и питает благородными образами. Пусть заучивают, что кому понравится, но не пустяки. А то, за неимением хорошей пищи, в памяти заседает хлам, безсодержательный и безвкусный.
В подарок тебе, к 24-х летию нашей свадьбы, посылаю тебе портрет2. Это — работа хорошего художника, все говорят, что есть большое сходство; но мне судить о нем трудно3. Во всяком случае лучшего здесь не получишь. На фоне — водоросли, на память о работе того времени. Получали ли вы высушенные растения, вложенные в письма? Хорошо, что Мик все-таки поехал несколько проветриться и освежить впечатления. По-видимому моих доверенностей ты все же не получила, да одна из них вероятно уже не нужна. Не знаю также, получила ли ты прошлогодние доверенности, посланные летом. — Часто вспоминаю маленькими Андрея, Госю, Валю, также Шуру и Люсю, особенно первых. Все воспоминание относится ко времени за 30–40–45 лет тому назад, и даже больше, но стоит живо перед глазами, словно происходит сейчас. Госю и Андрея я много носил на руках, водил их гулять и разсказывал им сказки. С Андреем собирал в Сураме чернику, карабкаясь по кручам, причем на одной руке был Андрей, а на другой большая корзина, с которой ходили на рынок за провизией. Вероятно, Андрей забыл, как это было, он был тогда мал, от 2-х до 4-х лет. Помню, как он родился, я тогда кончал курс гимназии. Он, маленький, очень походил на деда, Ивана Андреевича, с новорожденного его я сделал по этому случаю зарисовку. А потом сходство совсем исчезло. Когда кто-нибудь у нас собирался рождаться, нас собирали в одну комнату и мы спали на матрасах, разложенных на полу, так что получалось вроде пикника. А утром нам показывался новый брат или сестра, и мы окружали его при первых купаниях, но боялись дотронуться до него. Университетские годы в памяти гораздо бледнее, как и все позднейшее, кроме относящегося к тебе и к детям. Как будто кроме вас никого и ничего за это время у меня не бывало. Крепко целую тебя, дорогая. Надеюсь, ты теперь уже не скучаешь, т. к. дети вернулись домой.
Павел Флоренский с братом Александром.
Фотография. 1890 г.
1. Р. Н. Литвинов, 1935.VII.22: «Раза три собирали грибы, я с Флоренским, ранний опенок, и варили в большой трехлитровой кастрюле. Появились подосиновики, но в очень малом количестве. Как ни странно, но я и по грибной части становлюсь опытным грибакой. Рябина, которой тут очень много, уже отцвела. Под окном цветет сирень и — что приятнее — малина. Было приятно видеть сплошные поляны брусничного цвета. Впрошлом году было изобилие черники и голубики, но в этом году ее будет немного. Зато брусники! И морошки! Морошка уже налилась, в нашем районе ее столько, как в садоводстве клубники на грядках. Я ее ни разу не пробовал, но так как ее очень хвалил папа, то думаю, что по аналогии с другими вкусами морошка будет мне приятна. Таковы наши лесные новости…» И несколько позже — тоже о повседневной жизни сотрудников лаборатории (1935. VIII.17): «…Мы с приятелем взяли корзины и пошли бродить в окрестностях дома. За полтора часа мы набрали 11 кг грибов, из них 2 кг белых, а остальные березовики и осиновики. Понятно из того, что грибы мы готовим утром, в обед и вечером… Так как у нас на 4 человек 5 брюк, то двое сушат промокшие невыразимо над плитой, а сами ходят без оных. Свои суконные штаны я сдал в чинку приятелю, о котором я уже писал, и он их чинит, одновременно рассуждая о разности миро<вос>приятия у Тютчева и Гете…»
2. П. А. Флоренский обвенчался с Анной Михайловной Гиацинтовой 25 августа 1910 г. Венчал их брат Анны Михайловны, священник Михаил Гиацинтов. В 1935 г. исполнилось 25 лет со дня венчания — серебряная свадьба. Об ошибке в письме (24 года) о. Павлу напишет Анна Михайловна. Он будет очень переживать о ней. Эта ошибка — одно из немногих свидетельств реальной обстановки в лагере и состояния самого о. Павла, всегда столь внимательного к датам и семейным событиям, а также подтверждение его ощущения, неоднократно упоминаемого в письмах, — об утрате чувства времени на Соловках.
3. Акварельный портрет работы Пакшина Петра Ниловича — з/к, художника, на Соловках работал декоратором в театре.
