Собственно, это и был тот самый личный вопрос, из-за которого Кехертус позволил себе побеспокоить Зелга в его покоях.
Накануне вечером Думгар деликатно, но твердо спросил, где их славный товарищ предпочитает проводить ночи, ибо ему, голему, доподлинно известно, что в пределах поместья он отсутствует.
Смущенно теребя лапами шелковистую паутину, которую он выпускал всякий раз, когда обстоятельства принуждали его долгое время сидеть на одном месте, Кехертус пояснил, что дело заключается как раз в ней — паутине. Он способен быстро и качественно запаковать любой предмет, и господин Крифиан составил ему протекцию в местном почтовом отделении, где заведующим вот уж лет триста — племянник его сослуживца. И теперь он, Кехертус, работает в ночную смену на почте: пакует бандерольки и посылки и иногда плетет на заказ дарственные шелковые кисеты с милыми узорчиками, кальсоны, постельное белье, перчатки и варежки. С одной стороны, пояснил паук, это занятие несколько охлаждает его охотничий пыл; а с другой — помогает заработать.
Полученные деньги он отсылает в самый старый и солидный банк Тиронги — «Надежные пещеры», открытый кобольдами в Булли-Толли чуть ли не во времена правления Козимы Второго Бережливого.
Пока суть да дело, рассуждал он, пока милорд Зелг отправится в странствие, на поиски Хранителя, а после и Неразрушимых врат, ведущих в Бэхитехвальд, — других источников дохода не предвидится. Кехертус же, как и все пауки, был свято уверен в том, что однажды обязательно наступит «черный день». И этот день нужно встретить во всеоружии — то есть здоровым и очень богатым.
Эти слова нашли отклик в каменном сердце его собеседника. Он полностью поддержал здравую мысль и даже развил ее, посоветовав Кехертусу выторговать у кобольдов разрешение на льготный вклад в обмен на участие в рекламной кампании банка. Паук нашел идею интересной и заслуживающей одобрения.
А потом поведал голему, что, работая нынешней ночью в почтовом отделении, он и обнаружил адресованное ему лично письмо. Послание пришло от любимого дяди, который собирался завернуть в Кассарию по дороге в Нисп. Дядя Гигапонт хотел посмотреть на племянника, которого не видел долгих шесть или семь лет, поговорить о том о сем, вспомнить прошлое.
— После смерти папы и мамы дядя остался главой семейства. Уже только по этой причине я обязан принять его по высшему разряду. К тому же я его люблю и очень по нему соскучился.
— Мессир Зелг, равно как и все его подданные, будет счастлив познакомиться с господином Гигапонтом, — торжественно молвил Думгар. — Я уже распорядился насчет оркестра, красной ковровой дорожки, фейерверков и увеселительных мероприятий. Знамена обновили; столовое золото надраено; парадные доспехи выставлены в пиршественном зале. Само собой, — тут голем окинул Кехертуса таким взглядом, будто собирался шить ему костюм, — к завтрашнему утру мы снимем ворота, дабы ничем не затруднить прибытие вашего дяди.
Паук растроганно покачался из стороны в сторону и, не имея слов, чтобы выразить свою благодарность, вручил голему только что сплетенный носовой платок с монограммой.
— Эх, опять непредвиденные обстоятельства, — пожаловался Такангор, припадая к животворящей струе из высокого кувшина. — Снова неотложные дела задерживают нас в замке. Скоро я порасту мхом и покроюсь пылью. Если бы маменька знали, в каком бездействии находится папенькин боевой топорик, они бы из меня ляпики сделали. Под клюквенным, разумеется, соусом.
— Всего лишь неделя, — откликнулся Нунамикус Пу, щелкая костяшками счетов, — и вы можете спокойно отправляться в путь. Иные воины только мечтают о неделе отдыха.
— Мессир Зелг не слишком хочет покидать Кассарию, — сокрушенно покачал головой минотавр. — Боюсь, он и впоследствии изыщет причину, чтобы задержаться. Ссылается на неопытность и необходимость ежедневных занятий. Однако же опыт приходит во время питья. Я хотел сказать, сражений.
— Ему придется выступить в этот поход, даже если он не желает того. Предназначение — жестокая и непреклонная штука, — сказал скелет. — Правда, дружище Фафетус?
— Правда, — согласился кобольд, протирая тряпочкой очередной шедевр горгоны Ианиды — какого-то чересчур назойливого торговца, пытавшегося всучить ей волшебную мазь от старческих морщин.
Восхищенный затейливой позой и редким выражением лица, Фафетус выпросил временно потерявшего трудоспособность торговца у смущенного Альгерса. Кузнец частенько раздавал друзьям окаменевших бедолаг, имевших несчастье разозлить его супругу, горгону. Правда, она, как могла, старалась сдерживать себя, и потому жертвы ее всегда (или почти всегда) приходили в чувство. А пока действие взгляда не прошло, они, сами того не ведая, служили забавными украшениями различных интерьеров.
Фафетус втиснул в одну холодную руку расписную глиняную кружку, а в другую — плакатик «Всегда свежая бульбякса собственного приготовления. На рассвете — гибкая система скидок. Постоянным клиентам — порция за счет заведения». Отступил на шаг и полюбовался своей работой.
