<авла> Н<иколаевича> я не получал, хотя и писал ему как-то, уже давно. Если будет возможность, узнай, как он живет и как работает. Очень хочется мне узнать о вас, жду каждый день известий, хотя и сознаю, что они мало имеют цены, так как приходят с опозданием. Скажи Оле, Мике и Тике, что напишу им в следующий раз. Но я не знаю даже, интересно ли то, что я пишу им, действительно же интересного писать не приходится. Все ли в письмах разбираешь? Только вы, мои дорогие, представляетесь мне близкими отсюда, а все остается бесконечно далеким и, признаться, совсем умершим, каким-то почти ненужным. В частности, о ВЭИ я вспоминаю так смутно, словно видел его во сне, и притом вовсе не весело. Замечательно, что даже фамилии большинства сотрудников, ловлю себя на этом, никак не могу припомнить, а о многих и просто не помню, что они существовали. Крепко целую тебя, дорогая, и всех вас, кланяюсь бабушке и всем. Пишите, если есть малейшая возможность. Еще раз целую тебя. Поцелуй Тику, Мика и Олю. Уходят, надо сдавать письма, да и места уже нет.
Въезд в Филиппову пустынь.
Рисунок из письма Н. Я. Брянцева. Подпись: «Биосад. Соловки. 23.04.1934 г.»
1. Обстановку жизни работников лаборатории подробно описывает в своем письме от 1935. III. 23 PH. Литвинов, там же он впервые подробно говорит об о. Павле: «В нашей лаборатории мы взяли большую проблемную тему о комплексном использовании водорослей и занимаемся ею с утра до поздней ночи. Я занимаюсь в основном конструированием и постройкой лабораторной аппаратуры и электрохимическими процессами. Приходится все делать из ничего, что неприятно, но зато, когда это удается, то становится хорошо. Общество. Я уже тебе писал, что я очень подружился с одним московским ученым. Помнишь, может быть, как много лет тому назад, в Нижнем, я говорил тебе о том, что я не прочь был бы устроить его у себя на квартире, а ты сказала, что вряд ли он в этом нуждается, и что некоторым вещам и психологическим состояниям нельзя научить. Ну, относительно квартиры дело удалось, правда не так комфортабельно, как это можно было бы сделать в Нижнем, и живем мы с ним в одной комнате, но это делает разговоры более частыми и интересными. Действительно, это хорошая компенсация многих неприятностей. Он очень близко знал тех литературных светил, которыми мы в свое время увлекались, и рассказывает про них очень интересные подробности. Кроме того, он часто говорит со мной на темы научные из области точной науки, в которой он глубоко разбирается, а иногда касается и не точной науки. Вобщем, это дает мне в отношении научного общения во много раз больше, чем я получил за все время работы в университете от своих товарищей. Когда-нибудь я тебе напишу самое интересное из того, что он рассказывал о московской группе писателей. В отношении поэзии наши вкусы совпадают абсолютно, хотя в отношении Фета мы не сторговались. Он чувствует в нем струи, родственные по крови Гейне, чего я никогда не ощущал. Он крупный математик, и это я использую, посещая его лекции в кружке И. Т. Р. Таким образом, ты видишь, что и в отношении компании тут не плохо. С едой, одеждой, квартирой, отоплением, освещением (электричество) все благополучно. Во всяком случае, не будь семейства и Тары, я бы чувствовал себя отлично в этом уютном и спокойном месте. Нужно сказать, что после всех приключений в Горьком, сумасшедшего этапного петляния Нижний — Бологое — Полоцк — Витебск — Кемь — Морсплав — Соловки, самое приятное, это, конечно, Соловки. Не знаю, можно ли питать надежды на близкое изменение состояния, но пока что из всех зол — Соловки являются, пожалуй, добром».
2. Голубкина Анна Семеновна (1864–1927) — скульптор, знакомая о. Павла Флоренского по ВХУТЕМАСу.
3. Вернадский Владимир Иванович (1863–1945) — ученый-естествоиспытатель, академик, переписывался с о. Павлом во время ссылки, о. Павел очень ценил его как ученого, учеником Вернадского был сын Флоренского, Кирилл.
22–23 апреля 1935 г., быв. Филиппова пустынь
Дорогая Олечка, последнее время я был в очень тревожном состоянии; думаю, это объясняется твоею болезнью, о которой впрочем не сообщалось мне вами. Вот видишь, дорогая, предупреждал я тебя против ночных сидений, а эта болезнь, несомненно, последствие их. Смотри же, береги себя впредь и не переутомляйся, а главное, непременно бывай на воздухе. Ты спрашиваешь о «Разговорах Гете с Эккерманом»1. Конечно, я знаю эту книгу и не только читал ее, но и изучал в свое время, впрочем давно, кажется в 1900-м или в 1901 году, когда тебя не было на свете. Она очень содержательна и важна еще потому, что просмотрена самим Гете2. О Гете есть еще интересная книга — Метнера3, а также Лихтенбергера4. У Лихтенбергера дан перевод естественнонаучных и натурфилософских сочинений Гете, и в этом отношении она интересна, т. к. других переводов пока не выходило (если только не вышла книга о цвете, давно обещанная одним из издательств). — Меня давно интересуют вопросы генеалогические, и в частности о родственных связях писателей, как наглядном доказательстве наследственности и подбора. Я собирал материалы в этом направлении. А сейчас в «Правде» от 5 апр. 1935 г. № 94 (6340), стр.4, попались данные о родстве Пушкиных с Гоголями и о связи их с Быковыми. Думаю, тебе интересно будет посмотреть на сделанную на основании этой заметки генеалогическую схему<…>.
