Глава № 31
— Ox… — не выдержав, не понимая, что со мной происходит, скрутилась комочком, обхватила колени.
— Анька! — рядом тут же зашевелились, надо мной нависло обеспокоенное лицо Никиты. — Что с тобой?
— Болит, — прижала ладонь к животу.
Минутная пауза, и не только на всю комнату, а, думаю, на весь дом прогремело громогласное покаяние:
— Я так и знал, что надо было помедленней! Твою же… Анька, держись! Я сейчас!
Соскочив с кровати, Никита неимоверно быстро в сумерках утра нашел свои брюки и телефон и принялся кому-то звонить.
— Алло, скорая?! — услышала я, а потом длинное возмущение тем, что так долго не брали трубку. — Барышня, срочно! Моей девушке плохо!
Начав нервно хихикать, я мгновенно утихла. Как-то непривычно прозвучало его признание.
— Никит… — позвала его, игнорируя нарастающую боль, которую уже опознала.
Мужчина обернулся — взъерошенный, напряженный, кажется, даже бледный — или то утренние тени меня пугали, не знаю. Взглянул на меня и отвернулся, продолжая разговор с собеседником. Он торопился, считал, что скорая уже должна стоять у порога, а они еще даже не собирались никуда выезжать! И более того — задавали ему тупые вопросы про вес, рост и симптомы больного!
— Ей плохо! — не выдержав, выкрикнул он. — Я вошел в нее слишком резко! Как-как… сделал женщиной — как! Натурально! В полном смысле!.. Чем мог!.. Какая разница, какое у нее давление? Я не мерял… Что?.. Да, большой! Минимум двадцать три сантиметра… Да, это я мерил! Нашел время, да! В пятом классе, кроме этого, больше нечего делать! Что?!
Он медленно опустил руку с мобильным, обернулся и взглянул на меня неимоверно круглыми глазами, в которых плескалось недоумение.
— Она подумала, что это розыгрыш, — пробормотал озадаченно он. — Сказала, что я — телефонный террорист. А какой из меня телефонный террорист? Я — всего-навсего сексуальный маньяк!
Признание Никиты меня рассмешило. И хотя смех лишь усилил боль, я хохотала долго и с удовольствием. А потом кое-как нашла в себе силы отбиться от его попытки вынести меня за дверь на руках и везти в больницу спасать, и смогла перечислить то, в чем в данный момент нуждалась на самом деле:
— Никаких скорых. Таблетка от живота, прокладка, ну и трусики, понятно, чтобы за что-то держалось.
Никита смотрел недоверчиво.
— Да, — вздохнула нетерпеливо под его взглядом, — я тоже не ожидала так рано. Но столько событий, стресс, что сам понимаешь!
— Да уж, — он нервно взъерошил волосы, и без того торчащие как иголки ежа. — Привез отдохнуть, называется…
А в темных глазах — я видела… все, что угодно. Самодовольство, бахвальство, рьяная радость и страсть. Все! Лишь ни капельки сожаления, что я согласилась приехать!
— Так, Анька, не беспокойся, все сейчас будет, — объявил он мне и вышел из комнаты.
Уже через минуту он вернулся с таблеткой, стаканом воды и каким-то пакетом. Выпив таблетку, я откинулась на подушках и прикрыла глаза, ожидая, когда раскаленная пружина, которой меня скрутило, расслабит свои тиски и отпустит. Обычно на это уходило минут двадцать, а уже через полчаса я могла не только спокойно дышать, но и передвигаться.
— Так, и где это?! — рассерженный голос Никиты заставил открыть глаза и посмотреть на то, как он тщетно ищет что-то в пакете. — Не понял…
Он застыл, недоуменно взглянул на меня и откинул пакет на кресло. Потом подумал и потеснил пакет, усадив в кресло себя.
— Семь! — устало выдохнул он. — Анька! Твоя Веселкина передала целых семь трусиков!.. Ну как целых?..
Он задумался, достал из пакета нечто почти невесомое, покрутил в руках и закинул в пакет обратно.
— По идее, целых, — выдал вердикт. — Но ни к одним из них прокладку не прикрепить! Не то, чтобы она у нас была, и все-таки…
— У нас… — фыркнула весело я.
— Так, Анька, ты главное в панику не впадай! Я сейчас что-нибудь быстро придумаю. Сейчас у тебя все будет!
Я старалась перестать хихикать, чтобы сказать Никите кое-что важное, но в тот момент, когда мне это почти удалось, он внимательно посмотрел на белые шторы. Внимательно и очень многозначительно. А потом встал, подошел к ним и потрогал, пытаясь понять, подойдут они для одной важной цели или так и будут висеть бесполезными.
— Никит!.. — прыснула смехом я, тут же скрутилась от боли в клубок и уже спокойней продолжила: — Никит, одна прокладка есть в моей сумочке, а вот трусами тебе придется поделиться своими.
— Хорошая идея, — согласился он, — трусы у меня надежные.
— Проверенные, — хихикнула я.
— Анька, за кого ты меня принимаешь?! — праведно возмутился он. — Что значит проверенные? Я дам тебе новые!
Он вышел из комнаты. А спустя минуту мне были предложены боксеры в сердечки, боксеры в скромную линию и боксеры такого ядовитого желтого цвета, что я не сразу заметила небольшую надпись, разделенную на две стороны: «Не раздави нас». Конечно, из-за актуальности темы я предпочла последние.
