- В другой раз мы встретили самого Черного Абдуллу в Мессинском проливе, справа от нас была вот такая гора... - Тодт руками попытался показать контур пейзажа.
- На траверзе правого борта был мыс Пелоро, - поправил Дорада.
- И потопили его к свиньям... - Тодт бросил взгляд на Дораду, который уже приготовился сказать соответствующий морской термин, - ... морским!
Дорада одобрительно кивнул. Тодт, уставший от поправок, до конца поминовения еще несколько раз отправил врагов к морским свиньям вместо собачьих.
- В наших рядах тогда сражался славный рыцарь Луис из Кадиса, а то бы мы нипочем не превозмогли, ибо у Черного Абдуллы служили пять братьев-нубийцев, черных, как совесть ростовщика, и могучих, как ифриты, и они поубивали бы нас всех. Солдаты бросили нас с капитаном, и мы остались вдвоем против пяти. Но рядом с нами встал Луис и сразил троих из братьев, чем сломил дух оставшихся, и одного прикончил я, а другого капитан. К моему глубокому сожалению, это был последний боевой выход, когда с нами ходили рыцари-добровольцы.
- Еще бы! Вам надо было назваться не "Ладья Харона", а "Корабль дураков"! Рассказывали про вас рыцари!
- Ври, да не завирайся! - крикнул другой голос, - Я ходил с Луисом на "Святом Петре". Луису на лучших кораблях рады, он на борт вашего свинарника даже не ступил бы. И про Черного Абдуллу перебор. Он морская легенда и пять братьев-ифритов - легенда. А вы никто и звать вас никак.
- Я подтверждаю его слова!
Морской народ снова расступился и с удивлением увидел, что за Тодта вступился безногий нищий с обожженным лицом.
- Кто ты такой, чтобы что-то подтверждать? - сурово спросил ближайший моряк, высокий дядька при мече и золотых перстнях.
- Я когда-то был известен как рыцарь Луис из Кадиса, - ответил нищий с кастильским акцентом.
- Докажи!
Нищий повернул голову.
- Половину левого уха я потерял, когда Арудж Барбаросса решил вопреки здравому смыслу переправиться обратно через реку Саладо, чтобы спасти своих людей.
- Луис! - воскликнул Тодт, - Что с тобой?
- После вас я ходил со славным капитаном Дориа, но Бог не дал мне умереть в бою. Османским ядром мне перебило ноги, а лицо обожгло, когда я лежал без памяти на горящей палубе.
- Но почему...
- У меня есть причины, о которых я не хочу говорить. Дайте мне умереть спокойно, не так уж долго мне осталось страдать на этом свете.
- Ты сказал: "Дориа"? Я не верю ни тебе, ни этим проходимцам, - нашелся очередной Фома.
- Унеси тебя дьявол на дно морское! - в беседу вступил новый участник.
- Мессир Дориа? - вокруг приподнялись шляпы и склонились головы.
- Это Луис из Кадиса, а это Тодт с "Санта-Марии", - спокойно сказал Дориа, - Тодт один из лучших капитанов солдат в Генуе, Неаполе и Марселе, и я в жизни не слышал, чтобы он врал. Если он не у меня на корабле, то только потому, что у него слишком несносный и слишком сухопутный характер. Он не только не генуэзец, он вообще не моряк. Никогда не знаешь, что от него ждать, то убьет солдата за трусость, то корабль подожжет.
- Мое почтение, - поклонился Тодт, - Я вот как раз хотел рассказать, как мы с Вами ходили на пиратов, и нашему скромному галиоту досталась полноразмерная галера...
- И вы сожгли ее к морскому дьяволу! - Дориа обернулся к аудитории, - Они атаковали клином, на острие был Тодт, а в середине здоровый матрос с бочонком пороха. Пробились к грузовому люку и бросили бочонок в трюм. Там так громыхнуло, что даже у нас на палубе было слышно.
- Тодт сказал, что порох придумали трусы, и без него лучше, - дополнил Келарь, - Я предложил его куда-нибудь выбросить, Книжник предложил его предварительно поджечь, а тот матрос пообещал дотащить бочонок с фитилем до трюмного люка, если ему не помешают. Тодт поклялся, что ни волоска не упадет с его головы на пути до трюмного люка.
- А после?
- На отходе поймал пулю в живот. Уж мы молились-молились, а он все равно умер.
- Это потому что у вас никогда врача нормального не было!
- К черту врачей! - вступился еще какой-то моряк, - Они заливают раны от пуль кипящим маслом. Я помню, как ранили Пьетро. Он лежал и тихо стонал, вот-вот полетела бы душа в рай. Но корабельный хирург вытащил пулю и налил кипящего масла. В дыру в животе, прямо в кишки. Пьетро орал как резаный, а потом умер. Мы с тех пор тяжелых раненых сами добиваем. Молитва, последняя просьба, кинжалом в сердце и понеслась душа в рай!
Толпа умолкла. Каждый перекрестился и вспомнил своих друзей, погибших от ран, леченых или нелеченых, быстро или медленно.
В завершение Тодт рассказал еще пять удивительных историй, и ни один скептик ни в чем не усомнился.
Когда гроб грузили на корабль, к Тодту подошел хорошо одетый моряк с накрытым тряпкой ящиком в руках.
- Падре, почему Вы ругаетесь морской свиньей? Разве их уже успели привезти в Геную? Разве они скверные животные?
- Кто? Свиньи?