По поводу этой схемы мне вспоминается: когда Васюшка был совсем маленький, он приходил смотреть, как я чертил подобные же, смотрит, смотрит, а потом заявит: «Ты, папа, неправильно пишешь». — Почему? — «Потому что изображаешь девочек квадратиками, а мальчиков кружочками, а надо наоборот, потому что девочки нежные, и их надо изображать кружочками». — Советую тебе собирать генеалогические сведения; когда прочтешь где-нибудь или услышишь, то записывай отрывочные сведения. Лучше всего записывать на лоскутках, но чернилом, а не карандашом, и складывать их сперва по алфавиту. А более связные сведения следует сразу же переводить в схемы и потом постепенно достраивать эти схемы и дополнять подробностями. Это очень обогащает понимание жизни, а кроме того постепенно накопляется материал весьма ценный, который всегда пригодится. На всякий случай сообщаю тебе, т. к. не уверен в сохранении моих записей, что моего отца звали Александр Иванович, деда — Иван Андреевич, прадеда — Андрей Матвеевич, прапрадеда — Матвей Иванович5. Жену деда, мою бабушку, звали Анфиса Уаровна Соловьева, а вторую жену его — Елизавета Владимировна Ушакова, у нее была сестра Александра Владимировна, замужем за Готлибом Федоровичем Пекоком6. Александра Владимировна хорошо относилась к моему отцу и его сестрам — Екатерине и Юлии. Дочь Александры Владимировны — Александра Готлибовна Пекок была известная певица, выступавшая в Милане под театральным псевдонимом Алина Марини7. У моего отца был сводный брат Владимир Иванович и сестры Зинаида, Варвара, Людмила и сейчас не могу вспомнить имени четвертой (у меня очень ослабла память) 8.Деда со стороны матери звали Павел Герасимович, а бабушку — София и опять сейчас не могу вспомнить далее9. Все они умерли до моего рождения, и ни бабушек, ни дедушек я в жизни никогда не видел, только мечтал о них в детстве. Суррогатом бабушки была для нас Александра Владимировна, но и ее я увидел, лишь поступив в Университет; но она вскоре же умерла, к моему огорчению. Зато были у меня тетки, Юлия — со стороны отца, которая меня воспитывала10, и мамины сестры — Елизавета, Варвара, Репсимия и София; из них осталась в живых только последняя. Был еще дядя — Аршак11, но в отличие от теток, которых я очень любил, всех, а особенно тетю Юлю, как я называл ее, он был для меня совсем чужим человеком и я видел его очень немного. Дети тети Лизы умерли, они были близки мне, особенно Маргарита12, хотя и гораздо старше меня. Дети тети Вари куда-то исчезли. У Ремсо тети детей не было. Детей тети Сони ты знаешь13. Тетя Юля не была замужем. Детей дяди Аршака я знал в детстве. Но потом они все исчезли из моего поля зрения, осталась одна Тамара14, дочь «Аршак-дяди». Ее сестра Нина обладала замечательным голосом, но умерла вскоре после окончания консерватории (или филармонии скорее). У нее был красивый серебристый тембр, очень редкий15. Дочери Сони тети умерли. Умерли и мои сестры Валя (Оля)16 и Гося (Раиса). Наши фамилии в XVIII в. писались Флоринские и только в XIX в., неправильно, стали писаться Флоренские, а еще раньше ее писали Флиоринские, так что некоторые ветви стали писаться Флёринские. Крепко целую тебя, дорогая Оля, поправляйся скорее, слушайся советов. Кланяйся своим товарищам. Еще раз целую тебя.
Сестры П. А. Флоренского: Юлия, Елизавета, Раиса, Ольга.
1. «Разговоры Гете с Эккерманом» — мемуары Иоганна Петера Эккермана (1792–1854), личного секретаря ИВ. Гете.
2. Гете Иоганн Вольфганг (1749–1832) — великий немецкий поэт, писатель, мыслитель и естествоиспытатель. Его мироощущение с детства было близко о. Павлу Флоренскому, это любимый писатель и мыслитель его отца: «…с детства, с тех пор почти, как научился я читать, у меня был в руках „Гете и Гете без конца“ — т. е., конечно, не брошюра Дюбуа Реймона, а самый Гете. Он был моей умственной пищей. Рассудочно я мало его понимал, но определенно чувтвовал — это и есть то самое, что сродно мне» («Детям моим», с. 158).
3. Речь идет о книге: Метнер Э. К. Размышления о Гете. М., 1914.
4. Правильно — Лихтенштадт: Лихтенштадт Владимир Осипович (1882–1919) — народоволец, переводчик ИВ. Гете. В 1920 году вышел составленый им сборник трудов Гете по естествознанию, в его переводе — Гете И. В. Борьба за реалистическое мировоззрение: искания и достижения в области изучения природы и теории познания. Пг.,1920. Перевод был сделан во время заключения в Шлиссельбургской крепости.