. А вообще-то я помню тот выходной, когда ты сделал эти снимки.
Анна(вспоминая свое юное бунтарство). Они, небось, думали, меня дома нет, потому что я где-то там набираюсь опыта, полезного для будущей карьеры социолога.
Маргарета. Ты не так уж часто интересовался собственными детьми. Даже когда она родилась, тебя не было рядом. Ты не сидел, не волновался в приемной.
Анна. Знали бы они, какого рода опыта я набиралась в это время. О Боже! (Держит перед собой одну из фотографий — смеется.)
Хенрик. Это же не от меня зависело.
Маргарета. Впрочем, я этого и не хотела. (Анне.) Ты пожелала явиться на свет на две недели раньше срока.
Анна. Ничего удивительного. (Роняет пачку фотографий.)
Маргарета. Ты поаккуратней с фотографиями... Я их так берегу... Это... воспоминания, переживания.
Анна. Переживания?
Маргарета. Самое дорогое, что у меня есть в жизни.
Эва. Всякие мелочи.
Маргарета. Которые всегда с тобой.
Эва. Их ничем не заменишь.
Хенрик. Я подберу.
Анна. А то можно подумать, будто все приснилось.
Эва. А у меня фотографий нет.
Маргарета. Наверняка у тебя их полным-полно.
Эва. Ни одной.
Маргарета. А свадьба, путешествия, праздники?
Эва. Эти не в счет.
Маргарета. Не в счет?
Хенрик. Тогда я был дежурным врачом. Работал по шестнадцать часов в сутки. В Каролинской больнице, в отделении грудной хирургии.
Анна. В белом вине калорий, наверно, не очень много, правда?
Хенрик. Ни одного выходного дня.
Маргарета. В то время как раз и родилась Эва. Я была тогда так влюблена.
Хенрик. Даже в Страстную пятницу.
Эва. На сто граммов семьдесят девять калорий.
Маргарета. Тогда ты был таким обаятельным и веселым.
Эва. Красное полезней, чем белое.
Анна. Вот уж не думала.
Эва. Я тоже не знала.
Маргарета. Я влюбилась с первого взгляда. Меня точно молнией сразило, когда я тебя увидела.
Анна. А где вы познакомились?
Маргарета. Он был дерзким и в то же время пугливым.
Эва. И куда все это делось?
Маргарета. Я им восхищалась. Он учился на врача. Был умный. Ласковый. Веселый. В тебя тогда нетрудно было влюбиться. Очень даже легко. (Анне и Эве.) Он был из тех мужчин, какие нравятся женщинам.
Эва. L’homme à femme[24].
Маргарета. Но он редко бывал дома. Для семьи... для вас... времени у него не хватало... Но в ту пору все мужчины были такими.
Хенрик. Я работал иногда с семи утра до двенадцати ночи. Трудные дни для молодого дежурного врача. Рабочее время не нормировано. Я ходил как во сне.
Эва. И во сне женился.
Маргарета. В нем было много мальчишеского.
Эва. Вроде как у...
Анна. Как можно так говорить о человеке в его присутствии? Совсем охренели.
Эва. Папа!
Маргарета. Я говорю о том, каким он был. А не о Хенрике, который сидит здесь.
Хенрик. А что, разница так уж велика?
Эва. Que sera, sera[25].
Маргарета. Для меня — да. Велика.
Хенрик. Вот как...
Маргарета. Да.
Хенрик. Печально.
Маргарета. По-моему, тоже.
Анна. Это очень серьезно, черт возьми!
Маргарета. Он предоставлял мне одной управляться с домом. А я была молодой, жизнерадостной женщиной, которая ждала от жизни совсем другого... Конечно, несколько лет мы были счастливы... но потом, потом...
Анна. Что потом?
Маргарета. Потом... Жизнь никогда не бывает такой, как ты воображаешь и мечтаешь, пока молода и наивна.
Эва. Нет, всего в этой жизни не получить никогда.
Анна. Ну, так что же дальше, расскажи!
Эва. Что произошло?
Анна. Вот именно.
Хенрик. Ничего. Совершенно ничего.
Эва. Это уже становится интересным.
Хенрик. Уверяю вас, ничего.
Анна. Что все-таки произошло?
Хенрик. Просто так оно получилось.
Маргарета. Так вышло.
Эва. Que sera, sera...
Маргарета. Столько воды утекло с тех пор.
Анна. Точно!
Хенрик. Есть вещи, которые касаются только нас с Маргаретой и никого больше.
Маргарета. Что бы там ни было, все это кажется теперь почти нереальным.
Хенрик. И все же нам было неплохо. Лучше, чем многим другим.
Эва. Чему быть, того не миновать...
Анна. Нет, елки-палки, это касается не только вас. Все, что происходило, когда я была ребенком, касается меня, ведь я знаю, что была в это втянута, что меня использовали, и меня наизнанку выворачивает при мысли, что ничего уже не исправишь... А я тоже имею право думать, знать и жить.
