На следующий день я пошла в квартиру к Алекс и ее мужу, чтобы увидеться с ними до отъезда и выпить за свадьбу на крыше их многоквартирного дома в Чайна-тауне. Мы сплетничали о прошедшем вечере, они объяснили мне все противоречивые сигналы валлийца (оказалось, у него была девушка — не ожидали?). Я пожаловалась на упущенную возможность завести новых друзей, и они заверили меня, что вторая одинокая женщина на их свадьбе закончила свой вечер едва ли лучше меня: в постели с женатой парой.
Алекс показала мне квартиру и передала ключи.
— Ты будешь в порядке? — спросила она.
— Конечно, все будет хорошо, — ответила я.
— У тебя есть номер Октавии? Она будет в городе до конца месяца, так что ты будешь тут не одна.
— Да все будет в порядке — мне пойдет на пользу немного побыть одной. Узнаю Нью-Йорк получше. Приключение!
— Звони, если тебе что-нибудь понадобится, — сказала она, обнимая меня.
— Ни за что на свете. Поезжайте в Мехико, плавайте голышом, пейте текилу и трахайтесь до потери сознания, — ответила я.
На следующее утро я проснулась в их квартире, накормила двух черных кошек, полила растения по инструкции и засела с блокнотом, чтобы спланировать свое время и все, что я хочу здесь увидеть и сделать.
Но была одна проблема: журнал задерживал мне оплату двух статей на общую сумму не более тысячи фунтов, которые я заложила в свой нью-йоркский бюджет. У меня оставались всего тридцать четыре фунта на счете и одиннадцать дней в Нью-Йорке. Для журналиста-фрилансера такая ситуация — не редкость; я частенько проводила по три месяца в ожидании оплаты уже опубликованной статьи. Но сейчас эти деньги были нужны мне как никогда. Я позвонила своему редактору, редактор направил меня в бухгалтерию, в бухгалтерии меня перенаправляли от одного сотрудника к другому в попытках найти мой просроченный платеж. Я лежала на кровати Алекс с телефоном на громкой связи больше часа, слушала блеяние мелодии удержания, а мой счет за международный вызов рос с каждой минутой. И все ради того, чтобы на том конце провода мне наконец сказали, что заплатят «скоро».
Без денег и друзей Нью-Йорк вдруг стал совсем не тем городом, что я привыкла видеть во время своих предыдущих визитов к Алекс. Не самое лучшее место для тех, кто на мели. В отличие от Лондона здесь все музеи и галереи требовали плату за вход; во многих из них билет стоил около двадцати пяти долларов, что в одночасье уничтожило бы все мои сбережения. Середина августа. Жара стояла невыносимая. Я могла слоняться по городу и сидеть в парке только ограниченное количество времени. Город, который я всегда так любила, который, казалось, всегда был рад меня видеть, на этот раз всеми силами пытался от меня избавиться. Гуляя по Центральному парку и Пятой авеню, я смотрела на небоскребы и думала, что они похожи на огромных, жутко возвышающихся монстров, которые спят и видят, как бы выгнать меня в аэропорт.
Меня стали раздражать мелочи, которых я никогда раньше в Нью-Йорке не замечала. Я поняла, насколько неэффективным и запутанным было нью-йоркское метро. В отличие от лондонского, где все ветки разноцветные и имеют собственные имена (Джубили, Виктория, Пикадилли), а поезда приходили всегда по расписанию, здесь ветки метро обозначены едва различимыми, тусклыми буквами и цифрами (A, B, C, 1, 2, 3 и т. д.). Линию B на слух легко спутать с линией D, а первую с третьей. Невозможно понять, куда пересаживаться, если не записал заранее. И хотя за все время моего пребывания в городе на ремонт закрывалась всего одна ветка, обслуживались они гораздо реже. На многих станциях поезда ходили раз в десять минут, поэтому, если нужно сделать три пересадки и не повезло с графиком, ты мог проторчать на знойной, душной станции дополнительных полчаса. На многих станциях не было никаких табло с отсчетом времени до следующего поезда, поэтому ты стоишь там, не имея ни малейшего понятия, что происходит.
И когда ты наконец заходишь в поезд, тут-то и начинается все веселье. Очевидно, в каждом вагоне была карта, но я никогда их не видела. Доберешься ты до своей станции или нет — это как повезет. Такое чувство, будто путешествуешь автостопом, смутно надеясь, что водитель сделает остановку в паре сотен метров от нужного места.
Вдобавок эти нью-йоркские хамы. Громкие, наглые люди в супермаркетах, очередях и кафе, которые вечно огрызаются. Те, которые либо просто по жизни грубияны, либо пытаются научить тебя уму-разуму «по-нью-йоркски». Возможно, когда я была полна жизни и счастлива, я находила их смешными. Но в этот раз мне было просто невмоготу выслушивать столько хамства в свой адрес. «ЭЙ, ДАМОЧКА, СВАЛИ С ДОРОГИ», — проорал мне как-то проходящий мимо официант в Катц Дели, а ведь я всего лишь подошла к стойке, чтобы заказать рогалик.
— Вы уверены, что это нормально — так разговаривать с покупателями? — тихо спросила я. — Неужели так сложно сказать «пожалуйста»?
Я забрала свой рогалик прежде, чем он смог ответить, и подумала, что Нью-Йорк превращает меня в какого-то полковника в отставке.
