Эва. Нет, нет.
Анна. Этакие девочки под мальчишку...
Эва. Нет.
Анна. Точно. Неужели ты не знала? По ним никогда не скажешь, в самом ли деле они straight[38].
Пауза.
Анна. Со мной этот номер не пройдет, Эва. Я знаю, что ты им врешь, чтобы не расстроить. Знаю, что ты врешь обо всем, чтобы они могли сохранить свою вселенную, свой космос, свой мирок.
Эва. Я вру?
Анна. Ты никогда не решишься показать им собственную the dark side of the moon[39].
Эва. А в чем она состоит?
Анна. Ты сама говорила мне, что спишь с Матиасом только раз в месяц. А потом идешь в туалет и блюешь.
Хенрик. Что ты сказала?
Эва. Это моя проблема... Давняя... Да и никакой проблемы тут нет. Все об этом знают.
Пауза.
Маргарета. Да, но...
Эва. Это наша... как бы ее назвать... трагедия.
Анна. Красивое слово. (Пауза.) О, по твоему голосу слышно, как глубоко ты увязла.
Эва(беспечно). Да, я увязла в глубоком кресле.
Маргарета. Не выволакивай наружу еще и это.
Эва. А почему бы нет?
Маргарета. Есть вещи, о которых говорить нельзя!
Хенрик. Анна может.
Маргарета. По-моему, вы оба так хорошо справляетесь с этой... ситуацией.
Хенрик(Анне). Ты приняла какие-нибудь таблетки?
Анна. Таблетки принимает Эва.
Эва. Ситуацией?
Анна. И вы что, уже окончательно... сдались?
Эва. Слово мне не нравится.
Хенрик. Окончательно сдаваться нельзя.
Эва. Нельзя.
Пауза.
Маргарета. Хенрик!
Анна. Налей и мне.
Хенрик. Черт возьми!.. Стаканчик виски — не главная проблема в жизни.
Маргарета. Для тебя как раз главная. (Пауза.)
Эва. Нет, я не сдалась.
Хенрик. Этого делать нельзя.
Маргарета. Поставь бутылку сюда, чтобы мы видели, сколько ты наливаешь.
Анна. Знаю.
Эва. Ничего ты не знаешь!
Маргарета. Ты тут ни при чем... у тебя нет никакого физического изъяна.
Эва. Ты не можешь знать, каково это.
Маргарета. И у Матиаса тоже.
Эва. Мы оба тут ни при чем. Но я не могу выносить ребенка. Ни один ребенок еще не вышел живым из моего тела.
Маргарета. Ты не должна так говорить.
Хенрик. Правда, не надо.
Эва. Почему?
Анна(вскользь). Ты хорошо смотришься с бутылкой в руках, папа.
Эва. Почему?
Маргарета. Звучит как-то страшно.
Хенрик. Нельзя так смотреть на саму себя.
Эва. Как? (Пауза.) Как на могилу?
Хенрик. Так неприязненно, так мрачно.
Анна. А что в этом веселого?
Эва. Это и в самом деле мрак.
Анна. Мать хочет, чтобы в ее жизни все сияло улыбкой, но жизнь вокруг не слишком-то улыбчива.
Хенрик. Сейчас речь не о тебе.
Маргарета. В кои-то веки.
Анна. Я знала, что ты это скажешь.
Эва. А в общем... Совершенно неважно, протяну ли я еще семнадцать лет вот так. С Матиасом.
Маргарета. Что ты хочешь сказать?
Эва. Или напоследок попытаюсь с кем-нибудь другим. Ведь это я...
Анна. Тогда он погибнет, тогда вмиг развалится весь его устойчивый мир. Если ты принесешь в подоле черненького ублюдка.
Маргарета. Еще не поздно. Ты не должна сдаваться.
Эва. Это я хочу ребенка.
Маргарета. Ты не должна сдаваться.
Эва. А он просто будет рад, если я буду рада.
Маргарета. Сдаваться никогда не следует.
Эва. Я и не сдаюсь.
Анна. Но так ведь продолжать нельзя.
Маргарета. Последнее слово не за нами.
Анна. Ты должна как можно скорее что-то сделать! С самой собой.
Эва. Что именно?
Анна. Мне жутко слушать ваш разговор. (Пауза.) Душа леденеет, когда вас слушаешь.
Маргарета. Помолчи, Анна.
Анна. В этой стране пока еще не отменили свободу слова.
Эва. Ты думаешь?
Маргарета. По крайней мере, в прошлом году ты еще не сдавалась.
Анна. Ты стала похожа на стеклянную палку в меду.
Эва. Нет.
Анна. На прихваченную морозом паутину.
Маргарета. Ни в коем случае не сдавайся.
Анна. А за кем последнее слово? За кем?
Маргарета. Я просто думала о Провидении. Последнее слово за ним.
Эва. Хотя... мне кажется... уже начинается.
Хенрик. Что именно?
Маргарета. Что начинается?
Эва. Конец... отчасти.
