Ленка промолчала.
— Так потерял? — уточнил Кораблев. Ленка услышала в его голосе надежду, которой никогда не слышала раньше.
— Я не знаю, что ответить. — Ленка решила, что в данной ситуации лучше говорить правду. — Но знай: мне приятно, что ты меня любишь. Мне не наплевать на твои чувства.
— Уж лучше было бы наплевать.
— Это почему?
— Тогда ты послала бы меня. Я бы попереживал немного, успокоился и смирился. А так ведь не пошлешь.
— Нет, не пошлю, — согласилась Ленка.
— Знаешь, мне последние три дня казалось, что у нас все же что-то есть. Ты же любила меня, я точно знаю, хотя ты этого никогда не говорила. А сейчас, сейчас разве не любишь?
— Нет. — Ответ на этот вопрос Ленка знала точно.
— Ну вот ты меня, собственно, и послала, — грустно ухмыльнулся Кораблев.
Кораблев никогда не расстраивался, если его посылали. Он еще в юности свыкся с таким устройством мира: мужчины добиваются женщин, женщины им отказывают, и это нормально. Когда же наоборот — женщина добивается мужчину, а он ее отвергает, — это не нормально.
Но то, что его отшила Ленка, девушка, которую он ну никак не ожидал потерять', было для него ударом ниже пояса. Он уже начал думать, что погорячился, что расстроился раньше времени. «Ну мало ли у нее было курортных романов», — думал он. Потом он поймал себя на мысли, что все еще надеется на продолжение отношений с Ленкой. «Хм, надежда — самое страшное чувство. Хотя, с другой стороны, почему я решил, что у нас с ней больше ничего не будет?»
Ленка точно знала: что бы ни случилось, Кораблев останется в ее жизни навсегда.
Простившись, они не договорились о завтрашней встрече. «Я все равно пойду завтра утром к роднику», — решил для себя Кораблев. Ему не хотелось возвращаться к Юле. Он очень хорошо к ней относился, любил даже, но сейчас ему делалось дурно от одной мысли, что она может поцеловать его при встрече. Он долго ходил кругами, оттягивая свое возвращение к их палатке. Когда тянуть время уже стало неприличным, он просто сказал себе: «Я ей все расскажу, и пусть она сама решает, что делать дальше».
Юля смотрела на Илью. Она все утро репетировала, как расскажет ему правду. Но сейчас она видела его глаза, и слова застыли в горле, она физически не могла ничего произнести. Она уже раз пять открывала рот с намерением сказать: «Илья, нам надо поговорить», но вместо этого получалось: «Илья, хочешь чаю?», «Илья, я пойду искупаюсь?» — или что-то другое, только не то, что ей было так необходимо сказать.
«Ладно, все расскажу ему вечером, — решила она, — хотя глупо откладывать. Чем больше я буду тянуть, тем страшнее мне потом будет это сказать. Ну хорошо, считаю до десяти и все рассказываю». Юля досчитала почти до ста, когда Илья подошел к ней и заглянул в ее глаза.
— Юль, нам надо поговорить.
«Неужели он все узнал? Но откуда?» — испуганно подумала она.
— Прости меня, я последняя сволочь, но я люблю сейчас другую. Может, это со временем и пройдет, я не знаю. Но сейчас я не хочу, чтобы ты была со мной. Ты, конечно, можешь остаться, но я буду спать на улице. Или, если хочешь, я уеду, а ты оставайся тут одна.
Кораблев был честен и жесток. Правда, любовь почти всегда жестока.
В Юле боролись два чувства. Она чувствовала себя оскорбленной, оттого что ее бросили. И в то же время радовалась, что теперь ей не придется оправдываться, объяснять и извиняться. В результате никто никого не победил.
— Знаешь, я хотела сказать тебе то же самое.
«Вот те на! — подумал Кораблев. — Две женщины в один день меня еще не посылали!»
Но Кораблев все же обрадовался, что в Юлиных глазах он не оказался сволочью.
— Знаешь, я уезжать никуда не хочу, давай ты будешь спать на улице.
Ленка возвращалась в свою бухту в противоречивых чувствах: ей было жаль, что у них не получилось с Кораблевым «жить долго и счастливо и умереть в один день», ей было безумно приятно, что он все же ее любит, а еще… еще ей очень хотелось, чтобы любил ее не Кораблев, а Жан.
День был хорошим. Ленка много общалась с Жаном — в основном, правда, на тему дайвинга, но это была Ленкина любимая тема. Вечер тоже был хорошим. Сначала Ленка все же проиграла Рамилю в нарды, благо играли они уже не на деньги, а просто так. Потом она с Людой и Машкой долго сидела у костра, глядя на воду и попивая чудесное домашнее вино. На воду Ленка смотрела вовсе не потому, что была романтичной натурой, а потому, что Жан с Валерой отправились на подводную охоту, и Ленка наблюдала, как под водой движутся их фонарики.
— Ой, я же совсем забыла вам рассказать! — вдруг вспомнила Ленка главное событие этого утра. — Представляете, сбылась мечта идиота! Кораблев сказал, что он меня любит. Как же жаль, что мне этого уже не надо.
— Как это «не надо»? — недоверчиво спросила Машка.
— Ну вот так, не надо — и все!
— Постой, — опешила Люда, — а что, эта Юля уже бросила Кораблева?
— Нет, с чего бы ей его бросать? — удивилась Ленка.
— И что, он просто взял и признался тебе в любви?