Я стала замечать нью-йоркскую толчею. Сумму коллективных амбиций этого места еще никогда не было так сложно вынести. Каждый был занят собой, никто не смотрел друг другу в глаза. Люди маршировали, молотя руками воздух, и кричали в свои телефонные гарнитуры. Даже любовь была амбициозной. Однажды я провела обед, наблюдая за двумя женщинами в кафе, которые обсуждали свою личную жизнь так, будто это была военная операция. Даты, расчеты, тактическое планирование и, конечно, правила.
Ох уж эти правила. Я раньше не замечала, насколько ньюйоркцы зациклены на правилах. Мне сделали выговор за то, что в супермаркете я взяла апельсин и понюхала его перед покупкой. Мне сделали выговор в Эпторпе (любимое здание Норы Эфрон, о котором она написала эссе) за то, что я прошла слишком близко к фонтану во внутреннем дворе. Паспортный контроль в аэропорту никогда не уставал напоминать, как настороженно ко мне относится; они задавали миллион вопросов о цели моего визита и каждый раз наслаждались, когда, нервничая, я не могла подобрать слова. Я никогда не думала о себе как об анархистке, но дисциплина Нью-Йорка навела меня на мысль — а почему бы и нет. Мне хотелось крикнуть: «ДА НЕ ХОЧУ Я НИЧЕГО СДЕЛАТЬ С ВАШЕЙ ДОЛБАНОЙ БЕСЦЕННОЙ СТРАНОЙ, ВАШИМИ АПЕЛЬСИНАМИ И ВАШИМИ ФОНТАНАМИ, ЧУВАКИ, Я ПРОСТО СОБИРАЮСЬ СЪЕСТЬ ПАРУ ВАФЕЛЬ И СВАЛИТЬ ОТСЮДА. РАССЛАБЬТЕСЬ».
Вдобавок к моему постоянному чувству потерянности я осознала, что Нью-Йорк точно не сможет помочь мне выбрать направление. Несмотря на то что все ньюйоркцы страшно гордятся тем, что живут в этом городе, почти никто из них не знает, как в нем ориентироваться. Лондон устроен довольно просто. Есть центральная часть, куда все обычно приезжают на работу, и есть окрестности, куда все уезжают домой. В Нью-Йорке же нет центра. Город разделен на несколько районов, и все жители маниакально одержимы своей принадлежностью к одному из них. А почему бы и нет? Ведь шикарный ресторан, отличный бар, хорошее местечко с едой навынос, книжную лавку, химчистку, алкогольный магазин, аптеку и кино можно найти на каждой улице. В Лондоне все эти привилегии, как правило, есть только у тех, кто живет в самых дорогих районах. Лондон — город, где нужно совершать паломничество в центр каждый раз, как только тебе что-нибудь понадобится. И каждый лондонец знает, где что найти. Ньюйоркцы же не имеют ни малейшего представления о городе за пределами своего района. Бруклин для жителя Нижнего Ист-Сайда — такое же незнакомое место, как Шотландия для жителя Уэльса.
А еще эти хипстеры без чувства юмора. Люди, которые подают тебе отличный кофе или работают в стильных магазинах; люди, которые с абсолютно пустым лицом говорят «это самое смешное, что я слышал в своей жизни», вместо того чтобы смеяться, когда кто-то шутит. Люди, которые рассматривают тебя сверху вниз дольше, чем позволяют приличия. В общем, все эти мудаки из Хэкни — ни самосознания, ни чувства юмора, ни цинизма. Нью-йоркские позеры младше тридцати — самые холодные и недружелюбные люди, которых я когда-либо видела.
Через неделю моего большого нью-йоркского приключения я поняла, что любое место — это просто сумма воспоминаний и отношений, которые тебя с ним связывают. Пейзаж — всего лишь отражение того, как ты чувствуешь себя в нем. Я же чувствовала себя пустой, уставшей и печальной здесь даже больше, чем дома. Мечта о переезде таяла с каждым днем. Было такое чувство, что «Тоттенхэм-Корт-Роуд и Амазон» останутся со мной навсегда, куда бы я ни поехала. Я оставалась все той же нереализовавшейся девчонкой. Когда я покупала билеты, то думала, что планирую путешествие прочь из своей головы. Ничего не вышло. Декорации изменились, но внутри я осталась прежней — беспокойной, тревожной и ненавидящей саму себя.
Однажды вечером, лежа на диване в доме Алекс и допивая бутылку оставшегося после свадьбы просекко, я пыталась практиковать «Тиндер-туризм» как способ познакомиться с новыми людьми. Я свайпала вправо практически каждого парня и посылала всем смутные жизнерадостные сообщения, описывая себя как «туристку из Лондона», которая ищет ньюйоркца, чтобы хорошо провести время. Я уже открывала вторую бутылку просекко, когда в полночь получила входящий звонок от Эй Джей и Индии.
— Привееееееет! — крикнули они в унисон.
— О, привет, ребята! — сказала я. — Вы бухие?
— Пхах, — пролаяла Индия. — Естественно. Мы только что сходили в Ниса и купили три бутылки вина.
— Круто. Я тоже бухаю.
— Ты с кем там? — спросила Эй Джей, приблизившись к камере.
Я уже почти собралась рассказать им обо всем, что со мной происходит, но мне не хотелось их расстраивать. И, что важнее, гордость не позволяла.
— Ни с кем, — ответила я. — Я сегодня одна.
Мы проболтали пятнадцать минут, и я была очень рада видеть их родные лица и слушать обо всех мелочах, которые с ними происходят.
— Ты в порядке? — спросила Эй Джей перед тем, как попрощаться. — Выглядишь немного грустной.