Ночью начался снег, маленькие снежинки таяли, едва прикасаясь к земле, но никто не ушел, гости оставались в огороженном садике до глубокой ночи. В первые пару часов Корбин чувствовал себя неловко, но вскоре пиво подействовало, и прежде чем он понял это, уже было два часа ночи. Он разговаривал о студенческом футболе с девушкой из университета Ричмонда и мускулистым парнем из Бейлора, который свесил на нее свои обнаженные татуированные руки. Решив, что пора уходить, Корбин извинился и побрел в квартиру искать туалет. Генри стоял в дверях своей спальни с незажженной сигаретой в зубах. Корбин, вообще-то, ненавидел мужиков с длинными волосами, но темные волосы Генри – не меньше пяти сантиметров ниже плеч – не портили его. Это был невысокий парень с мощной грудью, широкими плечами и мелкими чертами лица. Корбин представил себе лиса, наделенного человеческими качествами, дерзкого и обаятельного.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая рыжая девчонка в короткой юбке. Она прошмыгнула мимо Корбина в спальню, скользнув рукой по груди Генри.
Парень улыбнулся, не вынимая сигарету изо рта, и кивнул головой в направлении спальни, зазывно приподняв бровь. Корбин на минуту смутился, но потом сообразил, что Генри предлагает присоединиться. Корбин непринужденно поднял обе руки и покачал головой. Он почувствовал, как кровь прихлынула к лицу, и нырнул в ванную. Когда он вышел, двери спальни уже были закрыты.
После вечеринки Корбин еще несколько раз сталкивался с Генри, но тот не подавал виду, что помнит о случае в коридоре. Корбин вообще начал сомневаться, правильно ли он его понял. Действительно ли его звали в спальню на секс втроем? Подробности той ночи выглядели размытыми, и сейчас он уже не был так уверен. Но каждый раз, когда Корбин видел Генри, он чувствовал какое-то беспокойство в груди и обнаруживал, что при разговоре начинает запинаться. Не то чтобы ему нужно было что-то доказать Генри, который любил поболтать и гордился тем, что знает все обо всех. Корбин пытался убедить себя, что – Генри бестактный выпендрежник, но каждый раз, когда они оказывались рядом, он пытался в некотором роде понравиться Генри. Шуткой или какой-то историей, которой Генри еще не знал. И когда у него получалось, Корбин ощущал неловкий прилив гордости. Интересно, другие люди чувствуют то же, что и он?
Генри, на удивление, сидел в пабе один, и хотя Корбин немного паниковал в предвкушении экзамена по теории игр, он был счастлив встретить его и пригласил присесть.
– Ты знаешь, могу помочь тебе с экзаменом, – сказал Генри, развалившись с большим стаканом пива на стуле напротив Корбина.
– Ты же не посещаешь этот курс.
– Нет, но я нарыл кое-что. Один и тот же экзамен каждый год. Твой профессор никогда не меняет его. Хочешь знать вопросы?
– Еще бы!
Генри рассказал Корбину, что узнал об этом от студента, проходившего программу в прошлом году.
– Я зазубрил все вопросы, но занятия не посещал, так как группу уже укомплектовали. Так что это тебе поможет, не так ли?
– Ты уверен?
– На девяносто процентов. Девяносто пять. Не волнуйся, чувак. Давай еще по пинте.
Корбин купил выпивку на двоих. Вопросы, похоже, действительно подходили. Все соответствовало темам, которые детально излагал профессор Хинчлифф – один из тех стариков с паутинкой мелких вен на щеках. Корбин решил довериться Генри – это облегчило бы его жизнь.
Он отложил книгу, и они с Генри накатили еще несколько пинт. Это была их самая длительная встреча.
– Где ты прятался весь семестр? – спросил Генри.
Корбину и в голову не пришло что-то скрывать:
– В первую неделю я не нуждался в жилье, потому ни с кем не познакомился. Общался со студентами-англичанами.
– Иуда. Ты же знаешь, что не должен встречаться с другими иностранцами во время заграничной учебной программы.
– Что-то не припоминаю такого.
– Нет? Это требование. Приезжаешь в Европу как мудак, прикладываешь все силы, чтобы ни с кем, кроме американцев, не встречаться, а затем возвращаешься как еще больший мудак. И начинаешь свои истории о последнем курсе словами: «Когда прошлым летом я был в Европе…» Эй, а ты едешь в путешествие после окончания занятий?
