Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг. — страница 42 из 51

5. Родители Наталии Ивановны: Зарубин Иван Иванович (1887–1945), агроном и Зарубина (Николаева) Анна Лаврентьевна (1887–1959) — учитель русского языка и литературы.

6. В. А. Фаворский; в конверт был вложен лист бумаги, обработанный альгинатом.

23 декабря 1936 г., быв. Кожевенный завод

1936.XII.23. Соловки. N 85. Дорогая мамочка, по установившемуся обыкновению последнее письмо месяца посвящаю тебе. Все-таки деление времени на месяцы не совсем условно, и конец месяца означает и подведение итогов — как рабочих, так и личных. Конец же декабря для соловчан в особенности знаменателен. Готовимся к зимней спячке, т. е. к прекращению навигации и к зимовке в изоляции. Кто мечтает о переезде на материк, кто фантазирует об освобождении. Мечтаний о материке я понять не могу, т. к. убежден, что здесь во многих отношениях гораздо лучше, чем на какой-нибудь материковой командировке. Думаю, в этом случае действует больше слово материк, чем трезвая оценка самого материка. Но всякое прекращение навигации всегда сопровождается на Соловках этими безплодными разговорами. Впрочем, я лично их почти не слышу, сидючи круглые сутки в лаборатории или в своей келлии, представляющей отторженную часть моей лаборатории же. Вот уже несколько дней, с 18-го декабря, как я переместился в новое помещение, в пределах того же здания. Теперь и лаборатория и моя келлия более уединенны и более тихи, но зато лишены своеобразия прежних: там над головою высилась на высоте более 10 метров крыша. Подымешь глаза и видишь стропила, что мне весьма нравилось. Теперь я нахожусь в обыкновенных оштукатуренных стенах, правда стенах весьма старинных и достаточно толстых, но все-таки не дающих никаких особых впечатлений. Сижу день и ночь, если в это время на Соловках можно говорить о дне и ночи: почти круглые сутки темно или полутемно, ведь мы живем у Полярного круга, а вчера был самый короткий день. Помещаюсь я во втором этаже, так что видны краски неба и Кремль. Веду исследования, связанные с развивающимся производством, исследования химикотехнологического характера. Последний месяц много занимаемся водорослями и с ботанической стороны — изучал их строение под микроскопом, определял, насколько можно определять при нашем безлитературье, гербаризировал, делал зарисовки микроскопических картин. Обдумываю один аппарат для непрерывного получения иода прямо из водорослей. Установил режим процесса отбелки агара и т. д. Собираю, опять-таки насколько возможно в наших условиях, материалы по водорослям со всех точек зрения. Это нужно и для работ, и для чтения лекций на курсах Мастеров-Водорослевиков (вероятно, это первые в мире курсы с подобной специализацией) и, — тайная надежда, — для книги о водорослях, написать каковую можно было бы лишь много времени спустя, по завершении ряда исследований и получении литературы, для книги совершенно необходимой. — Я получил несколько фотоснимков с домашних и в особенности с маленького. Последние, ноябрьские, мне показались наиболее интересными, м.б. потому, что у маленького совсем осмысленный вид и, по крайней мере так кажется, здоровое состояние. Мне жаль, что ты не видишь своего правнука, носящего имя своего прапрадеда. Хотелось бы повидать его и мне, но хорошо и то, что присылают из дому его снимки. Видно по этим снимкам, как маленький растет и крепнет. Все, но немногие, кому я показывал эти снимки, хвалят маленького и находят его толстеньким и здоровым. Находясь здесь, я чувствую себя все-таки с вами, постоянно вспоминаю вас всех и отвлекаюсь работой. Не знаю, много ли выйдет из нее проку, но работаю постоянно, и даже для чтения чего-нибудь не относящегося к делу не остается и 1/4 часа. На днях послал детям и Анне коллекцию зверей, растений и камней, очень убогую, конечно, т. к. иную послать не смог бы, но все же дающую некоторое представление о местной природе, тем более, что младшие морской природы не видывали и не имеют о ней представления. Вернулась ли тетя Соня? Здорова ли ты, дорогая? Поцелуй Люсю, кланяйся Лиле с семьею и потомством, Шуре, Андрею с семьею, если будешь писать им. Крепко целую тебя, дорогая мамочка, заботься о своем здоровье. Еще раз целую. Тороплюсь закончить письмо, т. к. уже половина третьего, а завтра утром последний срок подачи декабрьских писем. Еще раз целую.

