– Ни за что.
– Точно. Потому что ты врешь. – Уит набрасывается на меня на кровати, и с моих губ срывается вскрик. Зажимает мне рот ладонью, чтобы я замолчала, и приближается лицом к моему лицу. – Месячные у тебя были на прошлой неделе. Поэтому ты сделала мне минет и не давала к себе прикоснуться.
Я прищуриваюсь. Терпеть не могу, какой он наблюдательный. Как запоминает каждую мелочь.
– А еще ты была жутко раздражительной чертовкой. ПМС правда существует, и тебя он здорово накрывает, – продолжает он.
Я пытаюсь спихнуть его с себя, а этот придурок смеется. И не убирает руку с моего рта.
– Сегодня ты тоже раздражительная. Что с тобой такое? – Он убирает ладонь.
– Я больше не хочу это делать, – мой голос звучит слабо. Очень сложно отказывать себе в том, что нравится. Да, по какой-то странной причине мне нравится жестокость Уита. Его психологические игры. Ужасные слова и нежные прикосновения.
Но то, что мы делаем, нездорово. Я устала постоянно быть в смятении. Я просто хочу быть нормальной.
– Да неужели. – Судя по тону, он мне не верит.
– Да, – отвечаю я. – И я хочу вернуть дневник.
Уит прищуривается.
– Я его еще не дочитал.
– Просто… да зачем это теперь надо? Верни его. Ты уже узнал все мои секреты. Что еще нам осталось сделать? Разве ты недостаточно меня шантажировал? – спрашиваю я, отводя взгляд, желудок сводит от волнения. Мне невыносима мысль о том, как он узнает, что я сделала с Джонасом и Йейтсом, но это неизбежно. Он хранит мой дневник уже почти два месяца. Я с трудом верю ему, когда он говорит, что еще не прочел его до конца.
Наверное, он готов признаться, что знает мой самый большой секрет. Он сбросит бомбу, она взорвется, и все это никогда не закончится.
Уит слезает с меня, а потом и с кровати. Встает, глядя на меня задумчивым взглядом и упирает руки в бока.
– Ты хочешь со всем покончить.
Я киваю, натягивая одеяло до самого подбородка.
– Да. Хочу.
– Отец говорит, что я должен перестать с тобой трахаться.
Я откидываю одеяло и сажусь, шок мчится по венам, остужая кровь.
– Да какого ж черта, Уит? Ты сказал своему отцу, что мы встречаемся?
– Я сказал отцу, что кое-кого трахаю, а не встречаюсь с кем-то. Большая разница, – поправляет он, используя слова как оружие. Напоминая, где мое место. – И я никогда не упоминал твоего имени.
– Слава богу, – выдыхаю я, пытаясь не обращать внимания на боль, которую мне причинили его слова.
Я безразлична ему. Мы просто трахаемся. Я это знаю. Но мне все равно больно.
– Я женюсь, – заявляет он, и у меня внутри все замирает. – Не сейчас, но все уже решено.
– Тебе всего восемнадцать, – замечаю я.
– Скоро девятнадцать.
– И что, ты сразу женишься? – спрашиваю я в неверии.
Уит морщится.
– Нет конечно. Мы слишком молоды. Но должны быть вместе. Я и моя будущая невеста. Нам нужно начинать демонстрировать, что у нас отношения. Мы пойдем в колледж. Все это время будем парой. Я сделаю ей предложение. Потом устроим пышную свадьбу в доме в Ньюпорте. Все будет так, как мечтала моя мама.
Уит описывает это так монотонно, что я понимаю: он сам не верит ни единому сказанному им слову. Он не хочет этого.
Так зачем делает это?
– А сам ты этого хочешь? – спрашиваю я.
Он засовывает руки в карманы джинсов и отводит взгляд, будто не может смотреть мне в глаза.
– У меня нет права голоса в этом вопросе.
– Ты один из богатейших в мире наследников и не имеешь права голоса в том, на ком тебе жениться? – Я встаю с кровати и принимаюсь мерить комнату шагами, потрясенная тем, что он мне говорит. – Просто нелепица какая-то.
– Это ты сейчас ведешь себя нелепо, – говорит он мрачно и смотрит на меня холодным взглядом. – Не смей меня осуждать. Возможно, тебе моя ситуация кажется безумной, но считается нормой в наших социальных кругах, в которые ты не входишь. В них браки заключаются по договору, слияние семей необходимо. Родословные нужно сохранять.
Я не реагирую на его оскорбление. Во всем, что касается Уита, я становлюсь толстокожей.
– Значит, если бы ты женился на безродной девушке из, скажем… Нью-Мексико, то все Ланкастеры перевернулись бы в гробах? – нападаю я. Не знаю, почему выбрала Нью-Мексико. Я сама не понимаю, что несу, но то, что он говорит, звучит как сцена из исторического романа. Из жизни британской королевской семьи.
Этот самодовольный ублюдок посмеивается.
– Скорее всего. Жизнь не так проста, как ты думаешь, Сэвадж. На меня с рождения возлагают ожидания, тем более что я первый ребенок мужского пола. Единственный сын своего отца. Я должен поддерживать определенный образ и сдержать обещания, данные моей семье.
– Все предельно понятно. – Я не понимаю, но плевать. Проще просто принять это и жить дальше. – А теперь можешь уходить. – Я указываю на дверь.
Он внимательно смотрит на меня и говорит:
– Я верну тебе дневник.
