Портрет о. Павла Флоренского работы з/к Иванова Д. И.
Бумага, карандаш. 1935 г.
Думаю о вас. Конечно, я работаю, но уже над другим и второстепенным или третьестепенным: ни условия работы и жизни, ни возраст, наконец, ни душевное состояние не дают возможности обратиться к первостепенному. Достаточно знаю историю и исторический ход развития мысли, чтобы предвидеть то время, когда станут искать отдельные обломки разрушенного. Однако, меня это отнюдь не радует, а скорее досадует: ненавистная человеческая глупость, длящаяся от начала истории и вероятно намеревающаяся идти до конца ее. Но будет — о себе, это совсем не интересно. Портрет, посланный Кире, мне и самому не нравится1. Но во-первых лучшего у меня не было, а во-вторых я полагал, что Кира в связи с ним мог бы вспомнить свои школьные годы.
Почтарские лодки. На веслах по шуге.
Почтовая карточка издания УСЛОН. 1929 г.
Впрочем, ничто не мешает положить этот портрет куда-нибудь в стол. — Хорошо, что ты заинтересовалась смыслом и происхождением географических названий: по ним можно вскрыть прошлое местности и нередко таким образом, т. е. по анализу названий, приходят к очень важным истор<ическим> и географ<ическим> выводам. В частности, франц<узским> историком Бераром написано двухтомное сочинение «Финикияне и источники Одиссеи»2. Анализируя различные названия средиземноморских местностей, Берар отождествляет эти местности с описываемыми в Одиссее, доказывает удивит<ельную> точность описаний Гомера, фактичность их, составляет точную карту скитаний Одиссея и иллюстрирует ее многочисленными фотоснимками местностей. Кажущийся вымысел превращается в осязаемый факт. 1936.III. 13–14. Сегодня я закончил первую песнь «Оро», начал писать примечания. Сегодня же, в выходной день, художник3, который зарисовал меня в первый раз (то, что послано Оле), согласно твоему желанию, начал рисовать снова.
Пришлю в одном из последующих писем, т. к. надо еще закончить и закрепить карандаш. Если тебя этот рисунок удовлетворит, возьми его себе, если же нет, то передай Васе. Последнее время стоят солнечные дни, ночью морозы, но не сильные, днем когда как: то подтаивает, то несколько морозно. Но в воздухе, несмотря на снег, чувствуется что-то весеннее. Начинаю с завтрашнего дня ряд лекций по технологии и химии водорослей на курсах Иодных Мастеров. Остальное идет своим порядком, и нового сказать мне нечего. Разве только, что агар, получаемый нами, согласно нашим испытаниям, оказался доброкачественным и превосходящим японский, а равняющимся по качеству — американскому, если не выше его. Скажи Кире и Васе, что пишу им отдельно, в этом письме не помещается, а Кире надо написать много, по поводу предстоящей его работы. Собственно, надо бы написать неск<олько> тетрадей, т. к. это вопросы, которые я обдумываю десятками лет. Относит<ельно> печатания с кем-нибудь я считаю, что такой способ по ряду соображений самый целесообразный. Но то, что не закреплено в печати — неизбежно пропадает вовсе: наш век — не древние времена, когда сохранялись рукописи, да и тогда были «издательства», под диктовку размножавшие рукописи. Крепко целую тебя, дорогая. — Собираюсь написать М<арии> В<ениаминовне>, но все нет места; пока же передай ей мой привет и поблагодари ее за память. Я часто вспоминаю ее, хотя и не слышу никакой музыки. Еще раз целую тебя, всегда помню, даже без кашек и рязанской земли.
1. Автор портрета не установлен. Портрет см. на с.359.
2. Имеется в виду книга: Berard V. Les Pheniciens et I’Odyyssee. T.1, 2.Paris, 1902–1903.
3. З/к Иванов Д. И.
23 марта 1936 г., Кремль, быв. Кожевенный завод
1936. III.23.Соловки.№ 54.Дорогая Аннуля, сегодня получил твое и Мики письма, № 10 от III. 4. Как тревожно, что вы всё и все болеете. Кажется я писал тебе относительно приемов иода (по 3–4 капли в день тинктуры в воде или молоке), как предохранительном средстве против гриппа. У нас тут была эпидемия гриппа, но я, хотя и был в состоянии, близком к заболеванию, однако не заболел, вероятно потому, что принимал иод. Интересно, что и рабочие у нас, которые заняты возгонкою иода и следовательно вдыхают водные пары, не болеют гриппом, те же, кто стоит от возгонки подальше — заболевали, но не в сильной степени. Вот, только не знаю, достанешь ли иода (не бромферона!). Да, помимо всего, принимать время от времени иод вообще следует, особенно тебе. Спрашиваешь о Кириной работе1. Она мне понравилась, равно как и моему приятелю химику; но проверить результаты я не мог, нет потребных реактивов. При этом письме посылаю портрет, сделанный тем же художником2, что и тот, который послан Оленю, — согласно твоему желанию. Если ты не захочешь оставить его, т. е. портрет, у себя, то передай Васе. Хотелось бы послать тебе что-ниб<удь> красочное и красивое, но художник, который мог бы это сделать, частью занят, частью ленится, и приставать к нему мне неудобно. Однако в присланном портрете человек знающий мог бы оценить скульптурную лепку формы. Я сижу всецело в водорослях. Эксперементы над водорослями, производство водорослевое, лекции и доклады по тем же водорослям, изобретения водорослевые, разговоры и волнения — все о том же, с утра до ночи и с ночи почти что до утра3. Складывается так жизнь, словно в мире нет ничего, кроме водорослей. Но как раз о них-то не удается читать что-ниб<удь> дельное, — имею в виду какой-ниб<удь> курс «альгологии», т. е. водорослеведения. Докапываешься до всего своим умом, а потом узнаешь, что это уже сделано другими. Если бы мне было 20 лет, то пожалуй такая школа была бы не плоха, доходить своим умом. Но в моем возрасте уже поздно думать о школе и готовиться к чему-то будущему, а надо в настоящем вести работу с наибольшими результатами и наименьшею тратою сил. Большой недостаток у меня также и в том, что пока я работаю с водорослями, уже привезенными на завод, но не наблюдал их выбросов на берег и тем более растущими в море. Но м.б. весною и летом этот недостаток будет восполнен. Мое мышление так устроено, что пока я совершенно вплотную не подойду к первоисточнику в природе, я не чувствую себя спокойным и потому не мыслю плодотворно, т. е. со своей точки зрения, ибо только я могу судить или предощущать свои возможности.
Быв. Кожевенный завод. где располагался завод Иодпром. Вид с Банного озера.
Фотография В. П. Столярова. 2003 г.
Водоросли же настолько своеобразны, что их непременно надо прощупать до конца собственными руками. Недаром один из рабочих допытывался у меня, что водоросли — растения или животные, и когда я говорил, что растения (хотя чуть-чуть и животные), то был явно не удовлетворен: ему хотелось услышать о животной природе водорослей. — Очень жалею, что все не нахожу места написать М<арии> В<ениаминовне>, боюсь огорчить детей, если не напишу кому-ниб<удь> из них. (Васе и Кире пишу параллельно, в письме к маме, которое надо закончить, это № 53.) Но скажи ей, что я часто вспоминаю ее, рад ее посещениям и собираюсь написать. — III.24. Сейчас нашел у себя присланное вами — тряпочку с буковыми орешками. Эти орешки меня очень интересовали в детстве, своею трехгранностью. Трехгранность, как и всякая трехосная симметрия — огурцов в сечении, однодольных растений, в отличие от квадратности и круглости, создавала во мне чувство тайны. А тайна — столь же заманчива, как и страшна. Я сильно боялся буковых орешков и, хотя почва под буковыми деревьями была засыпана ими, никогда не решался раскусить. О съедобности их тогда никто не говорил и тогда на Кавказе конечно их не собирали и не ели. Только впоследствие я узнал, что буковые орехи съедобны, но вместе с тем понял и пользу своего чувства страха перед ними: старые буковые орехи содержат ядовитое начало, при поджаривании их разлагающееся, так что действительно нельзя есть этих орешков под деревом. Мне хочется записать здесь тебе и детям, по связи со сказанным, что все научные идеи, те, которые я ценю, возникали во мне из чувства тайны4. То, что не внушает этого чувства, не попадает и в поле размышления, а что внушает — живет в мысли, и рано или поздно становится темою научной разработки. Вот почему я писал тебе несколько раз, чтобы ты не безпокоилась за детей и что я верю в них: в них тоже должен жить инстинкт научного размышления, опирающийся на чувство таинственного и питающийся этим чувством, которое не мотивируется, но которое не обманывает. В каждой области действительности выступают особые точки, они-то и служат центрами кристаллизации мысли. Но нельзя формулировать, чем эти точки отличаются от прочих, и человеку, лишенному интуиции, хотя бы он и был умен, образован и способен, эти особые точки не кажутся входами в подземелья бытия. Их знал Гете, их знал Фарадей, Пастер. Большинство, по-видимому, слишком умно, чтобы отдаться этому непосредственному чувству и выделить особые точки мира, — и в силу этого безплодно. Это не значит, что они неспособны сделать что-нибудь; нет, сделают и делают, но в сделанном нет особого трепета, которым знаменуется приход нового, творческого начала… Буковые орешки завели меня в сторону и заняли все место. Целую тебя, постоянно вспоминаю. Как видишь, даже бумага попалась розовая. — Вчера получил от тебя № 10, а ранее — № 8, № 9 не получено.
1. Это работа по определению содержания ванадия. См.: В. А. Зильберминц., К. П. Флоренский. Полевое определение ванадия // Тр. Ломоносовского института геохимии, кристаллографии и минералогии АН СССР.1936. Вып.7.С.355–361.
2. З/к Иванов Д. И. Портрет опубликован: Священник Павел Флоренский. Сочинения в 4-х томах. Т.4.М., 1998, с.417.
3. О том же — Р. Н. Литвинов (1936.III.24): «…Дела заводские идут прилично, работы много, читать некогда. Вертишься с утра до ночи, за день как будто ничего не сделаешь, а за месяц чувствуются изменение и результаты. Любопытно на почти необитаемом острове вводить новую технику, создавая, чёрт знает из какой дряни. Нет насосов — из выброшенного монахами котла делаешь паровой аппарат для перекачки, самые современные вентиляторы делаешь из деревяшек. Совершенно излечился от радиотизма. У нас трансляция такая мерзкая, что когда у нас украли громкоговоритель, то этот факт был встречен больше с радостью, чем с огорчени