23–24 декабря 1936 г., быв. Кожевенный завод

1936.XII.23–24. Соловки. № 85. Дорогая Наташа, присылаемые снимки маленького меня очень утешают в моем одиночестве. По ним я слежу за его ростом и развитием. Каждый снимок показывает маленького в новом виде. Теперь, т. е. по ноябрьским снимкам, он уже приобрел осмысленное выражение, и, видимо, способность направлять движения согласно своему желанию. Мне он очень нравится, и я им вполне доволен, лишь бы был здоров. Нравится он также и другим, кто видит у меня его снимки. Впрочем, я не держу их открытыми, неприятно, когда будет смотреть на них всякий посторонний, вошедший ко мне в келлию. В настоящее время я живу, можно сказать, в затворе, никуда не выхожу, кроме ежедневного прохода в Кремль — обедать, и, через день, в Кремль же за завтраком. Через день — это потому, что с одним знакомым мы в видах лучшего распределения еды по времени и ради экономии времени решили носить завтрак «домой» и делаем это поочередно. Вы спрашиваете относительно прикармливания маленького. Я думаю, отнимать от груди его не следует, а прикармливать надо. Во-первых, будет более разнообразное и более обильное питание, а во-вторых, он приучится к пище, которую придется есть впоследствии, так что переход не будет слишком резок. Летом делать такой скачок вообще нежелательно, и при его плохом пищеварении могло бы быть и рискованным. Мне кажется, далее, что было бы хорошо давать ему морковный сок — натереть моркови и выжать через чистую тряпочку. Впрочем, спросите об этом у врача. Думаю, что регулировало бы его пищеварение и, кроме того, давало бы ему витамины. Как жаль, что не могу видеть его развития, и ко мне он не привыкнет. Но что же делать. — Продолжаете ли занятия английским языком? Кланяйтесь своей учительнице1 от меня. Музыку напрасно забросили, надо играть хотя бы понемногу, но каждый день, да и маленькому надо приучаться к звукам. Играйте ему Баха и Моцарта, путь он пропитается их ритмами. Печально, что наш дом, несмотря на мои старания и убеждения, не звучит, это очень было бы важно для душевного равновесия. Всего хорошего, будьте здоровы и добры, берегите мне внука.

П. Флоренский.


1. Малиновская Екатерина Антоновна. Она же преподавала английский язык детям Флоренского.

13 февраля 1937 г., быв. Кожевенный завод

Дорогая Наташа, Вы что-то давно не сообщали, как растет мой маленький внучок. А я непрестанно не то что думаю о нем, а живу с ним. Очень, очень жаль, что не вижу его роста и развития, как раз в то время, когда закладывается самый каркас личности. Все остальное, позднейшее — только вариации на тему раннейшего детства. Старайтесь окружать его впечатлениями прекрасного, но только действительно прекрасного, первозарядного. Эти впечатления станут зародышами кристаллизации, на которых будет впоследствии отлагаться прекраснейшее, а все чуждое выбрасываться вон.


Мик с Павликом. Загорск. Фотография. Осень 1936 г.

Эта фотография была послана о. Павлу в письме


Занимаетесь ли английским? Как решилось с вашей учительницей, остается ли она в Загорске, или уезжает? Занимаетесь ли музыкой? Было бы печально, если бы вы бросили ее, играть непременно надо, хотя бы для маленького, если не для себя. Здоров ли он теперь? Думаю, как полезно было бы ему давать водоросли, они так благотворно действуют на желудок. Или хотя бы агар-агар. М.б. не теперь, а позднее. Ему можно было бы наварить на агаре мучной кисель.

Всего хорошего.

20 апреля 1937 г., быв. Кожевенный завод

1937.IV.20. Соловки. № 98. Дорогая Аннуля, 15 апр-<еля> получил твое письмо № 9 от 20 марта. Не удивляйся, что долго не писал: в этом месяце можно написать лишь 2 письма. Веточку псевдомимозы (акации) получил, она напомнила мне Батум, с его улицами, обсаженными этими деревьями, а потому — и детство. Ты меня неверно поняла, когда я писал о маленьком Павлике: я вовсе не огорчаюсь, я радуюсь, что есть у вас предмет внимания и утешения, пусть он и заменяет меня, может быть, когда вырастет, то и заменит, если не для вас, то в работе. Ведь наследственность нередко перескакивает через одно поколение. Впрочем, я не хочу сказать, что мои прямые дети не заменят меня. Ты знаешь, как я люблю их и верю в них. Но строение мысли и характера у детей обычно не таково, как у родителей, а ближе подходит к дедам и вообще к поколению через одно. У меня было слишком много научных замыслов, чтобы хватило сил их осуществить. Но может быть маленькому удастся продолжить нить размышлений, хотя, конечно, это будет по-новому, и пусть будет лучше и в лучших условиях. Оглядывась назад, я вижу, что у меня никогда не было действительно благоприятных условий работы, частью по моей неспособности устраивать свои личные дела, частью по состоянию общества, с которым я разошелся лет на 50, не менее — забежал вперед, тогда как для успеха допустимо забегать вперед не более как на 2–3 года. Но все это, все-таки, пишу не о себе, т. е. не ради себя, а ради маленького, — хочу пояснить, почему я радуюсь вниманию к нему. — Относительно Мики. Да, ему не следует оставаться предоставленным самому себе, да кроме того необходимо, чтобы он набирался впечатлений от природы. Если нельзя устроить ничего другого, то пусть поживет у Коли,1 но необходимо просить Колю смотреть за ним и не давать распускаться. Пусть летом ведет запись наблюдений над природой, рисует с натуры. Может быть у Коли есть какие-нибудь метеорологические установки, хорошо бы поручить их Мику для систематических наблюдений. А вы постарайтесь воспользоваться весною и летом, чтобы побольше видеть лес, луга, цветы, облака. Ведь это — лучшее, что есть в жизни и самое успокоительное, надо пользоваться. И маленькому тоже можно будет пользоваться, в природе — самое лучшее воспитание. — В одних воспоминаниях («Русск