Вскоре машина остановилась.
Мэтт открыл глаза и посмотрел в окно:
– Что ты делаешь?
Они стояли на гравийной парковке «Трубоукладчика» – единственного во всем Адейре бара. До убийства Шарлотты его родители время от времени сюда заглядывали, обычно на дни рождения друзей или сбор средств для футбольной команды.
В пятницу вечером на стоянке яблоку негде было упасть, ведь это питейное заведение по-прежнему оставалось единственным во всем городе.
– Судя по твоему виду, тебе сейчас не помешает выпить, – произнес Ганеш.
– Мне сейчас не помешает принять душ.
– Идем, пропустим по стаканчику.
В случае с Ганешем одним стаканчиком не ограничивалось никогда. Но его компания Мэтту нравилась, к тому же, «Адейрский мотель» явно не тянул на пятизвездочный отель.
– Но только по одному, – согласился Мэтт.
– Конечно-конечно. Теперь мой список баров пополнится еще одним названием.
Некоторым хочется посетить каждый из пятидесяти штатов, другим разбить палаточный лагерь в каждом заповеднике, третьим отобедать в каждом мишленовском ресторане. Что же до Ганеша, то он стремился выпить в каждом из самых необычных баров на всем белом свете. Хвастался, что в Швеции был в баре, выстроенном полностью изо льда, на Украине – в заведении в виде гроба, в Южной Африке – в кабаке, оборудованном в стволе дерева возрастом шесть тысяч лет, в Токио – в баре для вампиров, во Флоренции – в местечке, украшенном исключительно женским нижним бельем, и далее в том же духе. Но теперь его ждало разочарование.
«Трубоукладчик» в полной мере вписывался в голливудские представления о закусочной небольшого городка. В нем имелась длинная, не в меру отполированная стойка, за которой уныло сидели на табуретах несколько местных, пялившихся на свое отражение в этом заляпанном зеркале. Пара закаленных непогодой фермеров, рабочие с завода по производству ирригационного оборудования, несколько старожилов с морщинистыми лицами и пьянчуга. Но в кабинках и за столиками публика собралась помоложе. Стильные пары – «белые воротнички» из «Ирригационных систем Адейра», а также довольно просто одетые парни и девушки немного за двадцать, метавшие дротики и игравшие в бильярд.
Когда Мэтт переступил порог, они все замерли и уставились на него. Это напомнило ему Мексику, когда в джунглях вдруг воцарилась тишина: звери затихли, почувствовав чужака. И угрозу. Тишина воцарилась лишь на какую-то секунду, затем бар вновь привычно загудел.
– У меня для тебя сюрприз, – сказал Ганеш.
Мэтт прищурился.
Из глубины бара показались знакомые лица. Впереди шла Кейла, гламурная, как и всегда. Сзади над ней каланчой нависал Ву-джин, за ним шагала София в армейской цвета хаки куртке. Замыкал строй Кертис, единственный афроамериканец во всем баре. Такую компанию трудно не заметить. Ганеш притащил весь «Остров потерянных игрушек» из Рубин-Холла. Чтобы приехать сюда и побыть с Мэттом, они бросили все свои дела. Он едва сдерживал бурлившие в груди эмоции.
– Вам совсем не обязательно было приезжать, – сказал парень, заключая в объятия сначала Кейлу, потом Софию.
С Ву-джином, не любившим обнимашек, Мэтт стукнулся кулаками, а Кертиса приобнял за плечи.
Они уселись за двумя высокими столами. Ганеш с Ву-джином направились к стойке за выпивкой.
Все мужики, как обычно, пялились на Кейлу, которая давно к этому привыкла. Старики тоже искоса поглядывали на нее, то украдкой, а то и совсем откровенно.
– Смотри! – воскликнула София. – Это же старый музыкальный автомат. – Затем схватила Кейлу за руку. – Мы сейчас придем.
Девушки уверенно протиснулись сквозь толпу, подошли к автомату и, хихикая, стали тыкать пальцами в замызганное стекло. Вскоре помещение заполнили аккорды Highway to Hell AC/DC. Это была одна из любимых групп отца, и к горлу Мэтта подкатил комок.
– Ты в порядке? – уточнил Кертис.
– Так непривычно… Снова оказаться здесь…
Мэтт опять посмотрел в сторону музыкального автомата. С девчонками разговаривали два каких-то типа. Когда один из них что-то сказал Софии, та захохотала. Кейла же их напрочь игнорировала – ее обычный образ действия.
– Когда вы все сюда приехали? – спросил Мэтт. – В смысле, как смогли меня обскакать?
– Утром Ганеш разослал всем сообщения. Сказал, что купил всем билеты и забронировал в мотеле целое крыло, – объяснил Кертис.
Часто можно услышать, что богачи совсем другие. Ганеш во многих отношениях был такой же, как все. А по стандартным меркам Нью-Йоркского университета считался самым обычным: талантливый парень, поселившийся в убогой квартирке, то и дело покуривавший травку и пытавшийся клеить девчонок. Вместе с тем он и правда был другой. За фасадом его эксцентричности скрывалась бескомпромиссность. Всем хотелось сходить на концерт, а билеты уже проданы? Он договаривался с музыкантом и устраивал приватную вечеринку, на которой тот выступал. Друзья не могли позволить себе поездку на весенние каникулы? Он арендовал самолет и снимал на берегу целый дом. Билеты на «Гамильтона»? Да легко. Бронирование мест в «Поло Баре»? Да без проблем. Материальная сторона жизни Ганеша не интересовала. Он ценил лишь жизненный опыт и дружбу. Деньги, всегда имевшиеся у него в наличии, болтались где-то на заднем плане как средство для достижения целей. Так что богачи и правда другие.
