Ну вот. Никаких тебе «я помню, как ты родилась», «я люблю тебя», «я скучаю». «Жаль, что меня нет рядом».
Потом отвечу. Вместо этого быстро набираю сообщение Сильви.
Я: Я заснула. Только что проснулась. Бегу в душ.
Сильви: Господи, поторопись!
Я беру туалетные принадлежности, захожу в роскошную ванную и осматриваюсь, разинув рот. Это не просто демонстрация достатка. Семья Ланкастер выходит далеко за рамки подобного. Это наследие. Потомственное богатство, корни которого уходят так глубоко, что наверняка кажутся бесконечными.
Пускай особняк старый, но, к счастью, оборудован современным водопроводом, и видно, что ванную недавно реставрировали. Всюду мрамор и стекло. Душевая огромная, и две ее стенки выполнены из прозрачного стекла. Шкафчики выкрашены в светло-бирюзовый цвет, а зеркала, висящие над двумя раковинами, украшены золотом. На стойке стоит свежий букет осенних цветов с огромными подсолнухами.
Я открываю душевую, включаю воду и ахаю, когда она начинает течь равномерным потоком, напоминая тропический душ. Быстро раздевшись, я встаю под струи, запрокидываю голову и позволяю воде окутать меня. Тепло, как и гель для душа с запахом лаванды, расслабляет напряженные мышцы. Закончив и вытершись, чувствую себя сонной. Расслабленной.
А потом вспоминаю о том, что должно сегодня произойти – с кем я должна увидеться, – и напряжение возвращается, тотчас сковывая плечи.
Телефон вибрирует, и я смотрю на экран. Еще одно сообщение от Сильви.
Сильви: Я высушу тебе волосы. Приходи ко мне в комнату.
Я: Я не знаю, где она!
Сильви: Встречу тебя у лестницы. Уже выхожу!
К счастью, я уже нанесла лосьон, увлажняющий крем для лица и дезодорант. Надеваю одежду, в которой собралась сегодня пойти: любимые светлые джинсы с завышенной талией и подходящий черный джемпер с высоким горлом. Он немного укороченный, и я рассматриваю себя в зеркало, поворачиваясь в разные стороны, в надежде, что не выгляжу слишком неприлично.
Подумаешь, оголила немного кожи. Зато сиськи не вываливаются.
Хотя не скажешь, что Уит их никогда не видел…
Неуклюже сунув ноги в старые ботинки Doc Martens, я беру телефон, спешно выбегаю из комнаты и мчусь по бесконечному коридору. Сбавляю шаг, когда вижу Сильви, которая, как и обещала, ждет меня на лестнице. Она улыбается и будто вся трепещет, жестом велев мне поторопиться.
– Идем, – говорит она, берет меня за руку и ведет в свою комнату.
А выглядит она еще роскошнее, чем моя комната, что, конечно, неудивительно. Стены бледно-розового цвета, как и постельное белье на роскошной белой кровати принцессы. Вся комната изящная, женственная и неземная, как и сама Сильви.
– Мне нравится твоя комната, – говорю я, осматриваясь и громко стуча ботинками по не застланному полу, прежде чем ступаю на толстый ковер. Будь здесь мама, то отругала бы меня за то, что всюду топчусь. Она терпеть не может мои ботинки. Наверное, отчасти именно поэтому я ношу их при любой возможности.
– Спасибо. Давай накрасим тебя в ванной. Там лучше освещение, – говорит Сильви.
Я иду за ней в огромную ванную, и она сажает меня за встроенный туалетный столик, на котором лежат все мыслимые и немыслимые приспособления для волос. Фен, пара выпрямителей и по меньшей мере три плойки разного диаметра. Не теряя времени, Сильви берется за дело, сушит мои волосы, и через двадцать минут они становятся гладкими, прямыми и блестят в ярком свете ламп.
– Почему ты никогда не ходишь с распущенными волосами? – спрашивает она, выключив фен и положив его на столик.
– Не знаю, – говорю я, недовольная тем, что в голосе слышится оправдание. – Они всегда мешают.
Сильви проводит пальцами по моим волосам, ловя мой взгляд в зеркале.
– Какие красивые! Тебе стоит их показывать. Раз нам приходится носить эту дурацкую форму, то хотя бы подчеркни свои лучшие черты!
Я молча размышляю над ее словами, когда она начинает завивать мои волосы. Мама всегда придирается к моей внешности. К тому, как невзрачно я выгляжу без макияжа, а еще говорит то же, что сейчас сказала Сильви: мне нужно подчеркивать свои лучшие черты. Придирается, что собранными в хвост мои волосы выглядят тускло – и почему я не хочу сходить с ней на выпрямление? Мама хочет, чтобы я была женственной и красивой, как она сама. Моя мать красивая женщина. Внешне я очень на нее похожа.
Неповиновение, отказ в ее просьбах – для меня это своего рода проявление проблем с контролем. Я не хочу, чтобы окружающие тянулись ко мне из-за моей внешности. Я хочу, чтобы они видели что-то еще. Нечто большее. У меня есть не только хорошенькое личико, большая грудь и длинные ноги.
Я думаю о Уите. Неужели его ослепила моя внешность? В школе я выгляжу непримечательно. Не делаю макияж, волосы собираю в хвост. Не подворачиваю пояс юбки, чтобы выставить ноги напоказ (за исключением единственного случая, когда мне отчаянно хотелось привлечь его внимание). В остальном я выгляжу настолько неброско, насколько это возможно.