— Красавец! — сказал он довольно. — Такой процентов на двадцать повысит нашу прибыль на этой неделе. А то и более. Я бы и сам пришел на него посмотреть. Это ж надо иметь мозги, чтобы соваться к молодой даме с предложением избавиться от старческих морщин. Его счастье, что он не подкатился со своими грандиозными идейками к мадам Мумезе.
— Ветер судьбы подхватит мессира и сам понесет в нужном направлении, — задумчиво молвил скелет, продолжая прерванный разговор. — Так что, милорд Такангор, наслаждайтесь вашими любимыми напитками в вашем, смею надеяться, любимом баре, пока есть такая возможность.
— Ох, — молвил кобольд, устало падая на высокий стул за барной стойкой, — ох-ох! Сил нет, как уработался. А это только начало: что здесь будет завтра…
— Представляю себе этот наплыв пилигримов. Сколько лет не было настоящего, полноценного Бесстрашного Суда — сюда толпы хлынут, — подтвердил Нунамикус.
— Странно, что сегодня здесь тишина и покой, — хмыкнул Такангор.
— Закон строго воспрещает посетителям появляться в пределах Кассарии хотя бы на день раньше.
— Разумное решение, — согласился минотавр.
— Иоффу сюда калачом не заманишь — ему сейчас нужно осуществлять общее руководство и готовить Виззл к приему приезжих. Они с сыновьями просто с ног сбились: деревню и украсить надо, и обезопасить. Ибо разные бывали случаи. Альгерс все никак в себя не придет после пятницы. Что-то он уж чересчур повеселился, а Ианида эти дни не в настроении…
— Заметно. — И минотавр указал рогами на торговца с плакатом.
— Вот-вот. Явился он, значит, домой — правда, кружным путем добирался, болото как-то захватил, но все-таки честно дополз до супружеского гнезда, а она очами повела… Словом, убытку мне рупезы на три в день. Альгерс обычно вкушал горячительных напитков на три рупезы. — И скелет что-то записал в своем гроссбухе. — Отвращение у него к питию. И раньше такое замечали, но на следующий день проходило. А тут уж скоро неделя, как трезвость блюдет.
— Да. — Такангор сочувственно поморгал. — За душу берет. Ну что, Фафетус, давай я поправлю ваше финансовое положение. Сооруди-ка мне две порции «Марш скелетов», один кувшинчик старого доброго «Дыхания дракона» и похвастайся своим новым коктейлем. Гописса мне все уши прожужжал.
— «Подвиг Гописсы», — сказал польщенный кобольд, — это удивительно бодрящий, вдохновляющий на благородные деяния, освежающий напиток. Правда, вам, милорд Такангор, есть смысл заказывать его сразу бочонком. Он чересчур легкий, чтобы всколыхнуть такую основательную душу, как ваша. Его крепость рассчитана на библиотекарей, трактирщиков, почтальонов и прочих работников умственного труда. Не исключено, впрочем, что он придется вам по вкусу.
— Придется, придется, — заверил его добрый минотавр. — А для верности я пригублю вон то серебряное ведерко «Гнева Мунемеи». Кстати, ты когда-то собирался мне рассказать, откуда такое название, но не успел.
— С удовольствием, — сказал кобольд, колдуя за стойкой. Он что-то встряхивал, смешивал, нюхал, смотрел на свет, брызгал, крошил, снова перемешивал и снова подносил к глазам…
Такангор отдыхал душой, глядя на все эти манипуляции. Это истинный мастер своего дела. Не какой-нибудь Кашхаза из таверны «Рыбья голова».
— История названия этого особенно дорогого для меня напитка уходит в далекое прошлое и весьма занимательна…
Что-то не так было с названием «Гнев Мунемеи». Явно не так. Сглазил его кто-то, что ли? Но и в этот раз Фафетусу не удалось продвинуться дальше вступительного слова.
— Приветствую вас, братья и други! — донеслось от дверей. — Какую прекрасную жертву выставили вы у входа в этот храм утоления и возлияния. Может ли странствующий жрец промочить здесь горло и обратиться к вам с речью?
И в дверном проеме нарисовался Мардамон, чье внезапное и весьма шумное появление уже второй день горячо обсуждалось в Виззле и его окрестностях.
Жрец с восторгом огляделся по сторонам.
Мрачное очарование грота, в котором расположился бар «Расторопные телеги», явно пришлось ему по вкусу. Он оценил стертые каменные ступени, корявое дерево с филином, бассейн с водопадиком и странное существо, водившееся в бассейне и время от времени кричавшее дурным голосом на нерасторопных официантов. Его не могли оставить равнодушным каменные столы и тяжелые табуреты, сделанные из старых пней.
Мардамон прошелся по бару кавалерийским шагом, трепетно провел рукой по тяжеленной столешнице из черного гранита, заглянул под стол, проверил его устойчивость.
— Какой прекрасный стол, — сказал он горячо. — Наверное, на нем чудесно совершать жертвоприношения.
— Никогда не рассматривал его с этой точки зрения, — пожал плечами скелет.
— И напрасно.
— По первому вопросу — никаких возражений, — заявил кобольд, пресекая дальнейшие попытки жреца обсудить назначение стола. — Изучайте карту напитков и пейте сколько войдет. Что же до речей, то речи здесь произносят только по поводу пития.