3. Все проходит, но все остается. Это мое самое заветное ощущение, что ничего не уходит совсем, ничего не пропадает, а где-то и как-то хранится. Ценность пребывает, хотя мы и перестаем воспринимать ее. И подвиги, хотя бы о них все забыли, пребывают как-то и дают свои плоды. Вот поэтому-то, хоть и жаль прошлого, но есть живое ощущение его вечности. С ним не навеки распрощался, а лишь временно. Мне кажется, все люди, каких бы они ни были убеждений, на самом деле, в глубине души, ощущают также. Без этого жизнь стала бы безсмысленной и пустою. — Тифлис совсем не оставил во мне радостных впечатлений. После батумской природы он казался мне безжизненным, жара меня угнетала и обезсиливала. Когда я, несколько лет тому назад, снова попал в Тифлис, и притом в самое пекло, я был крайне удивлен, насколько он приятнее того, что я думал о нем в детстве, а картины природы, например к Черепашьему озеру, показались величественными и очень живописными. Мы ходили тогда на Черепашье озеро с Георгием4. Кстати, напиши, как живет Лиля со всем потомством и что делает Георгий. Ботанический сад, правда совсем переустроенный, увеличенный и разросшийся, стал очень интересным и живописным. Но, пожалуй, особенно живо вспоминается мне наша квартира на склоне Давидовской горы. Ясно вижу столбы деревянные, источенные червями, вспоминается точильщик ножей, меня очень напугавший, вспоминается, как прививали оспу Люсе и мне, как тете Соне делали операцию ноги и выносили таз с окровавленной водою. Впрочем, оспу прививали тогда, очевидно, весьма основательно, т. к. следы прививки до сих пор сохраняются у меня на левой руке. Помню и то, как родилась Люся и как папа показывал ее мне в первый раз. Гимназия, в целом, не оставила во мне никаких радостных воспоминаний, она мне казалась чистою потерею драгоценного времени, элементарною и скучною, хотя конечно я многим ей обязан. Но, оглядываясь назад, скажу, что не хотел бы снова пережить ее: единственное содержание за это время было, когда я оставался сам с собою, в природе или за физическими приборами. Целую тебя крепко, моя дорогая мамочка, береги себя и будь здорова.
1. О. П. Флоренская родилась 25.03/7.04.1859 г.
2. О быстротечности времени пишет и PH. Литвинов в письме от 1935.III.13: «…Работа наша понемногу движется. Уже работает электрохимическая установка, собранная по частям со всего острова. Результаты пока что не окончательные, но обещающие. Работы так много, что даже страдает самым решительным образом чтение английских романов, а это, как ты понимаешь, признак сериозный. Дня и вечера как будто не хватает. В Кремле почти не бываю. Нужно было бы по существу сходить в библиотеку, потом по общественной работе зайти в колонну (это наша административная единица) потому что я цех-уполномоченный. Но некогда. Даже письмо тебе сел писать в такое неприличное время, что не хочется смотреть на часы. Действительно, стрелки указывают на третий час, а публика не спит. Кто пишет, кто возится с химическими реактивами. Нужно укладываться спать, все равно списков на дополнительные письма нет и завтра письма все равно не отправить…»
3. Описание поездок в Аджарис-Цхали занимает особое место в воспоминаниях («Детям моим», сс. 95–114). Процитируем несколько фрагментов воспоминаний Флоренского, касающихся тех реалий поездок, которые он вспоминает в письме: «Мы (дети. — Ред.) прочно считаем Аджарис-Цхали своим поместьем, гораздо более своим, нежели батумскую квартиру. на пригорке стояла каменная двухэтажная инженерная сторожка для остановки проезжающих. В нижнем этаже жил чрезвычайно преданный папе, как и все папины подчиненные, сторож Ахмет, а в верхнем — было две или три комнаты, разделенных коридором. Мы считали эту сторожку собственным нашим домом, т. е. не отца своего, а нашим, детским, и одна комната была моя, другая — Люсина. Приехав, располагались в этих комнатах гораздо свободнее, чем дома: ведь дома нужно было соблюдать порядок, не разводить грязи, а тут, в почти пустых комнатах, можно было делать почти все, что угодно. я ясно чувствовал себя владетельным князьком Аджарских гор.». Флоренский описывает те редкие, экзотические растения, которые насаждал его отец, и говорит о своей любви к растениям и цветам: «Во мне жило убеждение, убеждение моего сердца, что цветы — мои цветы, любимые мною, — любят меня, цветут именно для меня, и что мое невнимание к их красоте было бы оскорблением, скорее раною, их горячему ко мне чувству. Своим долгом, долгом ответной любви, считал я оборвать все цветы, а тем более — фиалки. Но предо мною расстилались густо поросшие цветами, теми же фиалками, поляны, за полянами — другие, и все, как в лучшем цветнике, сплошь покрытые цветами. Как ни старался я, а моей работы, даже на ближайших местах, не было нисколько видно: ведь ворох цветов можно было набрать там не сходя с места. День клонится к вечеру, папа зовет нас собираться домой. Я говорю: „сейчас“ — и продолжаю рвать; потом снова зовут: „Папочка, подожди немного“, — и опять рву, уже судорожно, а сам плачу от жалости, целую цветы, обливая их слезами, испрашивая прощения, обещаю очень скоро приехать и тогда уж наверное сорвать их.