Эва(сопровождая слова мимикой). Да, да, да, да, да, да!
Анна. У меня отняли свободу! Мне никогда не говорят правды, хотя она здесь, словно спрятанный труп! Чего удивляться, если мне кажется, будто все вокруг лгут. Потому что вы сожрали меня, прежде чем я успела что-нибудь почувствовать... Но я не дура. И голова у меня варит... и сердце тоже. Я не дура. И я хочу, чтобы мне вернули свободу.
Эва. Для тебя свобода в том, чтобы командовать.
Хенрик. Да нет же, нет... Никто не говорил, что ты дура.
Анна. Я хочу знать, что произошло. Я хочу знать, почему мне так чудовищно плохо. Я не хочу, чтобы мне мешали. Не хочу биться головой о стенку. Они deliberately[26] лишают меня свободы. Что произошло с папой?
Хенрик. Не понимаю, о чем ты!
Анна. Понимаешь!
Хенрик. Нет!
Анна. Я же знаю!
Маргарета. Наверняка есть много причин, почему тебе иногда бывает чудовищно плохо. И вина тут не только наша с отцом.
Анна. Этого я и не говорю!
Маргарета. Я так устала от бесконечного копания в наших чувствах. Вечно копаться вместо того, чтобы что-нибудь предпринять.
Анна. Какие там чувства — у тебя их нет!
Хенрик. Мы были самыми обыкновенными хорошими родителями и старались делать как лучше.
Маргарета. И проблем у нас было не больше, чем у других.
Хенрик. Скорее даже меньше. Приличный достаток, уютный дом, здоровые, гармоничные дети...
Маргарета. Так, по крайней мере, было прежде.
Хенрик. Да, дети почти никогда не болели.
Маргарета. И я не желаю больше это обсуждать. Хватит, говорю я, хватит!
Эва. Ненавижу...
Хенрик. Не о чем больше говорить!
Анна(со зловещим спокойствием). Что вы сотворили со мной, вы, оба вместе или каждый в отдельности? Со мной... Можете вы это объяснить или нет?
Маргарета. Больше всего на свете мы беспокоились о том, как сложится ваша судьба.
Хенрик. Это беспокоит всех родителей. Я не помню, чтобы у нас с Маргаретой были когда-нибудь серьезные конфликты.
Анна. Но для меня в том-то как раз и состоял конфликт, что у тебя не было конфликтов с ней.
Хенрик. Вот как...
Эва. Вы беспокоились о нас?
Анна(Хенрику). Может, ты встретил другую женщину? У тебя были любовницы? Это я могу понять.
Хенрик(Маргарете). Не обращай внимания.
Маргарета. Беспокоились об Анне, конечно... из-за ее трудного материального положения, из-за странных отношений с разными мужчинами... ну и из-за всего прочего...
Анна(достаточно громко). А может, ты меня трогал? (Пауза.) Как-нибудь так?
Эва(словно щелкнув бином). Ну хватит!
Анна. Так что же?
Эва. Piss off![27]
Анна. Как-нибудь так?
Эва. Shut up! Заткнись!
Анна. Было такое?
Эва. Давай, Анна, валяйся в дерьме!
Анна. Папа! Скажи же что-нибудь.
Маргарета. Что ты такое говоришь?
Анна. Я спрашиваю.
Хенрик. О чем ты?
Эва(хватает Анну). Ну нет, определенно, это уже слишком!
Маргарета. Ничего не понимаю.
Хенрик. Трогал тебя? Каким образом?
Маргарета. Бил тебя, что ли? Да мы тебя ни разу пальцем не тронули.
Хенрик. Бил тебя?
Анна. Таким образом, который можно истолковать превратно. Который мама могла истолковать превратно.
Хенрик. Я! Да никогда в жизни!
Маргарета. Что ты такое говоришь?
Анна. Я просто хочу знать.
Маргарета. Но это... чудовищно... чудовищно...
Анна. Ну, папа?
Эва. Грязная обезьяна!
Маргарета. Как ты можешь... намекать...
Эва. Ты зашла слишком далеко.
Хенрик. О чем вы говорите?
Анна. Ничего не знаю.
Эва. Sick... she is sick[28].
Анна. Я не больна.
Эва. She is a crazy dog[29].
Анна. Я — не сумасшедшая.
Маргарета. Безусловно, сумасшедшая.
Анна. Я не параноик.
Хенрик. Ничего не понимаю.
Маргарета. Я тоже.
Анна. Знаю только, что я оскорблена. Оскорблена до самых потрохов.
Маргарета. Ничего ты не оскорблена! Это мы оскорблены, оскорблены и унижены. Я чувствую себя оскорбленной до глубины души! Если ты понимаешь, что говоришь...