5–6 сентября 1935 г., быв. Монастырская кузница
1935.IX.5–6. Соловки. № 29. Дорогая Аннуля, письма твои получил, и без №№, и открытку и № 28 от 23 августа. Очень досадно, что мои письма приходят с опозданием. Сообщи, получили ли вы вид на лабораторию, портрет и сухие растения. Спрашиваешь, есть ли у тебя ошибки. Да, есть, запятых же вовсе нет. Мне мило и то и другое, последнее без оговорок, а первое с оговоркой: было бы все ничего, но я боюсь, что твои ошибки от переутомления. С 30-го августа я живу на новом месте.1 Это — старинный монастырский дом возле Кремля. Стены толстые, в нижнем этаже, с высокими каменными сводами, была когда-то монастырская кузница. Мое помещение во втором этаже, с особым входом по ветхой приставной (наружной) лестнице, как на голубятню. В помещении 2 комнатки, одну занимаю я с работником б. Лаборатории, в другой живут почти всегда отсутствующие техн<ические> работники. Готовим себе сами на плите, которая тут же, в комнате. Питаемся почти исключительно овощами, т. е. в моем вкусе. Дом расположен на берегу Святого (ныне Кремлевского) озера. Это — большое, в значит<ельной> мере искуственно вырытое озеро длиною ок. 1 км и шириною до 1/2 км. Оно так близко к основанию дома, что из нашего второго этажа берега не видно, словно дом высится прямо над водою. Озеро в ясную погоду голубое, в серую — соловое. Последнее время нет-нет, а выглянет солнце, правда, лишь на время и большею частью светящее жидким северным светом. И дождит не сплошь, а временами и слабо. По виду из окна можно подумать, что находишься в Италии или Швейцарии. С лестницы слышится громкое эхо, от других строений: стоит кашлянуть, чихнуть или крикнуть, как еще громче возвращается повторение. Думаю, такое эхо было бы интересно послушать детям. Но и это жилище — временное, даже кратковременное. Перевозка и передача лаборатории произвела на меня тяжелое впечатление: ведь в лабораторию было внесено много старания, изобретательности и любви. Работы, естественно, прекратились. Вид опустелых и засоренных комнат стал мне настолько тяжел, что я был даже рад, взяв свой посох и котомку, уйти оттуда.
Вид на Кремель со стороны Святого озера.
Фотография П. В. Флоренского. 2002 г
Все напоминает о тленности всех земных дел и учит сознавать себя, «яко страннии и пришельцы»2. В настоящее время я работаю во вновь образованном Конструкторском бюро3; пока гл<авным> обр<азом> занят писанием заявок на ряд наших изобретений по переработке водорослей и использованию альгина и альгината. Кроме того надо написать несколько статеек. А далее, совместно с одним химиком и под его возглавлением, придется заняться проектированием химических заводов. — Посланную тобою книгу я получил.4 Если мои вещи уже получились, то в книгах ты найдешь «Таблицы физическ<их> констант» и (без переплета) изд<ание> кажется Акад<емии> Наук орочонских или тунгусских текстов со словарем5. Эти две книжки (обе тонкие) мне пришли. Посылок мне не присылай, разве что папирос. Луку у меня в этом году очень много и притом прекрасного, здешнего; просто хотелось бы вам послать отсюда. Вообще у меня все нужное есть, покупать негде, да и не нужно. Единственное, чего хочу — чтобы ты получше и повкуснее кормила детей. Между прочим, вкусное получается кушанье из репы, капусты, грибов и хорошо разваренной чечевицы, лука и укропа; в холодном виде это кушанье трудно отличить от печеных баклажан. Но его необходимо протушить основательно. 09.VIII. Получил твои письма № 28 и 7-го, вчера, № 29. О дне свадьбы я помнил, но ошибался в счете числа лет. Мне тяжело, дорогая, что ты все неспокойна, что-то придумываешь и напрасно мучишь себя. Хлопотать не для чего, приезжать было нельзя. Очевидно, по моим письмам ты не имеешь ни малейшего представления о характере моей жизни и все примеряешь ее к сковородинской; но это большая ошибка, все совсем не так, однако как — не могу объяснить, не поймешь. Готовили мы 1/2 года сами, т. е. собственно гл<авным> обр<азом> один из сотрудников, получали сухой паек. Теперь я перешел в столовую. Муку нам выдавали тогда. Ни о каких запасах не м.б. и речи.
Разговоры о приезде брось, очень прошу тебя. Крепко, крепко целую тебя и вспоминаю, как трудно было жить тебе со мною 25 лет.
Вид из камеры з/к Флоренского в быв. монастырской кузнице на Святое озеро и Кремль.
Фотография С. В. Веретенникова. 2002 г.
1. В конце августа сотрудники лаборатории, в т. ч. Р. Н. Литвинов и Н. Я. Брянцев, были переселены в поселок, в кузнечный корпус. Брянцев Николай Яковлевич — з/к, соавтор о. Павла Флоренского по заявке на изобретения: «1889 г.р., ур. г. Варшавы, обр. высшее, работал в Новосибирске в Крайплане инженером». Приговорен к ВМН 09.10.1937 г. Расстрелян 27.10 или 1–4.11.1937 г. под Медвежьегорском. С нового места пребывания з/к Флоренского сразу последовали доносы:
Совершенно секретно
РАБОЧАЯ СВОДКА № 39.
группа СПО III-й части 8-го Соловецкого отдела ББК-НКВД ПО СОСТОЯНИЮ НА 7 ОКТЯБРЯ 1935 г. РЕАГИРОВАНИЕ З/К НА ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА ОТ 14 И 22 СЕНТЯБРЯ — 35 г.
1.
25 сентября с/г в помещении Кузнечного корпуса з/к
ФЛОРЕНСКИЙ Павел Александрович (ст. 58–10–11 срок 10 лет), беседуя с з/к БРЯНЦЕВЫМ Николаем Яковлевичем и ЛИТВИНОВЫМ Романом Николаевичем на тему о введении персональных военных званий Нач. составу РККА, высказывался:
«В этом постановлении чувствуется тенденция на проявление сходства с буржуазными армиями, в частности с французской. В общем все-таки не совсем понятно введение в нашей армии чинов. Ведь раньше у нас эти чины, которые вводятся, например, полковник и др. были просто ругательными словами. Выходит так, против чего раньше боролись, теперь к этому возвращаемся снова». с/с «Хапанели» 23/IX — 35 г. РС N39 СПО 8 отд.