– Правда? – Мой голос звучит хрипло, и я сглатываю, чтобы подавить внезапно вспыхнувшие эмоции. Если он вернет дневник, значит, и правда больше не будет со мной видеться. Я сама этого потребовала, но господи, помоги мне…
Я буду скучать по нему.
– Дай мне время до Хэллоуина. – Я начинаю возражать, но он поднимает руку, заставляя меня замолчать. – Мы сейчас готовимся к вечеринке, у меня много дел. После нее могу тебе его вернуть. Всего несколько дней, Сэвадж. Подождешь.
– Ладно, – соглашаюсь я шепотом, глядя, как Уит идет к двери. Останавливается, взявшись за ручку и стоя ко мне спиной.
– Значит, на этом правда все? – Он произносит эти слова как вопрос, будто хочет, чтобы я что-то сделала. Сказала. Например, умоляла его остаться.
Я точно умолять не стану. Не опущусь так низко. Но, если он обернется, я отвечу «нет». Если скажет, что будет скучать по мне, приглашу его в свою постель.
Но он ничего не делает. Стоит на месте, держась за дверную ручку и напрягая спину и плечи.
– Прощай, Уит, – твердо говорю я.
Он не отвечает. Только открывает дверь и, даже не оглянувшись, закрывает ее за собой.
Глава 24Уит
Уйти сегодня вечером от Саммер было правильным поступком. Последнюю пару недель я изо всех сил старался возвести стены, пытался ее избегать. А когда ничего не вышло, стал трахать ее, не испытывая чувств. Использовать, будто она ничего для меня не значит. Я отказывался смотреть ей в глаза, говорить гадости, которые обычно говорил. Слова, что подпитывали ее.
Меня они тоже заряжали. Заряжала сама Саммер. Ее требовательные стоны и поцелуи. Как и то, как жадно она мне отсасывает и какая всегда влажная для меня. Каждый раз, когда я проникаю в ее тело, то думаю о том, какая она идеальная. Будто создана только для меня.
Но это не так. На самом деле она не моя. Несмотря на мою потребность в малышке Саммер Сэвадж, которая бушует в венах и приливает к члену, мы не можем быть вместе. Она как худшее пристрастие. Доводит меня до отчаяния, до готовности, – нет, жажды, – следующей дозы.
Было трудно прийти к ней и при этом быть отстраненным. Трахать ее, точно она мне безразлична. Использовать ее без чувств – будь то плохих или хороших. Она чувствовала, что что-то не так. Я видел это по ее глазам, по взгляду. Она тоже замкнулась в себе. У нее это хорошо получается.
Как и у меня. У нас обоих.
Мысль о том, что происходящему между нами почти настал конец, всегда маячила на задворках сознания, а я был не готов. А кто готов отказаться от лучшего в его жизни секса? У меня есть связь с этой девушкой. Я не могу ее описать, но она есть. И всегда была, с самого начала. С нашей первой встречи в четырнадцать лет.
Я знал, что не могу продолжать ее трахать. Проводить с ней время. Тогда я буду хотеть ее все больше.
Больше, и больше, и больше.
Саммер не может быть моей. Но при этом именно она сказала, что не хочет продолжать. Я оттолкнул ее, и она это поняла. Моя Сэвадж намного умнее, чем я думал. Она опередила меня. В этой ситуации именно я оказался брошенным.
Между нами все кончено.
Я возвращаюсь в свою комнату, снимаю одежду, ложусь в кровать и тянусь за ее дневником, который оставил на тумбочке. Я не читал его уже несколько недель. Пока читал ее записи, она постоянно была в моей голове, а мне хотелось этого меньше всего. Она засела глубоко, и я хочу ее оттуда выкинуть.
Избавиться от нее.
Но вот я сижу с ее дневником в руках, листаю до тайных записей в самом конце. Теперь мне известно, что Йейтс ее трахнул, из-за чего она погрязла в эмоциональном хаосе. Я больше не хочу об этом читать. Не хочу знать, что именно он с ней делал или как сильно ее это ранило. Она травмированный человек, но, черт подери…
Я тоже.
Возможно, именно поэтому нас так тянет друг к другу. Мы так много повидали и совершили за свою короткую жизнь. Я чертовски пресыщен жизнью, Саммер тоже. Но быть с ней по-настоящему…
Мама пришла бы в бешенство, а отец сказал бы, что я тронулся умом. Так оно и есть. Я чокнутый.
Я это знаю.
Но почему, мать вашу, меня тянет к единственной девушке, которую я не должен хотеть? Почему?
Я бросаю дневник через всю комнату. Он с громким шлепком ударяется в стену и падает на пол. Я больше не могу его читать. Пока читаю ее записи, мне никак не выбросить ее из головы. Она и так уже хорошенько там обосновалась.
Мне нужно найти кого-то еще. Отец сказал, что надо развлекаться направо и налево, пока не вступлю в серьезные отношения с Летицией. А как только мы с ней будем вместе, как только об этом всем станет известно и мы обручимся, я должен буду вести себя как верный жених. Идеальный будущий муж. Притворяться так долго, как только смогу. Когда заведем пару детишек, а может, даже раньше, договору настанет конец. Я смогу заводить столько интрижек, сколько захочу, если буду хранить их в тайне. А даже если Летиция узнает, то поймет. Так все устроено. Летиция не хуже меня знает, во что ввязывается.