- Морские свиньи.
- Нет никаких морских свиней. Это просто фигура речи.
- Есть. Вот.
Моряк поднял тряпку с ящика.
Ящик оказался клеткой, из которой на почтенное морское общество недоуменно смотрели два зверька. Звери телосложением, цветом и тихим похрюкиванием напоминали ухоженных свинок длиной без малого в фут, но вместо пятачков имели розовые носики, вместо копыт - лапки с пальцами, а хвостов у них и вовсе не было.
Толпа обступила клетку с диковинными зверушками.
- Что это? - спросил де Вьенн.
- Морские свиньи! - гордо ответил моряк, - Первые в Старом свете!
- Какие забавные... - протянул Тодт и в недоумении схватился за свои щеки. Мускулы, которые при улыбке поднимают уголки рта, вдруг напомнили старому головорезу о своем существовании, и он этому изрядно удивился, как если бы он был парализован и внезапно встал на ноги.
- Почему морские? - спросил Книжник, - Их ловят в море?
- Я знал, что никто не спросит "почему свиньи", - обрадовался моряк, - их ловят на берегах рек, а везут из-за моря. У дикарей нет настоящих свиней, поэтому они разводят и едят этих.
- И дикари называют их свиньями? У них же нет свиней, они не могут знать этого слова.
- Дикари называют их "Куи", потому что они, когда не хрюкают, говорят "куи-куи".
- Куи-куи! - подтвердила рыжая свинья.
- Да это же просто крыса бесхвостая! - возмутился кто-то, - я бы такого и в рот не взял!
- Куя безродного я бы тоже в рот не взял, - с улыбкой ответил моряк, который явно был готов к такой реакции, - зато вот свинину ем с удовольствием. А что значит "морская свинина"?
- Постная? - предположил Книжник.
- Правильно! "Куи" люди не купят. Скажут, какой-такой куй, мы такого не едим. А свинью купят, тем более, постную.
- Постным животное может объявить только Папа, - сказал Книжник, - а если не Папа, то не меньше, чем епископ.
- Знаю-знаю. Вот у меня рыжая свиноматка, а вот трехцветный хряк-производитель. Возьму в Банке кредит на свиноферму, а с первого же помета подарю пару поросят Просперо Колонне, и он обязательно поговорит об этом с Папой.
На словах "Просперо Колонна" де Вьенн скрипнул зубами, но промолчал. От силы треть видимых ему лиц отреагировала легким недовольством.
- Свиные Адам и Ева? - Де Вьенн решил подбросить ложку дегтя, - Долго же им вдвоем придется трудиться, чтобы создать рынок морской свинины.
- Ничуть, мессир, - радостно возразил морской свиновод, - Они готовы спариваться уже в три месяца и каждые два месяца приносят по пять-шесть поросят в помете. А едят любую траву.
- Оставьте и мне парочку, - сказал какой-то рыцарь, - жене подарю.
- Конечно, мессир, через полгода можете забирать подрощенных поросяток.
- Слушай, Книжник, я ведь официально все еще монах? - спросил Келарь.
- Да, - ответил Книжник.
Келарь перекрестил клетку и с важным видом произнес:
- Во имя Отца, Сына и Святого духа нарекаю вас морскими свиньями! Аминь!
- Куи-куи! - радостно ответили свинки.
11. Три значимые встречи
Вывеска гласила: "Никколо Содерини. Лучший оружейный мастер в Генуе. Почетный алхимик". Ниже висела весьма близкая к оригиналу деревянная аркебуза.
- Зайдем? - спросил Фредерик, - Вдруг он делает арбалеты, которые стреляют такими стрелами?
- Зайдем, - ответил Максимилиан.
Фредерик постучал в дверь.
- Кто там?
- Странствующий рыцарь Максимилиан фон Нидерклацзиц с оруженосцем!
- Входите, открыто!
Рыцарь с оруженосцем вошли. За прилавком сидел итальянец средних лет, одетый в прожженный кожаный фартук поверх прожженного дублета. В мозолистых руках он держал какую-то железку и надфиль. На прилавке лежал еще с десяток железок и пружина. На стенах висели различные образцы огнестрельного оружия: короткие и длинные аркебузы, странные конструкции с двумя-тремя стволами, отдельные стволы разных калибров, в том числе с дульными сужениями, фитильные и колесцовые замки. С потолка свисали деревянные ложи. Одна стена была посвящена арбалетам со стальными дугами и с композитными. Пара арбалетов опознавались как пулевые или с возможностью стрелять и болтами, и свинцовыми шариками. Композицию несколько нарушало пустое место на стене за прилавком. Там что-то висело настолько долго, что штукатурка выцвела вокруг предмета больше, чем под ним.
- Я вас приветствую! - привстал оружейник, - Садитесь, пожалуйста, - он кивнул на стулья напротив прилавка.
- Мое почтение, - кивнул Макс, - Что это у Вас?
- Колесцовый замок. Перед сборкой обработать напильником. Интересная вещь, очень интересная. Но требует тщательной подгонки. Вы все еще предпочитаете фитили?
- Я предпочитаю старый добрый меч, - ответил Макс, а лучше новый, нюрнбергский или миланский.
- Мечи, к сожалению, не мой профиль, но знаю, где в Генуе продаются лучшие клинки. А на охоту с чем пойдете?
- Арбалет.
- С ручным воротом? - скептически спросил оружейник.
- С козьей ногой, - ответил Макс.