Пока я собирала силы для того, чтобы встать, дойти до ванной и привести себя в порядок, Никита взял мою сумочку и открыл ее после моего кивка.
— Последний штрих, и…
Пользуясь тем, что он стоит спиной, я встала и поспешно обернулась пледом. Немного жарко, зато не так стыдно. Понятно, что ночью он видел меня в более откровенных ракурсах, и все же, и все же…
Так, я готова!
— Никит?
Я уже начала париться в своем теплом коконе, а мужчина так и стоял — молча, не оборачиваясь и сжимая в руках мою сумочку.
Подойдя к нему, провела ладонью по обнаженной спине, принимая тот факт, что мне приятно это прикосновение, выглянула и увидела, что Никита держит в руке не только сумочку, но и шоколадку. Швейцарскую. Настоящую. Ту самую, что предлагал мне в качестве подкупа за поцелуи. И которую я собиралась съесть незаметно для него, но попросту не успела!
— Надеюсь, ты не думаешь, что поцеловал меня не по правилам?! — отчего-то вскипела я.
И даже слегка растерялась, услышав, как он смеется.
— К чертям эти правила! — он вскрыл шоколадку, разделил ее надвое и одну половину отдал мне, а вторую надкусил сам. — Я думаю, что у меня для поцелуя с тобой были более веские основания, чем у кого бы то ни было!
— Ну да, — согласилась я, расправляясь со своей шоколадкой, — целых тринадцать лет дружбы.
— Кхм… — Никита насмешливо фыркнул. — Ань, а ты Павлика помнишь?
— Твоего приятеля? Смешного такого, в свитерах с ромбами.
— Да. Я знаю его лет с семи. А Костика помнишь?
— Ну помню, и что?
— Я знаю его лет я шести.
— Рада за вас, и что?
— А то, что я знаю их дольше тебя. И по твоей… женской логике у меня больше оснований для поцелуев с одним из них, чем с тобой. И, тем не менее… как видишь…
Рука Никиты или случайно, или вполне преднамеренно указала в сторону смятой постели.
— Я польщена, — смутившись, я выхватила из рук Никиты сумочку, взяла с кровати желтые боксеры и направилась в ванную.
— Ань?
Покачав головой, я скрылась в ванной комнате. Сначала мне надо привести себя в порядок, а потом мне нужно время, чтобы немного подумать. Вот живот перестанет болеть, и подумаю…
Так, все. Очередная вспышка боли заставила действовать. Быстро приняв душ, достала из сумочки прокладку, расправила боксеры, потом поняла, что что-то не так — еще не надела, не поносила, а надпись уже испарилась! Покрутила трусы перед глазами, пребывая в полном недоумении, а потом присмотрелась и поняла. Никуда надпись с трусов не исчезла. Спереди по-прежнему было ласковое и чуть пугливое предупреждение: «Не раздави нас». А вот сзади, а я рассматривала сейчас именно задний вид, очень мелким и белым шрифтом, а потому практически незаметным на желтом фоне было выведено: «Смелее, детка! Здесь крепкие орехи!»
И как это понимать?
Нет, возможно, здесь и был тайный смысл, но я увидела лишь призыв, что лежал на поверхности!
— Ой, не могу… — обессиленная, я села на бортик ванны и зашлась в диком хохоте.
А когда увидела врывающегося Никиту, рассмеялась еще громче, уже не обращая внимания на живот.
— Ань?
Не в силах ответить, расправила перед ним боксеры, показав сначала вид спереди.
— Ну? — не понял он.
И тогда я показала ему вид сзади.
— Ну и ну, — сказал он перед тем, как выругаться.
И я поняла, что скрытого смысла не видим мы оба. Возможно, потому, что его там и нет.1178ed
— Откуда?.. — едва успокоившись, выдавила вопрос, который терзал мое любопытство. — Откуда они у тебя?
— По ходу, подарок от старшего брата.
— Прикольные.
Отобрав у меня боксеры, Никиты закинул их в корзину для белья, а мне вручил другие, с сердечками. Подождал за дверью, пока я все сделаю и осторожно, как настоящую больную, подвел к кровати обратно.
— Те были прикольней, — вздохнула печально я. — Ты их выбросил на совсем?
— А зачем они? — подождав, когда я улягусь, он тоже лег рядом, украл нас пледом, зевнул. — Я на «голубую» вечеринку в ближайшем будущем не собираюсь, ты несколько дней тоже будешь вне зоны доступа. Так что, можно сказать, что у наших крепких орешков отдых.
— Отдых предполагает временный перерыв, — расслабляясь от того, что боль отступила, важно заметила я и тоже зевнула. — То есть, предполагается, что потом, после отдыха, орешкам предстоит отработать?
— Ты нарываешься, птаха, — услышала я мужское ворчание.
А потом меня обняли, прижали к себе, и стало тепло и сонно.
Сквозь дрему я слышала, как тихо сопит мне в ухо Никита. Потом подходит к двери, чтобы прервать чей-то стук. Кажется, это была Инга Викторовна и, кажется, я даже смогла пробормотать, что сегодня пробежки не будет, потому что она поспешно отозвалась:
— Конечно, конечно! Какая пробежка? Отдыхайте! Мы прогуляемся по лесу с Филиппом.
Я поморщилась, что-то буркнула и перевернулась на другой бок. И услышала тихое бормотание мужчины, устраивавшегося рядом со мной: