Поскольку письма из ссылки являются лучшим комментарием к поэме, ее органическим контекстом, мы не будем останавливаться на подробном объяснении отдельных сюжетных линий, приведем лишь фрагменты писем, непосредственно относящиеся к поэме, к ее «объяснению».
22–23 апреля 1935 г… А. М. Флоренской
Изредка вспоминаю о Дальнем Востоке с сибиряками, которые знают как север Азии, так и восток. К сожалению орочон никто не знает и орочонского языка здесь не изучишь — нет ни книг (кроме эвенкийского словаря, который оказался со мною), ни людей. Был бы хоть какой-нибудь текст, сели не орочонский, то тунгусский. Как-нибудь пойду в библиотеку при музее, попробую поискать в старых изданиях. Мне хочется изучить этот язык, а главное надобен он для местного колорита в поэме. Приходится оперировать одними существительными, т. к. глаголы спрягать не умею и не по чему учиться.
12 мая 1935 г., Василию
Всегда безпокоюсь о тебе и все думаю. Пишу понемногу, по несколько строчек в день, за неимением ни времени, ни сил, «Оро» и думаю о вас: не только пишу для вас, но и стараюсь воплотить все свое и ваше в образ орочонского мальчика, который для этой цели оказался подходящим. Вспоминаю свое и ваше детство, детские лереживания и чувствую, как целостно это все выкристаллизовывается, наверно изоморфная кристаллиэация.
19 июля. 1935 г., А. М. Флоренской
Помалу, очень помалу, пишу «Оро» и все время вспоминаю детей и себя в детстве. В нем сливается столько пережитого, что и сам Оро для меня живой мальчик и мне было бы странно слышать, если бы кто сказал, что он выдуман мною.
7 декабря 1935 г., Кириллу
Ты говоришь об «Оро», Но при этом впадаешь в несколько ошибок. Во-первых, тебе известно лишь несколько отрывков из этой вещи и ты не знаешь не только замысла в целом, но даже и первой, написанной, песни. Во-вторых, ты впадаешь в обычное заблуждение читателей, спешащих отождествить одно из действующих лиц произведения с автором. Но, ведь, если произведение не натуралистично, а истинно творческое, то автор отображает свой внутренний мир не в одном лице, а во всех, т. к. в противном случае часть их, не будучи связана с основной интуицией произведения, была бы бесполезным балластом. А с другой стороны ни одно из лиц не выражает автора целиком: все они в живом взаимодействии дают внутренний мир автора в его движении, а потому — и реальности.
Кто такой Оро? — И я, и Вася, и ты, и Мик, и Мих. Фарадей и многие другие. Кто странник? Частично б.м. и я, но очень частично, а гл<авным> обр<азом> один знакомый. Кто отец-орочон? Частично я, значительно больше — другие, мне известные, много — мой отец. Кто мать Оро? — Отчасти мама, отчасти моя тетя Юля и др.
И наконец, в третьих, ты не замечаешь (полагаю в этом виноват автор) бодрого тона, данною размером и ритмом, и бодрой идеологии, которая раскрывается в преодолении обратного мироощущения, а не в простом незамечании всего, что может ослабить дух и вести к унынию. Это — древнеэллинское понимание жизни, трагический оптимизм.
Жизнь вовсе не сплошной праздник и развлечение, в жизни много уродливого, злого, печального и грязного. Но, зная все это, надо иметь пред внутренним взором гармонию и стараться осуществить ее. Оро проходит чрез ряд тяжелых обстоятельств и испытаний, но проходит чрез них для того, чтобы окрепнуть, чтобы выработалось его мировоззрение, чтобы он сделал научный подвиг — дал новый подход к природе, новое конкретное реалистическое понимание мира, в противовес безжизненному, отвлеченному, призрачному.
4–5 июля 1936 r., А. М. Флоренской
Несколько раз я посылал Мику стихи, доходят ли они до вас и доходят ли до вашего сознания. Ведь они автобиографичны и гено-биографичны, т. е, передают основные свойства нашего родового мышления (генос — род); поэтому мне хотелось бы, чтобы вы видели в них не просто стихи для развлечения, а итоги жизненного опыта, которые могут быть полезны как направляющее начало в работе и жизни.
«Священник не снявший с себя сана»
Прошли годы, выросло два поколения наших соотечественников. Палачи тщательно стирали следы своих преступлений. Они рушили бараки, ровняли с землей могилы, жгли документы, смывали невинную кровь кровью своих сообщников. Так что будто ничего и не было. Не было БАМЛАГа, Беломорканала, СЛОНа и СТОНа. Но было. И подобно тому, как вечная мерзлота исторгает из земли в оттепель истлевшие корни деревьев, камни острогов и обрывки колючей проволоки, так и река времени неизбежно выносит в поток вечности свидетельства о жизни, ставшей житием.
Теперь нам известны события последних месяцев жизни отца Павла Флоренского и обстоятельства его мученической кончины. Последнее письмо от з/к Флоренского П. А. пришло в Загорск 19 июля 1937 года. На запросы было сообщено, что Флоренский П. А. снова осужден «сроком на 10 лет без права переписки». И всё. Два десятилетия неизвестности и… надежд. Поминали всегда «О здравии». Новое сообщение о судьбе осужденного з/к Флоренского П. А. было получено в связи с возбуждением дела о его реабилитации. В свидетельстве о смерти П. А. Флоренского, выданном Невским ЗАГСом г. Ленинграда 3 ноября 1958 года, сообщалось, что реабилитированный П. А. Флоренский умер 15 февраля 1943 года. Эта дата соответствует сроку осуждения в 1933 году на 10 лет, но она близка и к датам смерти, которые указывали при реабилитации в 50-е годы. Хотя дата эта и вызывала сомнения, но теперь поминать о. Павла стали «За упокой» и по просьбе Анны Михайловны Флоренской был совершен наместником Троице-Сергиевой Лавры архимандритом Пименом (Хмелевским), позже архиепископом Волгоградским и Саратовским, чин погребения.
«Вы спрашиваете о подробностях погребения о. Павла в Лавре (заочном), — отвечает 29 апреля 1987 года Высокопреосвященный Пимен в ответ на вопрос В. А. Никитина, родственника Флоренских, церковного публициста. — Мне уже трудно вспоминать подробности. Пришла ко мне Анна Михайловна Флоренская (я был наместником Лавры) и сказала, что получила откуда-то справку, в которой говорилось, что П. А. Флоренский умер в 1943 году. Она просила отслужить погребение. Погребение я отслужил в Духовской церкви Троице-Сергиевой Лавры 15 декабря 1959 года (П. В. Флоренский вспоминает, что это происходило в Трапезном храме. — Ред.) Присутствовали при службе: Анна Михайловна, Кирилл Павлович, Павлик, Ваня (второй сын Василия Флоренского. — Ред.), Наталья Ивановна, Ольга Павловна, Саша, Маша и Анна Васильевна. Затем они все были у меня в покоях, что-то рассказывали (уже не помню что, но много житейского, из своей жизни)».
Таким образом, священник Павел Флоренский был церковно погребен лишь спустя 22 года после мученической кончины, о которой стало известно еще через тридцать лет. Смерть всегда больше, чем просто факт, тем более смерть священника, смерть насильственная, мученическая. Она приобретает символическое значение, и каждая деталь ее, подробность бесконечно важна, ибо становится предметом не биографии, а жития.
Лишь в июне 1989 г., по запросу семьи в управление КГБ СССР по г. Москве и Московской области, было произведено расследование обстоятельств осуждения и смерти священника Павла Флоренского. На основании полученных новых сведений 24 ноября 1989 г. ЗАГС Калининского района Москвы выдал семье новое свидетельство.
СВИДЕТЕЛЬСТВО О СМЕРТИ
Гражданин ФЛОРЕНСКИЙ Павел Александрович умер 08 декабря 1937 г. в возрасте 55 лет, о чем в книге регистрации актов о смерти 1989 г. ноября месяца 02 числа произведена запись за № 6в.
Причина смерти — расстрел.
Место гибели: область Ленинградская.
Место регистрации — отдел ЗАГС исполкома Калининского Райсовета г. Москвы.
Дата выдачи — 24 ноября 1989 г.
Заведующий отделом (бюро) ЗАГС (подпись) VIII— МЮ № 423815.
(Печать учреждения, выдавшего документ).
В результате хлопот семья получила сначала ксерокопию отдельных листов дела и пыточную фотографию подследственного Флоренского П. А., но только анфас, а также рукопись его работы «Предполагаемое государственное устройство в будущем», которую он написал после завершения следствия в Бутырской тюрьме. Позже, в феврале — апреле 1991 г., в дни Великого поста, в архиве КГБ СССР с делом осужденного и реабилитированного Флоренского П. А., которое имеет архивный номер 212 727, работал П. В. Флоренский. Ему удалось переписать более тысячи страниц протоколов допросов, служебной переписки и других документов. Позже ксерокопия всего дела была предоставлена семье. Сведения, почерпнутые из дела, дополнены материалами, добытыми подвижниками Ленинградского отделения «Мемориала»: трагически погибшим В. В. Иоффе и И. А. Резниковой, а также расстрельными списками соловчан, найденными в архиве ФСБ Архангельской области Т. В. Сошиной. Собранные материалы обобщены в очерке А. Разумова и В. Груздева «Скорбный путь соловецких этапов» (Ленинградский мартиролог. 1937–1938. Том 4. 1937 год. СПб. 1999. С. 658–664). По этим материалам и излагаются некоторые подробности последних месяцев жизни и мученической кончины священника Павла Флоренского.
В год 20-летних юбилеев Октября и органов ВЧК— ОГПУ — НКВД Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение раз и навсегда избавиться от всех неблагонадежных и «социально опасных граждан». Избавиться к дню Сталинской конституции 5 декабря. Летом 1937 года партией и правительством было принято решение о сокращении количества заключенных в лагерях. Началась подготовка к выполнению решения и в Соловецком лагере. Связь с внешним миром предназначенных к ликвидации заключенных была прервана уже в июне, и систематические письма перестали приходить и от Р. Н. Литвинова, и от Н. Я. Брянцева, и от других з/к. Дальнейшая их судьба стала на полвека тайной.
Святые — расстрельные — врата Соловецкого монастыря,
Почтовая открытка издания УСЛОН. 1926 г.
В июне 1937 г. Соловецкие лагеря особого назначения, составляющие часть Беломорско-Балтийского комбината НКВД СССР (СЛОН ББК НКВД СССР) перевели в ведение 10-го (тюремного) отдела ГУГБ НКВД СССР для реорганизации в Соловецкую тюрьму особого назначения (СТОН). 4 июня начальником Соловецкой тюрьмы вместо П. С. Раевского был назначен ст. майор ГБ И. А. Апетер, служивший с 1934 г. начальником санитарно-курортного отдела АХУ НКВД СССР.