдет. Настолько я ненормальная. Настолько зависимая.
Уит запрокидывает мою голову, окидывая лицо изучающим взглядом.
– Я тут поискал информацию в Интернете. О твоей матери.
Я поджимаю губы, чтобы ничего не сболтнуть.
– Ты так на нее похожа, что становится жутко. Понимаю, почему мой отец так долго ее трахал. – Он наклоняется и на выдохе произносит следующие слова прямо мне в губы: – И почему я трахаю тебя.
Я смотрю на него. А это откуда взялось? Мы уже давно не говорили о наших родителях. В глазах Уита я по-прежнему дочь шлюхи, которая разрушила его семью.
– Ты делаешь это со мной только для того, чтобы отомстить своему отцу?
Я не верю ему.
– Твоя мать разрушила брак моих родителей, – напоминает он.
– Думаю, этот брак был разрушен задолго до того, как появилась моя мать, – отвечаю я.
Его лицо становится ожесточенным.
– Ты не знаешь, о чем говоришь.
– И ты тоже. – Я замолкаю. – Я хочу вернуть дневник.
– Нет.
– Я уже и так достаточно всего с тобой делала.
– Ты едва начала.
– Ладно. – Я вырываюсь из его рук и снимаю футболку. Пинком сбрасываю легинсы и стринги с лодыжек. И вот стою перед ним совершенно голая. – Этого ты хочешь?
Он молчит, но я вижу, как в его глазах просыпается голод. Опускаю взгляд на его спортивные штаны и вижу очертания его члена. Он хочет меня.
Ничего нового.
Вздернув подбородок, шагаю к его кровати и растягиваюсь на ней. Широко расставляю ноги, чтобы ему было видно меня всю. Я возбуждена, но мне все равно. Мы уже вышли за рамки унижения. Я лежу перед ним, распростертая и уязвимая. Задница болит, но я не обращаю внимания. Я хочу, чтобы он меня трахнул.
Трахнул в последний раз и покончил с этим.
Ложь. Ты не хочешь, чтобы это прекращалось. Ты хочешь, чтобы это продолжалось, и продолжалось, и продолжалось…
– Ты что творишь, мать твою? – рявкает он.
– Трахни меня, – подначиваю я его. – Ты знаешь, что хочешь этого.
Уит подходит к кровати с бесстрастным выражением лица, сунув руки в карманы штанов, будто ему на все наплевать.
Мне хочется ударить его по лицу.
– Мило, – тянет он, устремив взгляд мне между ног. – Думаешь, мне этого достаточно, чтобы вернуть тебе дневник?
– Я не знаю, – едва ли не воплю я, а потом захлопываю рот, злясь на саму себя. Мне нельзя показывать слабость, но вот я взываю к нему. Приношу себя в жертву. – Просто покончи уже с этим.
– Что? Теперь ты просто чертова страдалица, – напряженно говорит он. – Хочешь лежать и терпеть? На тебя это не похоже.
– Разве ты не этого хочешь? – спрашиваю я.
– Нет, – решительно отвечает он. – Когда я тебе такое говорил?
Я думаю о наших прежних встречах. В большинстве случаев мы оказывались вместе из-за того, что я что-то сказала или сделала. Так что особенного в сегодняшнем вечере?
– Ты хочешь меня. – Я сажусь, протягиваю руку и обхватываю его эрекцию. Возбужденный член дергается от моего прикосновения. – Я чувствую.
– Не так. Не в качестве жертвы.
– Не хочешь, чтобы я была согласна? Боже, вот же ты больной уб…
Уит хватает меня так грубо, что я взвизгиваю. Сжимает мои руки и приближается лицом к моему лицу.
– Не смей называть меня больным, когда самая такая же ненормальная. Мы оба такие. Тебе нравится, когда я говорю, что делать. А мне нравится, когда ты борешься со мной.
– Раньше я не боролась, – шепчу я. – Когда ты велел мне сказать, что я ненавижу тебя.
– Ты и должна меня ненавидеть, – резко отвечает он. – Я думаю только о том, как сильно хочу, чтобы ты сопротивлялась.
Я вырываюсь из его рук и в то же время сжимаю его член.
– Вот так?
– Отпусти мой член, – тихо произносит он.
– Нет. – Я улыбаюсь.
Просовываю руку в его спортивные штаны и нащупываю одну только обнаженную плоть. Поглаживаю его, наслаждаясь тем, как у него дрожат веки. Я провожу пальцем по головке, размазывая повсюду липкую смазку, и мне хочется взять его в рот.