Маргарета. Конец?
Эва. Ну да, всему этому... Во всяком случае, осенью мне стукнет сорок три.
Маргарета. Нет...
Анна. Да, ей будет сорок три... А мне тридцать восемь.
Эва. Я — зрелая женщина (Смеется.)
Анна. Гольфов мы больше не носим.
Эва. Господи, мне сорок три!
Маргарета. Эва, но...
Эва. В каком-то смысле я сдалась.
Маргарета. Детка... не надо так говорить.
Эва. Перестань.
Анна. Оставь ее в покое.
Маргарета. Что с тобой, дорогая?
Эва. Ничего. Отстань. (Пауза.) Почему вы не слышите, чтó я говорю?
Маргарета. Мы слышим.
Хенрик. Конечно.
Эва. Ничего не выйдет. Кончено. Умерло.
Хенрик. Что умерло?
Маргарета. Ты о своем браке?
Эва. О нем.
Анна. С Матиасом.
Эва. Вообще обо всем.
Хенрик. Конечно же, ничего не кончено.
Эва. Это было бы слишком хорошо.
Анна(Хенрику). Ни черта ты не знаешь, ни хрена ты не знаешь о своих детях!
Эва. А почему бы нашему браку и не кончиться?
Маргарета(Анне). Может, тебе лучше пойти полежать в своей комнате?
Анна. В моей комнате? Там же теперь папа спит. Рядом с корзиной для белья и гладильной доской.
Хенрик. У вас хороший брак. Очень хороший.
Эва. Вот как?
Анна. На посторонний взгляд?
Хенрик. Вы живете друг с другом так хорошо, как только могут жить двое взрослых людей, — вы друг другу подходите, работа у вас интересная, деньги есть, красивый дом...
Эва. С большим садом...
Маргарета. С большим садом...
Эва. Где нет играющих детей.
Анна(Хенрику). Какие глупости ты говоришь. Неужели ты такой глупый?
Эва. Впрочем, ко всему привыкаешь. К тому же у меня не нашлось бы времени заниматься детьми.
Маргарета. Если бы это было так уж важно, вы могли усыновить ребенка. Несколько лет назад вы же собирались в Шри-Ланку.
Хенрик. Правда, у вас был такой план.
Анна. А что сказали бы в районе сплошных вилл... если бы в одной из них завелась вдруг этакая взятая напрокат ржаная булочка?
Хенрик. Придержи язык!... Анна, милая.
Эва. Все уже было подготовлено.
Анна. Все бумаги выправлены. И вы ждали ответа.
Эва. Мы уже выслали пять тысяч тамошней женщине.
Анна. И тут пришел ответ.
Маргарета. Всего пять тысяч?
Эва. Нам позвонили и сказали, что можно ехать. Мы взяли билеты на самолет, сделали прививки, накупили всяких детских вещей.
Анна. И я обещала, что встречу вас... что мы с Йоном будем ждать в аэропорту.
Эва. И в тот день, когда нам лететь, Матиас вдруг говорит: «Я не полечу».
Анна. Господи, ужас какой.
Эва. «Я тоже не полечу», — сказала я.
Маргарета. А кто это был? Мальчик?
Эва. Он вдруг почувствовал, что не хочет, что нельзя нам туда лететь усыновлять ребенка и тем самым показывать, что своего мы родить не можем.
Маргарета. Это был мальчик?
Хенрик. Когда это было?
Эва. Нет, девочка... Это была последняя попытка.
Хенрик. Ты никогда об этом не рассказывала.
Маргарета. Ты никогда мне этого не рассказывала!
Эва. Прости.
Маргарета. Почему ты ничего мне не сказала?
Хенрик. Давно это было?
Эва. Нет. (Спокойно.) Я далеко не все рассказываю.
Маргарета. И ему вдруг расхотелось?
Эва. Да.
Маргарета. Подлец!
Анна. А я все это чувствую, это слышно по тому, как вы говорите друг с другом. Что уже ничего нет... Но о таких вещах не рассказывают, пока все не перегорит. Об этом рассказывают месяцы спустя после того, как все решилось.
Эва. Что именно?
Анна. Что все кончено. И вы решили разойтись.
Эва. Кончено?.. Разойтись?
Хенрик. Ничего они не решили.
Маргарета. Ничего не кончено!
Анна. Кончено. Между вами все умерло. Все похоронено.
Маргарета. Что за чушь ты городишь!
Хенрик. Ты что, этого хочешь?
Анна. Нет, но между ними ничего не осталось. Кончились взаимные укусы, ехидство — все застыло, как в консервной банке.
Эва. Звучит грустно.
Анна. Так это, черт возьми, и в самом деле не шутка.
Маргарета. Неужели тебе мало твоих собственных проблем? По-твоему, брак, продолжавшийся семнадцать лет, может вот так взять и рухнуть... а мы бы ничего не заметили?
Анна. Безусловно. Вы же не замечаете, что сами рухнули.
Хенрик. Что же, по-твоему, нам делать?