Эд, Джек и я также с большим удовольствием каждую неделю придумывали названия эпизодам. Когда Спенсер отправился в Испанию, чтобы оправиться от разбитого сердца, мы назвали эпизод «Клуб Одиноких Сердец Сержанта Барсеспенсера». Когда Габриэлла пошла на вечеринку 1920‐х годов, это был «Великий Габсби». Эпизод с лыжной поездкой назывался: «Верберь свой энтузиазм». И мое любимое: когда отец Люси Клайв сыграл в одном эпизоде камео, мы, естественно, назвали эпизод: «Ты живешь только клайдин раз». (Время, потраченное на создание таких каламбуров, по легенде, заставило Джерри Сайнфелда попросить своих сценаристов ограничиться номерами.)
Я не знаю, почему мне перестало быть весело, но это произошло ровно четыре сезона и два года спустя. Сценарные совещания стали казаться длинными и нудными, как увертюра к фильму «Унесенные ветром». Сорокапятиминутные обсуждения в духе «Что будет смешнее: нарядить собаку одного из героев в костюм эльфа или в костюм Санта-Клауса для рождественского выпуска?» — то самое перебрасывание идеями, которое раньше поднимало меня с кровати по утрам, теперь напоминало День сурка. Рабочий процесс стал ужасно утомительным. Я наблюдала, как другие члены команды приходят и уходят, оставляя меня заниматься одним и тем же изо дня в день. Я не могла надеяться на то, чтобы получить работу Гэри, потому что только Гэри мог делать работу Гэри, у меня не было никаких карьерных перспектив. А затем наступил Момент Ричи Хэйвена — так я называю отметку в жизни каждого человека, работающего в медиа, когда он внезапно осознает, насколько опасно озабочен чем-то чрезвычайно тривиальным.
Это произошло утром 22 апреля, когда в новостях сообщили о смерти кантри-певца Ричи Хэйвена. Я сидела за своим столом со слезами на глазах, смотрела записи его песен с Вудстока и читала интервью о духовности из 60‐х, когда он был одной из икон хиппи-сцены в Калифорнии. Вдруг кто-то похлопал меня по плечу.
— Ты нам нужна на экстренном совещании, — сказала помощница продюсера, Полли.
— Почему? — спросила я. — Что случилось?
— Они переспали, — сказала она, взмахнув руками в неверии.
«Они» были мужчиной и женщиной из числа участников шоу, на чьем осторожном флирте мы построили целый эпизод, который, по нашим прогнозам, должен был закончиться поцелуем.
— ПЕРЕСПАЛИ! — повторила она. — Вчера ночью. Это переворачивает третий эпизод с ног на голову, а мы снимаем его сегодня, так что нам надо срочно обсудить, что мы со всем этим будем делать.
— Не думаю, что я могу вам чем-то помочь, честно говоря.
— В смысле? — спросила она в замешательстве.
— У меня нет никаких мыслей на этот счет. Не знаю, что я могла бы тут предложить. Я правда не знаю, что сказать, и, честно говоря, мне плевать.
Это наконец произошло — я выгорела.
— Не думаю, что смогу снять еще один сезон, — сказала я Бригитт на следующий день.
— Как и я, — неожиданно ответила она.
Она чувствовала, что мне становится неинтересно работать над созданием шоу. Поэтому вместе с остальными руководителями предложила мне работу в отделе стратегического развития — в команде людей, которые придумывали новые идеи для реалити-шоу, развлекательных программ и документалок — и предлагали их британским и американским телеканалам. Я дала шанс этой работе — но она тоже оказалась не для меня. Меня обескураживала бесцельность наших действий, и мне никогда не хватало терпения. Мы могли прорабатывать одну идею месяцами, потратить кучу времени и денег, чтобы написать сценарий и снять пилотный выпуск, — а члены комиссии в последний момент передумывали нас финансировать. Без всякой видимой на то причины, просто по собственной прихоти. И потом, эти «танцы с бубнами», когда мы пытались представить большим боссам с канала игровую часть шоу; например, изображали «раунд с караоке» в маскарадных костюмах, пока члены комиссии смотрели на нас невидящим взглядом и делали пометки в своих блокнотах. Что-то во мне умерло в день, когда меня попросили написать пилот для шоу под названием «Прыжок веры», где представители разных религий со всего мира должны были жить в одном доме и соревноваться друг с другом в спортивных состязаниях.
Я выдержала год в отделе стратегического развития, прежде чем Бригитт сказала, что мне пора покинуть гнездо.
— Я обновлю твой контракт, если хочешь, — сказала она мне за ланчем. — Но ты действительно хочешь этого? Или ты остаешься просто потому, что не хочешь выходить из своей зоны комфорта? Я не хочу, чтобы ты отказывалась от возможностей просто потому, что боишься покидать нас. Я думаю, тебе самой скоро станет от этого некомфортно. Ты должна быть писателем.
Она, конечно, была совершенно права — я оставалась, потому что чувствовала себя не то чтобы в зоне комфорта, я чувствовала себя на студии как дома. Я там выросла.
