той, на его слова больше никто не купится. Ты можешь вернуться. Если скажешь, что бывший советник оклеветал тебя, вполне возможно, тебе поверят. В конце концов, ты умеешь убеждать.
– Я рад, что Триан больше не льет свою ложь в уши моему народу, но мне самому уже неважно, где жить. К Хельми я бы вернулся, но, выходит, опоздал. Это самая плохая новость, что ты мог принести. – Глаза Амартэля затуманились. – Я редко сожалею о содеянном. Мы совершаем ошибки для того, чтобы учиться на них, а не тратить время на пустые терзания. Случившееся на Оссианде мне довольно быстро удалось загнать в глубину сознания, помнить ровно настолько, чтобы постараться не повторить впредь, но не мучить себя, перебирая в мыслях подробности каждую ночь. С воспоминаниями о твоей матери так не выходит. А теперь появилось еще больше поводов жалеть, что я не мог остаться. Что до возвращения в Риадвин… зачем это мне? Кем я там буду? Правителем клана, которого больше здесь нет? Просто одним из амдаров где-то на окраине? Мне ведь даже в Алмазный Совет не попасть. Здесь же я, по сути, второе лицо после правителя. Я пришел сюда гостем, но с годами моя репутация и желание проявить себя позволили мне добиться большего. Так для чего же мне покидать Эммеру? Конечно, в Риадвин осталось несколько моих друзей, но среди морианов они тоже есть. Куда важнее другое. Ты сказал, что Алая Сфера утрачена. Если она не у Триана, то у кого?
– Забудь про нее, Амартэль, она больше не в нашем мире.
– Уверен, что возможности ее вернуть нет? Тогда необходимо создать новую. Теперь это уже сложнее, чем тогда, а скоро может и вовсе оказаться поздно.
– Ты только что говорил, что не хочешь повторения истории с Оссиандой.
– Больше никто не станет мне мешать, и устраивать новое бедствие не придется. К тому же повторить подобную катастрофу и при желании не очень легко, для этого нужно много помощников.
– Послушай, если ты и вправду любил мою мать, ты меня поймешь. Возможно, тебе в Риадвин делать и нечего, но туда хочу вернуться я. Там живет амдари, которая мне очень дорога. Я хочу прийти туда не чужаком-полукровкой, хочу называться своим настоящим именем и не стыдиться его. Будь ты и впрямь преступником, я бы с этим смирился, но, если твоя дурная репутация – плод клеветы, я хочу, чтобы ты объяснил это остальным. – Полуэльф не знал, как еще убедить этого амдара с лицом Ломенара из будущего, со странными нездешними глазами.
– Это ты не понимаешь, Ломенар. – Амартэль нахмурился, и чистый лоб прочертила морщинка. – Хельми была со мной, зная обо мне лишь с моих слов и доверяя им. Однажды соседи Филлит меня увидели мельком. Время было позднее, я думал, все уже сидят по домам, и не стал менять внешность. И еще я создал шарик света, чтобы не споткнуться в темноте. Обычно я более осторожен, но я и так целыми днями жил, не видя солнца. Конечно, из погреба я вышел не в кромешную тьму, да и там сидел при свете, но все же этого мне было мало. К тому же привык, что к ночи улицы пустели. А в тот раз не повезло. У соседнего дома стояли двое, они заметили меня, разглядели, что я даже внешне не человек, а уж светящийся шар, летящий передо мной… Вскоре они, вооружившись топорами и палками, обступили дом Филлит, заколотили в дверь, но моя подруга не пустила их даже на порог. Ее побаивались; когда она вышла, никто не осмелился отстранить ее силой. Больше полудоли люди пытались уговорить ее добром, а потом она не выдержала и начала грозить им сама, обещая наслать болезни и неурожай, если они не уберутся. Люди отступили, но по всей деревне разнеслась весть, что в доме Филлит поселился демон. Я ушел той же ночью, не желая создавать ей сложностей, но перед этим, как и во все предыдущие дни, ко мне заглянула Хельми. Она все слышала, знала, что люди говорили обо мне, и все равно пришла. Если твоя амдари любит тебя, она поверит тому, что ты сам о себе расскажешь, и ей не будет дела до слов других.
– Она мне верит, но все сложнее. Я познакомился с ней за пределами Риадвин и не сразу понял, кто она такая. – Воспоминания нахлынули на Ломенара, и сердце сжало болью. – Мы вместе путешествовали и здорово сблизились. Это оказалась Эльдалин, дочь Эриенна, принцесса. Сейчас она взошла на престол. Сам понимаешь, это не тот случай, когда можно выбирать себе спутника, наплевав на мнение народа. А требовать у нее отказаться от трона я тоже не стану. Ей нелегко далась эта победа, и она заслужила ее, к тому же неизвестно, кто занял бы место, вздумай она его уступить.
Амартэль долго молчал, неотрывно глядя на огонь в камине.
– Что ж, это надо обдумать, – сказал он наконец, легко поднялся и протянул Ломенару руку. – А пока я предлагаю поужинать.
– Смотрю, тебе от меня не только внешность досталась. Тоже ищешь друзей среди разных народов, – с легкой усмешкой произнес Амартэль, увидев Иннера.
Тот уже просушил перья и снова глядел на мир с достоинством. Дожидаясь Ломенара, он сидел у стены в главном зале и листал книгу. Ломенар познакомил его с Амартэлем, и амдар велел морианам подавать к столу.