Но он множество раз видел меня голой. Знает, что скрывается под школьной формой. Видел меня и в том ужасном костюме в Хэллоуин. В ту ночь он едва взглянул на меня. Почему-то его разозлил мой внешний вид. Мое появление в костюме сексуального дьявола произвело противоположный эффект, а не тот, на который я изначально рассчитывала.
Уит приводит меня в замешательство. Я уже не знаю, чего он хочет. А вообще, это неправда. Я знаю, чего он не хочет.
Меня.
Сильви завивает мои волосы легкими волнами. Делает макияж, приблизившись прямо к моему лицу. Она не сводит с меня глаз, и мне хочется поежиться под ее оценивающим взглядом, а когда делаю это, она возмущается, что ей придется заново наносить подводку.
Поэтому я сижу неподвижно, мое тело превратилось в комок беспокойства. В итоге буду выглядеть так, будто перестаралась. Даже не сомневаюсь. Когда Сильви наконец позволяет мне повернуться к зеркалу, я смотрю на себя и делаю резкий вдох.
Я похожа на саму себя, только лучше. Глаза ярче. Скулы острее. Губы краснее. Но нет впечатления, что я переборщила.
Скорее кажется, что надо мной потрудилась Златовласка, и все вышло как надо.
– Тебе не нравится? – спрашивает Сильви, когда я не спешу с ответом. Ловлю в зеркале ее встревоженный взгляд. – Я старалась сохранить максимально естественный вид.
– Это… поразительно, – довольно говорю я. – Мне очень нравится.
– Уверена?
Я поворачиваюсь в кресле и смотрю на нее.
– Уверена. Спасибо, Сильви. Чувствую себя принцессой.
– Пожалуйста. С днем рождения. – Она заключает меня в крепкие объятия.
– Я очень это ценю. Но… ты не могла бы не упоминать за ужином, что сегодня мой день рождения? – спрашиваю я, высвободившись из ее рук.
Сильви хмурится.
– Ты не хочешь, чтобы кто-то знал?
– Не хочу заострять на нем внимание. – Сегодняшний вечер посвящен не мне. Я хочу быть тихим наблюдателем.
А еще не хочу злить Уита.
– Это я могу, – нетерпеливо говорит она, снова меня обнимая. – Спасибо, что приехала со мной на эту неделю. Думаю, что одна бы я этого не вынесла.
Я отстраняюсь, нахмурившись.
– Ты это о чем?
– О, да ерунда. Говорю глупости. – Она пренебрежительно фыркает. – Все будет нормально. Тем более, раз ты здесь. Только… не бросай меня ради кого-то другого, ладно? Т-ты, может, будешь мне нужна.
– Я никуда не уйду, – я вкладываю смысл в каждое слово. Всю неделю буду рядом с Сильви. Нас никто не сможет разлучить.
Я об этом позабочусь.
Когда мы выходим из дома, нас ожидает тот же водитель, и мы едем в ресторан на том же «линкольне», что привез нас сюда. Ресторан расположен на пристани. На улице ужасно холодно, и я надела короткий черный пуховик, который купила в Сети в прошлом месяце. Сильви тоже оделась повседневно: в джинсы и темно-синий объемный свитер. Светлые волосы собраны в свободную косу, которую она перекинула через плечо. В ушах сверкают серьги-гвоздики с огромными бриллиантами, подчеркивающими яркость ее голубых глаз.
– А где остальные члены твоей семьи? – взволнованно спрашиваю я, оглядывая салон автомобиля. Я думала, мы поедем в ресторан все вместе.
Сильви зевает.
– Мама уже там. Мы сильно поругались, пока ты спала. Она хотела, чтобы мы поехали с ней, но я сказала, что ты спишь.
– Ой, я не хотела создавать проблем, – начинаю я.
– Не волнуйся, – перебивает она. – С папой встретимся на месте. Он только что вернулся из Лондона и велел водителю везти его прямиком в ресторан.
– Ну а Уит?
– Опять едет на своей машине. На случай, если ему захочется пораньше сбежать. Может, привезет с собой пару друзей. Я не знаю.
Я начинаю нервничать. Сама мысль о том, что я увижусь с Уитом, наполняет меня беспокойством. Разозлится ли он, что я пришла? Или ему будет все равно?
Не знаю, что хуже.
Через несколько минут мы подъезжаем к ресторану и, выскочив из салона через заднюю дверь, дрожим, когда нас окутывает холодный воздух. Мчимся ко входу, в тепло ресторана. В фойе толпятся люди в ожидании свободного места, и я вспоминаю, как мы с Сильви в последний раз ходили в ресторан. Она переговаривает с хостес, называет свое имя, и тот с широкой улыбкой провожает нас в отдельный зал в задней части здания.
Нервы на пределе. Ноги дрожат, дыхание учащается. Я велю себе сохранять спокойствие, но, клянусь, начну задыхаться, если не буду осторожна.
Мы входим в зал, и первым делом я вижу их мать. Элегантную, болезненно худую женщину в черном платье-свитере, на обеих руках которой почти до локтей висят браслеты. Платиновые волосы подстрижены в строгий боб, а изящными чертами лица она напоминает мне Сильви, хотя у нее они более резкие.
Когда она замечает нас, на ее лице мелькает раздражение.
– Вот вы где. Неужели не могли хоть платья надеть?
Я пропускаю адресованный мне выпад мимо ушей, но своей манерой приветствия она напомнила мне родную мать.