Позволить ему тереть меня ребром ладони, уверенно нажимая там, где скручивало от желания в причудливую спираль. Позволить ему наблюдать за тем, как кусаю губы. Позволить ему слышать стоны, которые удержать невозможно. И позволить ему расстегнуть мою блузу, поднять вверх бюстгальтер, который только мешает, и взять в рот отзывчивые соски, которые он так давно хотел полизать.
Это было жарко. Страстно. Безумно. В какой-то момент поняла, что прошу его что- нибудь сделать, потому что уже не могу…
А потом увидела его над собой. Поняла, что мои ноги бесстыдно закинуты на оба поручня кресла, пуговица на джинсах расстегнута, молния съехала вниз, а на клитор давит палец мужчины.
— Кончай, страусеныш! — дикий взгляд прямо в душу. — Кончай, потому что еще секунда, и я на все наплюю! Это невыносимо, когда ты так стонешь от одного пальца. Сразу хочется вставить хотя бы два…
Его палец пока держался границ, но я понимала, что если не справлюсь сама, он поможет. Несмотря ни на что.
Только представив, как глубоко он может теперь войти, я захныкала от нетерпения. А потом посмотрела в карие глаза, которые в этот момент были от страсти темнее ночи, дернулась и… кончила, как он просил.
— Это еще что, — услышала, едва сознание вернулось в мое удовлетворенное тело, — вот когда я научу тебя получать не только клиторальный, но и вагинальный оргазм…
И меня снова скрутило. Но уже не от желания, не от приступа боли, а от смеха.
Склонившись вниз, я обхватила ладонями лицо мужчины, всмотрелась в его глаза и осторожно прикоснулась к его губам.
— Я рада, что ты со мной, — призналась ему.
— Взаимно, — насмешливо фыркнул он и довольно прикрыл глаза, когда я подула на его ресницы и поцеловала его в виски, с обеих сторон, потому что мне так хотелось.
Соскользнув вниз, я села с ним рядом, обхватила его ноги своими и прижалась к его груди.
— Я так боялась, что между нами что-то изменится! — поделилась своими страхами.
— Боялась, что не смогу смотреть на тебя спокойно, не смогу говорить открыто, как раньше, не смогу считать тебя другом.
— А теперь? — в голосе Никиты так явственно зазвенело напряжение, что я сама напряглась и взглянула ему в лицо.
Очертила пальцами его губы, поцелуями прошлась вдоль линии скул, вернулась к губам, потому что дыхание манит…
— А теперь? — настаивал на ответе мужчина.
— А теперь я уверена, что мы остались друзьями, — скользя языком по сжатым губам, которые не хотели меня впускать, выдохнула признание, которое он просил. — И что, если мы захотим, мы и дальше сможем дружить с тобой. Несмотря ни на что.
К моему удивлению, он не ответил на поцелуй. Более того, отстранился корпусом назад и удержал меня за плечи, когда я потянулась за ним.
— Я не хочу дружить с тобой, Аня.
— Как это? — растерялась я, услышав ответное признание, а потом опустила голову. — То есть… после того, что… Ладно, забудь!
Я попыталась встать, но он положил свои ноги поверх моих, тем самым меня удерживая.
— Я не хочу просто дружить с тобой, Аня, — повторил он, а заметив мой взгляд, качнул головой. — И просто трахать тебя от случая к случаю я тоже не хочу! Нет, все будет-трах, секс, занятие любовью…
— С учетом твоих покупок, я даже не сомневалась, — буркнула я.
— Анька! — я видела, он не хотел и всячески боролся со смехом, и все-таки улыбнулся, а потом мгновенно стал серьезным и сказал ту фразу, что однажды я уже слышала: — Мне этого мало.
Простая фраза. Возможно, я бы давно забыла ее, если бы тот день, когда она прозвучала впервые, не был наполнен событиями, которые из памяти при всем желании не сотрешь.
Мое неудачное знакомство с Филиппом, мои слезы на руках у Никиты, жидкость для снятия лака, которую он принес, жареная картошка на сковородке, и мой сон. Сон, в котором ко мне прикасался мужчина.
Все это, а еще недавние слова Никиты про дикие танцы сложилось в один большой паззл. И теперь спрашивать было бессмысленно. Я больше не сомневалась, что мой первый в жизни оргазм не был сном.
Никита действительно тогда прикасался ко мне.
И, подозреваю, рамки дружеских отношений мешали ему уже в тот момент.
Но прошло целых пять лет, прежде чем он решил не только сказать мне об этом, а начать убирать преграду. Так, чтобы не больно для нас обоих, но чтобы наверняка, без возврата.
Мы молча смотрели в глаза друг другу. И я знала — он понимает, видит все, что я чувствую.
— Почему сейчас? — спросила его.
И по мгновенному ответу убедилась, что да, все чувствует, видит и понимает. А еще— что он настроен всерьез и бьет по больному.
— Потому что я понял, что не смогу тебя отпустить. Понял, что не хочу без тебя.
— Понял… — повторила я машинально, а потом с надеждой всмотрелась в лицо Никиты.
А вдруг все намного проще, чем мне показалось? Вдруг это простое нежелание надолго оставаться без лучшего друга?
Мне казалось, что еще секунда, ну ладно, еще две или три, и Никита улыбнется, кивнет понимающе. Или насмешливо фыркнет: мол, и ты повелась? Ты, которая знает меня столько лет?