К ужину накрыли в соседнем небольшом помещении, где стоял красивый резной стол. За едой Амартэль избегал серьезных тем: изящно и остроумно ведя светскую беседу, расспрашивал Иннера о его родине. Сначала он заговорил с ним по-тейнарски, но, заметив, как напряженно прислушивается Ломенар, перешел на арденнский.
– Как там Эорни? – поинтересовался он.
– Ты знаком с принцем? – удивился тейнар.
– Можно и так сказать. Я видел его, когда он был еще ребенком, но уже тогда мне понравился этот честный и смышленый парень. Его ждет большое будущее. Возможно, именно он, а не Нилед станет королем.
Иннер промолчал.
– Ты пропустил слишком многое, – ответил за него Ломенар. – Ниледа тоже больше нет, но не будем говорить о грустном за столом.
– Что до Эорни, – добавил тейнар, – до дня, когда он начнет править, еще далеко. Хотя Орстид не молод, но он вовсе не старик и за власть держится крепко.
– Главное – не крепко держаться за власть, а определить мгновение, когда ее стоит отпустить, – задумчиво проговорил Амартэль и до конца ужина не сказал более ни слова, лишь пожелал гостям доброй ночи.
Ломенару и Иннеру отвели по комнате недалеко от главного зала. Обстановка сочетала в себе морианские и амдарские черты, и полуэльф справедливо рассудил, что им досталась часть личных апартаментов Амартэля – или, во всяком случае, та часть дворцовых покоев, которую восстановили наиболее близко к изначальному убранству.
Только теперь Ломенар осознал, насколько устал: над океаном уже стояла глубокая ночь. Юноша с наслаждением умылся, потушил светильники и, раздевшись, забрался в чистую, пахнущую свежестью постель – настоящую кровать, а не лежанку со шкурами, как у Мортейна. «Великие Стихии, – подумалось ему, – да ведь последний раз довелось спать в кровати еще в доме Этайна!» Отсюда казалось, что это было в иное время и в ином мире.
Едва Ломенар начал засыпать, дверь приоткрылась, и в комнату бесшумно ступила Тирина. Ее кожа тускло светилась в темноте, хотя не должна была в почти полном мраке. Все остальное – мебель, шторы, потушенные светильники – казалось лишь темными силуэтами, но лицо и руки девушки были прекрасно видны. Не как ясным днем, скорее будто освещенные луной, но шторы были плотно задернуты. Девушка прошла в темный угол и присела в кресло, по-прежнему глядя в никуда. Ломенар попытался понять, почему видит ее лицо, но ему не удавалось. Амдарская сущность позволяла ему чувствовать любой свет, и он готов был поклясться, что на Тирину его попадает примерно столько же, как на любой предмет в комнате. Отражается тоже не больше обычного. Сама кожа также свет не излучала. Он просто видел ее в темноте по совершенно неясной причине. На лице Тирины по-прежнему то и дело появлялась гримаса боли. Руки не застывали в покое надолго, она постоянно меняла их положение, словно не могла найти удобное. Время от времени она издавала тихий стон. Удивительно, но, несмотря на все это, присутствие Тирины не пугало и не раздражало. Напротив, когда она появилась на пороге, у Ломенара возникло чувство покоя, как в детстве, когда в комнату заходила мать. Он закрыл глаза и погрузился в приятный безмятежный сон.
– Я обдумал все, что ты мне сказал, и по-прежнему убежден, что необходимо создать новую Сферу, пока не поздно, – сказал Амартэль на другой день за завтраком. – А потому я хотел спросить, не согласится ли твой друг помочь мне. – Он кивнул в сторону Иннера. – Для Сферы вновь придется собрать по одному эорини от каждого народа. Уже есть я и Мортейн, найти даэна будет нетрудно, останется встретиться лишь с кем-нибудь из урисков, ну и, конечно, навестить фейров на Оссианде.
Иннер хотел что-то сказать, но Ломенар остановил его.
– Погоди. Если он согласится, то, заполучив Сферу, ты немедленно должен отправиться в Нарметиль и сделать все, чтобы очистить свое имя перед Алмазным Советом и главами кланов. Таково мое условие.
– Что ж, не вижу причин для отказа. – Амартэль слегка улыбнулся. – Я всегда подозревал, что мое затворничество не продлится вечно. Так что скажет уважаемый тейнар?
Иннер задумался, но ненадолго.
– Согласен.
– Значит, договорились, – подытожил Амартэль.
В дверь постучали, и в следующий миг, даже не дождавшись ответа, в комнату вбежал встревоженный мориан – один из стражей, накануне проводивший гостей во дворец. Они с Амартэлем перебросились несколькими фразами, из которых Ломенар разобрал лишь пару слов, затем мориан так же поспешно покинул зал.
– Что-то важное? – тут же спросил юноша.
– Возможно, пока не могу сказать точно. Таирнэйт сообщил, что сюда направляется Проницатель. Как бы объяснить попроще… Около полусезона назад впервые появились слухи, что под один из морианских куполов смог проникнуть человек. Я, конечно, решил, что это выдумка, но потом его неоднократно видели, каждый раз в новом месте. Говорят, он идет сквозь воду, и та расступается перед ним и смыкается за его спиной, словно вокруг него собственный крошечный купол. Он молча проходит через подводные поселения, не останавливаясь, никого и ничего не трогая, только смотрит по сторонам. Купола ему не преграда, он идет от одного к другому, из города в город, и никто не знает зачем. Несколько раз его пытались задержать, но не смогли даже коснуться, словно он лишь видение. За то, что он проникает куда хочет и остановить его не выходит, его вскоре и прозвали Проницателем. Вот, в общем-то, и все.