Кертис долго не сводил с Мэтта задумчивого взгляда.
– С тобой точно все в порядке? Если хочешь поговорить или уйти отсюда, то мы…
– Нет-нет! – возразил Мэтт. – Видеть вас, собраться всем вместе, как в самый обычный день, – это как раз то, что мне нужно.
Девушки вернулись обратно.
– Куда, на хрен, запропастилась наша выпивка? – спросила Кейла, оглядывая бар.
– Эти парни к вам приставали? – спросил Мэтт.
– Мы живем в Нью-Йорке, папочка, – ответила она, – думаю, мы справимся.
Он улыбнулся – колкость всегда лучше жалости.
– Представляешь, – со смехом сказала София, – одного из них зовут Молния, второго Шторм. А их брата, как они меня заверили, Гром. Я не вру.
Наконец с выпивкой в руках возвратились Ганеш и Ву-джин. Кореец нес и стакан воды для Кертиса.
Совсем скоро София разглагольствовала о политике и последней волне негодования в Твиттере, парни завели разговор на темы спорта, а Мэтт с Кейлой по привычке вступили в яростный спор о том, кто из режиссеров лучше. Будто все собрались в Purple Haze в самый заурядный пятничный вечер.
– Да твой М. Найт Шьямалан Джордану Пилу в подметки не годится, – наседала Кейла.
– Признаю: Пил вдохнул в жанр ужасов новую жизнь. Сделал умнее, снабдил общественными комментариями. Но скажу тебе только два слова: «Шестое чувство».
– Подумаешь, у меня есть два своих, которые я могу тебе сказать: «Повелитель стихий». Кошмар. К тому же Пил не играет с таким надменным видом в собственных фильмах эпизодические роли.
– Ну да, ненавидеть М. Найта сегодня модно.
– Ты хочешь сказать, мое мнение всего лишь дань моде? – Кейла сделала глоток пива и вперила в него взгляд.
Когда она злилась, в ее прекрасных глазах вспыхивали огоньки.
– Эй, вы, полегче! Когда вернусь со следующей порцией, чтоб этот ваш идиотский спор был закончен, – прикрикнул на них Ганеш и направился к барной стойке.
Кейла поняла, что вела себя… словом, как Кейла. Мэтт мог бы ее за это обнять.
– Прости, – сказала девушка, – не надо мне было…
Он потянулся через стол и накрыл ладонью ее руку.
– Если твои взгляды когда-либо и будут данью моде, то только потому, что законодательницей этой моды будешь ты сама.
У нее заблестели глаза, словно Кейла собиралась сказать о его семье что-то такое, от чего они оба бы заплакали. Но тут же тряхнула головой, избавляясь от наваждения и понимая, что так делать ей не нужно.
– Я просто не пойму, как можно до такой степени любить Шьямалана.
Лицо Мэтта вновь расплылось в улыбке. Вообще-то она была права, ведь большинство снобов, изучающих кинематографию в университете Нью-Йорка, на М. Найта Шьямалана смотрели свысока. Но Мэтт любил его фильмы; в их основе лежала судьба – герои не догадывались, что к тому или иному финалу их привела вся совокупность жизненных поступков; все в одночасье обретало смысл; они находили свое предназначение.
Течение мыслей Мэтта прервал поднявшийся в баре шум. Хотя его со всех сторон обступали посетители, он все же углядел копну кудрявых волос и тут же все понял.
– Вот черт! – воскликнул Мэтт, вскочил со стула и стал продираться сквозь толпу.
У барной стойки стоял Ганеш, меряясь взглядом с троицей парней.
Не признав в них знакомых, Мэтт положил руку другу на плечо:
– В чем дело?
Ганеш с силой стиснул зубы и сжал кулаки. Рядом с Мэттом внезапно материализовались Ву-джин и Кертис.
– Давайте-ка разойдемся, – предложил Кертис, – оно того не стоит.
Буравя Мэтта и его друзей глазами, один из местных – коротко стриженный и со шрамом в виде буквы «С» на скуле – громко бросил своим приятелям:
– Вы когда-нибудь слыхали, чтобы в бар вошли черный, китаец и террорист?
Троица закатилась хохотом.
Кейла тихонько подошла к Мэтту и прошептала на ухо:
– Да плюнь ты на них.
Он знал, лучше было послушаться ее, но вместо этого, глядя противнику прямо в глаза, ответил:
– Кореец.
– Что?
– Он не из Китая, он из Кореи, – объяснил Мэтт, глядя на Ву-джина.
Противник расправил плечи и двинулся на него.
Ву-джин попытался разрядить обстановку:
– Нам не нужны проблемы.
Главарь троицы повторил его слова, издевательски изображая азиатский акцент.
– Ну да, ты не хотеть иметь никакой проблема. Он тебе давно нравиться.
Опять грянул хохот.
– Может, выйдем поговорим? – предложил Ганеш, выступив вперед перед Мэттом. – Или без Жирдяя и Говнодава у тебя кишка тонка?
С этими словами он смерил взглядом двух парней, стоявших по обе стороны от своего главаря. Это была реплика из фильма «Судья». Они вместе его смотрели, но типы напротив были полными невеждами.