Но карие глаза смотрели внимательно, пристально, губы, которые могли быть такими нежными, были сжаты в жесткую линию, а челюсти плотно сжаты. Будто он боролся с тем, чтобы не сказать больше того, что уже мне сказал. Или пересиливал желание крикнуть, растормошить меня, схватить в охапку, закинуть в салон черного BMW и устроить побег.
С единственной целью — чтобы, когда в салоне окажемся мы одни, а окна покажут пустую дорогу, запустить пальцы мне между ног, чуть погладить и жестко ворваться. И слушать стоны, которые я не смогу удержать. И выбивать из моего тела новые. А потом, когда его слух получит удовлетворение от моей покорности, расстегнуть ремень своих брюк, заставить меня переместиться к себе на сиденье и… насадить меня на себя.
Тоже жестко.
Иначе никак.
Это ведь наказание. Сладкое, в удовольствие, и тем не менее, я должна усвоить урок, что отныне бегство в одиночку для меня под запретом.
Только с ним. И к нему.
Он смотрел так открыто и пристально, что в какой-то момент я увидела отражение своего видения в его карих глазах.
Комнату, где недавно главенствовало желание, накрыло полотном напряженного ожидания.
Мне казалось, что я почти различаю электрические разряды, которые огоньками вспыхивали между нами двумя.
Два человека, сплетенные друг с другом.
Два взгляда, ласкающие друг друга.
И одно понимание, что разговор бесполезен.
Не хотелось ничего говорить. Не хотелось обсуждать то, что изменить невозможно. Я потянулась к лицу Никиты, но он отвел мои руки и опустил их вниз. Ну… хорошо, пусть так…
Да, это правильный выбор — отстраниться. Пока не поздно, пока не так больно, пока слишком хрупко и еще намертво не срослось.
И вдруг я почувствовала, что Никита не отпустил меня. А наоборот — переплел наши пальцы.
— Посмотри на меня! — потребовал жестко он.
— Это приказ, Повелитель?! — вскинулась я.
Встретилась с ним глазами, и он кивнул. Ему было без разницы, что я злюсь. Главное, что смотрю на него. Это именно то, чего он хотел.
Поймав меня взглядом в плен, он облегченно выдохнул, а я испугалась. Наверное, испугалась того, что могу услышать. Или наоборот, испугалась того, чего не услышу. И перебила паузу, заполнила своей суетой:
— Это привычка! Это просто привычка, Никит…
Я не успела договорить, а уже оказалась в положении лежа, с нависающим надо мной недовольным мужчиной.
— Привычка? — усмехнулся он едко, и хотя я понимала, что его настроение мне не на руку, не смогла сдержать восхищенного выдоха.
Никита.
Мужчина, которого я помнила еще с детства. Мужчина, который пугал меня, удивлял, донимал нелепыми сюрпризами. Мужчина, который меня целовал, сделал женщиной и понимал как никто другой. Мужчина, к которому я привыкла настолько, что потерялась в чувствах, перестала их различать. Дружба — и дружба. Да, очень сильная и надежная, а если…
Если наша дружба была всего лишь фундаментом для чего-то большего? Например, для того, что читалось в его глазах и чему я не могла, боялась поверить.
Он — мой друг. Лучший друг.
Мне всегда было просто с ним. Интересно. И глубоко во всех смыслах.
Я видела его разным, привыкла к нему, а в данный момент с замиранием следила за ним, но другим.
Нависая надо мной, прожигая меня насквозь взглядом, Никита выглядел, как правитель каких-то восточных земель, которому строптивая рабыня посмела ответить «нет».
Жесткий взгляд темных глаз, насмешливая улыбка как ледокол и такая решительность, такое давление ауры, что моя женская сущность встрепенулась и намекнула: надо сдаваться сразу, потому что если он приступит к наказанию, которое промелькнуло в видении пару минут назад, из этого коттеджа я не вырвусь даже через неделю.
Сначала он не отпустит. А потом я элементарно ходить не смогу.
От Никиты исходили волны силы и возмущения в такой степени удивительной притягательности, что я поддалась порыву и прикоснулась к его волосам. Потянула за короткие пряди, пропустила через пальцы, сжала в кулак и разочарованно выдохнула, когда поняла, что они слишком короткие, и так не получится.
Дыхание мужчины стало прерывистым.
Он тряхнул головой, и я, прикусив губу, с разочарованием опустила руку. Он был так близко, и так открыто показывал свои эмоции, что я задрожала от его жадного взгляда.
Так долго знать его… и не видеть таким. Так много раз ночевать в его квартире… и не чувствовать так, как сейчас… Позволять другим ночевать рядом с ним…
Внутри зашевелился клубок недовольства, я попыталась сбросить с себя мужчину, но он прищурился и прижал меня собой жестче и требовательней, чем раньше.
С удивлением осознала, что Никита не просто зол.
Он вне себя.
И причиной тому — только я.
Н-да…
Если бы я была его конкурентом, я бы безропотно уступила ему контракт на важную сделку. Если бы я была его подчиненным, я бы уже писала заявление с просьбой уволить меня, по любой причине, можно даже за прогулы или запой, или за приступы безумия. И это было правдой, ни слова лжи.