— Признался он не просто, а сложно. Он сказал: «Я люблю тебя, стерва».
— А почему стерва-то?
— Да потому, что я рассказала ему, что мне нравится Жан!
— Кто тебе нравится?! — в один голос закричали Машка с Людой.
— Ой-й-й, вообще-то, я не хотела вам говорить… — Ленка поняла, что случайно проболталась. — Ну да, мне нравится Жан. Только я вас очень прошу, не надо ни ему, ни Валере даже намекать об этом!
Машка отчего-то резко побледнела, Люда же залилась румянцем.
— Что это с вами? — удивилась Ленка. — Это же обычное дело, что я влюбляюсь. Правда, сейчас мне кажется, что тут все не совсем обычно. Последний раз я так терялась рядом с мужчиной лет в шестнадцать.
— Лен, понимаешь, дело в том, что… в общем, ты сильно не расстраивайся, но Жан спит с Юлей, — запинаясь, сказала Люда.
Теперь краснеть и бледнеть начала Ленка.
— Не поняла, с какой Юлей? С кораблевской, что ли? Но они же незнакомы! Как они могут спать?
— Они познакомились.
— А вы-то, вообще, откуда это знаете? — В Ленке на секунду проснулась надежда, что девчонки пытаются ее разыграть.
— Мы это знаем, потому что это мы попросили Жана приударить за Юлей. Мы хотели как лучше, Ленка, правда. Мы думали, что тебе судьба быть с Кораблевым, — оправдывалась Машка. Люда потупила взгляд и молчала.
— А что не надо лезть в мою судьбу, вы не думали?
Ленка начала смеяться нехорошим смехом сумасшедшего человека. Машка с надеждой ждала, что Старикова начнет кричать, плакать, рвать на себе и на всех остальных волосы. Но Старикова никогда не кричала и не рвала волосы. Она смеялась.
— Ленка, ну ты же не любишь лысых и бородатых, — извиняющимся глупым тоном растерянно сказала Машка.
— А еще я не люблю Кораблева, — не прекращая смеяться, заметила Ленка.
— Ну, я думала… мы думали, что ты врешь… Ты была такая… грустная, а потом такая счастливая… И ты же всегда уходила рано спать… я думала, мы думали, что Жан тебе не нравится… что ты из-за него уходишь.
— Значит, когда я говорила, что не люблю лысых и бородатых, вы мне верили, а когда я говорила, что испытываю к Кораблеву целый букет чувств, но только не любовь, вы мне не верили?!
— Ну извини нас. — Машкин тон становился все более растерянным. — Что же теперь делать?
— Вот вам уже точно больше ничего делать не надо. Спасибо, уже все сделали. Кстати, за такую трогательную заботу обо мне тоже спасибо. — Ленка начинала отходить от шока и припадка дурацкого смеха. — Теперь уже ничего не изменить, тем более что он оказался сволочью, раз согласился на этот заговор. А сволочи — это моя слабость, я только в них всегда и влюбляюсь. Так что я буду любить его вечно. — К Ленке окончательно вернулось здоровое чувство иронии. — Кстати, Кораблев сволочью не был, поэтому я его и разлюбила, — уточнила она.
— Зато он был психом! — уже бодро и умно сказала Машка.
Ленка все же никак не могла отойти от шока. Ситуация казалась ей хуже некуда. «Идиотка, зачем я только им рассказала! Все же чаще лучше не знать, чем знать». А еще Ленка жутко боялась, что теперь девчонки попытаются все исправить и расскажут Жану про ее чувства. Ей показалось, что она этого не пережила бы.
— Знаете что… — У Ленки созрел план. — Чтобы я была уверена, что вы больше никому ничего не скажете, мы сейчас все дружно пойдем спать.
Люда с Машкой решили не спорить.
Жан чувствовал себя последней скотиной и законченным идиотом. Ну зачем, зачем ему была нужна эта Юля?! Что ему теперь делать с ее чувствами? И как ему теперь посметь приблизиться к Алене?… Надо быть полным идиотом, чтобы собственными руками сделать все, чтобы девушка, которая тебе нравится, была с другим. Его мучил стыд перед Юлей. И перед Аленой.
Он сам не заметил, как начал повсюду искать ее глазами, как начал думать о ней в последние минуты перед сном и в первые минуты после пробуждения.
У Жана всегда было много женщин, и он всех их боялся. Все женщины, с которыми он встречался, хотели выйти за него замуж. Они посягали на самое ценное, что у него было, — на его свободу. Жану часто снился один и тот же кошмар: ему на палец надевают кольцо, и оно очень тесное, оно так давит на палец, что вот-вот оторвет его. И когда он пытается избавиться от сжимающегося кольца, сзади на шею ему набрасывают фату и начинают душить. В этот момент он обычно просыпался.
Со всеми женщинами он был не совсем самим собой. Он играл с ними в игры. С Аленой, как ему казалось, все было бы не так. Она не посягала бы на его свободу и вряд ли захотела бы выйти за него замуж. Ему же отчего-то совсем не хотелось изображать перед ней, что он лучше, чем есть на самом деле, или что хуже. Он восхищался тем, что Алена не строила перед ним из себя ту, кем она не была. Рядом с ней он чувствовал свободу еще сильнее. А еще он знал, что она любит какого-то Кораблева, что ему, Жану, ничего не светит. Он первый раз в жизни испугался. Испугался, что не найдет взаимности. И тогда он решил ее и не искать.