Все эти букеты, веники, ветви, венки, куски дерна, целыми растениями, наконец, просто охапки цветов с большим трудом и совокупными усилиями всех, начиная от папы и кончая Ахметом, размещаются в фаэтонах буквально со всех сторон, так что нам самим еле можно втиснуться. По шоссе катится цветочная корзина.»
Флоренский, вероятно, вспоминает о поездке на Кавказ в 1925 г.
4. Кониев (Кониашвили) Георгий Георгиевич (1883–1967) — муж сестры П. А. Флоренского — Елизаветы Александровны.
Кавказ. Духан по пути в Ахалцих через Аджарию.
Фотография П. А. Флоренского. 1899 г.
12 апреля 1935 г., быв. Филиппова пустынь
Дорогая Аннуля, давно не получаю от тебя известий. Вероятно на ближайших днях сообщение прекратится и неизвестно, когда возстановится. Очень безпокоюсь, вижу тяжелые сны, которые еще больше настраивают на грустное состояние. Весна идет тут толчками, сегодня например снова пошел снег, но в общем на дворе тепло, недалеко от таяния снега. Иногда выпадают и дожди. Мне говорили, что в Кремль начали прилетать чайки, пока их прилетело, дня 2–3 тому назад, 15. Я сижу почти сплошь в лаборатории, лишь раз в 7-мидневку хожу на лекции. Сейчас дороги стали неважные, т. к. снег рыхлый и сырой. Если бы было суше, то ходил бы дышать на воздух, а при такой сырости, в соединении с обилием работы, не хочется. Кроме текущей работы1 по водорослям и по иоду приходится подготовлять материал к выставке, на 1-е мая. Сочиняю диаграммы плакатного характера, стараюсь насытить их возможно большим содержанием, но сохронить при этом их удобочитаемость и художественную композицию. Рисует эти диаграммы один художник, а я, сочинив диаграмму, стою над его душою и указываю, как и куда что поместить. Так вычертили диаграмму круговорота иода. Теперь рисуется диаграмма круговоротов азота, главн<ым> образом с точки зрения агрономической. Тут изображены разные виды почвенных разрезов, в связи с содержанием в этих почвах азота, растения — в соответствии с количеством азота, поглощаемым ими из почвы, бактерии, участвующие в связывании атмосферного азота и в той или другой переработке азотных соединений в другие виды (обращение атмосферн<ого> азота в аммиак, разложение белков до аммиака, окисление аммиака в азотистую, а затем в азотную кислоту, разложение азотной кислоты до свободного азота).3атем изображены виды азотных удобрений, получаемых от различных естественных процессов (навоз, компосты, селитра и т. д.) и искуственно — химич<еским> синтезом. Далее составил диаграмму использования местного сфагнового торфа, пускаю в ход свои прежние работы по гальванич<еским> элементам, пластич<ескими> массам, синтетическим смолам, воскам и т. д. На днях будем изображать все это на большой таблице. Далее предстоит такая же диаграмма по использованию водорослей. Но, несмотря на постоянную занятость, не оставляет тревожная мысль о вас, моих дорогих, и даже работа не отвлекает от нее. С водорослями дело, как будто, налаживается неплохо. Сегодня делал подсчеты, в первом приближении, сколько места и энергии надо для добычи иода, оказывается, что результаты подсчета вполне приемлемы. — Кажется, писал тебе, но напишу еще раз относительно Тикульки. Постарайся успокоить ее насчет ее учения. Во-первых, она несомненно делает большие успехи в письме, что видно из ее писем. Во-вторых, я не сомневаюсь, она выровняется в свое время. А в-третьих, и это главное, постарайся, чтобы ее детство было хоть сколько-нибудь радостным и ясным. Понимаю, что это сделать очень трудно тебе, но все-таки постарайся, пусть у нее останется, чем вспомнить детские годы. Рассказывай ей, что придется. Это даст ей и развитие и интерес. Радость жизни дают не большие дела, т. е. кажущиеся большими большим, а удачно найденные пустяки — бумажка часто радует более драгоценностей и неудобство, но поэтичное, приятнее больших удобств. Пусть же девочка пользуется, чем можно, если только можно. Скажи ей, что папа очень любит ее, и все время думает о ней, и что ему очень тяжело видеть свое безсилие и неспособность дать ей маленькую радость.1935.IV.13. Надеялся, что сегодня, после выходного дня, получу от тебя письмо, но мне ничего не принесли. Сегодня, как и вчера, утром шел снег. Сейчас сижу с художником — даю ему указания, как расцвечивать диаграммы, и вспоминаю Анну Семеновну Голубкину2. Скольких уж на своем веку я потерял — родных, близких, знакомых. Мне жаль, и было и есть, что дети мало восприняли крупных людей, с которыми я был связан, и не научились от них тому, что обогатило бы лучше книг. Вот почему я писал, чтобы Вася и Кира постарались научиться чему-нибудь от Вл<адимира> Ив<ановича>3, т. к. такой опыт в жизни едва ли повторится. Но нужно уметь брать от людей то, что в них есть и что они могут дать, и уметь не требовать от них того, чего в них нет и чего дать они не могут. Боюсь, что дети часто подходят к людям как раз наоборот и поэтому получают мало, или ничего не остается от общения. Это особенно у Васюшки. При случае постарайся узнать, напечатан ли перевод книги об изоляционных материалах, который я в свое время редактировал. Писем от П