После трех лет и трех месяцев я ушла, прекрасно понимая, что больше никогда не найду ничего подобного. Я хотела работать в комедии, поэтому приняла предложение стать ассистентом сценариста в одном прекрасном сериале с E4. Эта работа заставила меня осознать, насколько привилегированное положение я занимала в «Королевстве обезьян» и как много знаний о том, как делается телевидение, там получила. Теперь же у меня не было своего кабинета, где меня оставляли для «творчества» — вместо этого меня просили бронировать переговорки, сшивать сценарии и заказывать суши. В двадцать два я встречалась с членами правления телеканалов, в двадцать шесть я скатилась до ксерокопирования документов. Меня не покидало чувство, что я деградирую.
«Королевство обезьян» завысило мою планку до невозможности, поэтому на восьмом месяце работы я решила уйти из офиса и стать журналистом-фрилансером, как и предсказывала Бригитт. Сейчас она моя близкая подруга, которой я всегда буду обязана за то, что она сделала ставку на меня, тогда еще неквалифицированного ребенка, и подтолкнула идти дальше, когда я в этом больше всего нуждалась. Эд, сегодня удостоенный наград арт-критик, и Джек, директор телесериала, тоже мои близкие друзья, с которыми я обожаю собираться в баре. В прошлом году я ходила на пятидесятый день рождения Гэри и танцевала под диско-шаром вместе с героинями шоу «Реальные домохозяйки из Чешира».
Я понимаю, что для многих мой восторг от работы в реалити-шоу будет совершенно непонятным. Но это был захватывающий, волнующий, будоражащий творческий опыт. В свой первый день в офисе я спросила Тима, как он думает, почему так много людей смотрят «Золотую молодежь Челси».
— Потому что тут все по-настоящему, — ответил он. — Все очень просто. Это драматические истории из реальной жизни. Вообрази, как бы ты воспринимала «Четыре свадьбы и одни похороны», зная, что история Хью Гранта и Энди МакДауэлл продолжится после того, как выключится камера.
Я никогда не забуду, с каким волнением наблюдала через монитор за первым поцелуем или разрывом в реальном времени, который снимали на камеру всего в нескольких милях от меня. Я никогда не забуду шумные посиделки в пабе после долгого съемочного дня — измотанные и вспотевшие, мы сидели там с ноутбуками, попивая пиво и запихивая чипсы друг другу в рот. Я никогда не забуду, каково было выть от смеха с Эдом и Джеком над заметками менеджера о сцене, которую они только что отсняли и где все шло наперекосяк; каково было торчать в офисе до полуночи с пиццей, обсуждая, что мы можем сделать, чтобы съемки завтрашнего эпизода прошли по плану.
Прошло пять с половиной лет после того первого совещания, и я уже не та девчонка, что раньше; я знаю, что в первый рабочий день нельзя заявиться в рубашке, больше напоминающей платье. Я не смотрю реалити-шоу, но пять лет спустя после моего первого дня в офисе мои соседки Белла и Эй Джей все еще увлечены «Золотой молодежью Челси». Однажды они не разговаривали целый день, когда выяснили, что одна из них посмотрела новый эпизод без другой.
— Мы точно обязаны это смотреть? — спросила я недавно.
— Мы смотрим это только потому, что ты нас подсадила в 2011-м, — ответила Индия. — Ты нас в это втянула. Пути назад нет.
У меня так и не появилось нормального или хотя бы логичного карьерного пути, и время, проведенное на телевидении, скорее всего, так и останется аномалией в моем резюме. Но эта работа научила меня, как фонтанировать идеями, как задавать правильный тон и ритм истории. Бригитт научила меня работать в команде, сотрудничать. Она показала мне, что творчество может быть коллективным, что идея — это не то, во что нужно вцепиться, твердя, что это твое, но то, что стоит выложить на стол и дать всем рассмотреть поближе. Она вселила в меня уверенность, что я заслуживаю быть услышанной, даже если работаю с умнейшими и остроумнейшими людьми. Наше шоу было полно доброты и юмора, и — несмотря на то, что люди о нас думали, — мы не воспринимали все это чересчур всерьез. Какое-то время я думала, что у меня была лучшая работа в мире. Я и сейчас так думаю.
34. Хроника хреновых вечеринок: день Святого Валентина, где‐то на западе Лондона, 2015 г
Вот уже два месяца я веду колонку об отношениях в национальной газете, и мне сказали, что на День святого Валентина у меня должна выйти бомба. Алекс, мужчина, с которым я познакомилась в Тиндере и сходила на очень приятное платоническое свидание, пригласил меня на праздничный ужин в свою квартиру. Он просит меня также захватить двух близких одиноких подруг.
Уговорить моих подруг Сабрину и Беллу сходить на вечеринку одиночек — та еще задачка. Отговорки Сабрины не действуют, пока, совершенно случайно, она не включает телевизор, где по четвертому каналу идет старая трешевая передача «Званый ужин». Она узнает Алекса в одном из участников.
— Он что, был в «Званом ужине»?! — вскрикивает она.
— О’кей, ладно, этого я не знала. Но он милый.
— Да его даже не выбрали. Он там облажался.
— Ну, в любом случае будут еще двое, — обнадеживающе говорю я.
— Нам сразу надо спросить, кто кому предназначается, или как?