– Нет, но хотелось бы, – признался Корбин. – У меня стажировка в Нью-Йорке. Начинается в первую неделю июня.
– Не может быть. У меня тоже. Где?
Они сверили письма по своим летним практикам. Это были разные компании, но в одном и том же квартале Мидтауна.
– Отлично, чувак, – обрадовался Генри. – Мы будем лучшими друзьями. Я уже знаю, в каком баре мы будем зависать.
Они начали обсуждать известные бары и рестораны Нью-Йорка, а фраза о лучших друзьях эхом звучала в голове Корбина. Он понимал, что это пустые слова, и, хотя не испытывал недостатка в приятелях, чувствовал, что лучше друга у него никогда не было. Он уже представлял их с Генри зависающими каждую ночь в одних и тех же барах, где они станут встречаться безо всяких предварительных договоренностей.
– Будет грандиозно, – не мог успокоиться Генри. – Я имею в виду, что люблю Лондон, но нам нужна передышка, тебе не кажется? Выпивка в коктейль-барах вместо пабов, знакомства с загорелыми женщинами.
Они дружно рассмеялись, и каждый сделал глоток пива. Генри наклонился к нему и понизил голос.
– Знаешь, Корб, я думаю, у нас есть что-то общее.
– Да?
– Клер Бреннан. – Генри улыбнулся, обнажив тонкую линию зубов.
– Ага, я знаю Клер. – Корбин как будто проглотил теннисный мячик.
– Я знаю, что ты знаешь. Полагаю, вы тесно знакомы.
– Откуда ты… – зарделся Корбин.
– Похоже, она изменяет нам двоим.
– Что ты имеешь в виду?
– Именно то, о чем ты думаешь. Господи, посмотри на себя. Только без инфарктов, чувак.
Глава 14
– Так ты поэтому пришел? Поговорить со мной о Клер? – немного погодя спросил Корбин.
Генри выдержал паузу.
– Нет, я просто зашел поболтать. Хотя я действительно собирался описать ситуацию с Клер. Подумал, что так будет правильно.
За время, прошедшее с тех пор, как Генри ошарашил его новостью о Клер, к Корбину уже вернулось самообладание. Шок от невероятного предательства, поразившего его до глубины души, сменился нарастающим чувством ярости. Генри разделял справедливое чувство.
– Стерва обманывала нас обоих, – подливал он масла в огонь.
Они пробежались по личной хронике событий, чтобы воссоздать картину, как ей удавалось выкручиваться. Оказалось, что Генри впервые перепихнулся с Клер за месяц до того, как Корбин уехал на длинные выходные в Амстердам встретиться с двумя подругами матери. Генри, как и Корбин, познакомился с Клер в «Трех ягнятах». Он пригласил ее на ужин, и она согласилась. Ужин прошел на славу, и последние несколько недель Генри время от времени виделся с ней.
– Как часто вы встречались? – поинтересовался Корбин.
– Каждый вторник вечером.
– У меня по вторникам семинар.
– А по воскресеньям мы иногда ходим в паб на реке.
– Мне она говорила, что по воскресеньям наверстывает учебу.
– Нас одурачили, приятель, – сказал Генри, тряся головой. – Она просила тебя делать вид в «Трех ягнятах», что ты не ее парень? Будто не хочет, чтобы люди знали, что она встречается с клиентами?
– Угу. Она говорила такое. Охренеть.
Генри допил свое пиво одним большим глотком и вытер губы тыльной стороной ладони. Довольный собой, он криво усмехнулся.
– Что-то не похоже, чтобы ты был расстроен так же, как я, – заметил Корбин.
– Еще как расстроен, поверь. Просто я гораздо больше об этом думал, а сейчас скорее зол, нежели опечален.
– Как ты ее вычислил?
Генри рассказал, что в прошлую субботу вечером случайно увидел Клер, когда она выходила из метро на станции «Кэмден-таун». Он помахал ей рукой, но девушка не заметила его. Она явно торопилась и была на чем-то сосредоточена. Генри последовал за ней вдоль прилавков к индийскому ресторану. Возле ресторана ее ждал Корбин, и они поцеловались прямо на улице.
– И ты ей не рассказал? – удивился Корбин.
– Я дал ей шанс самой признаться. Я виделся с ней на следующий день и спросил, действительно ли мы с ней в официальных отношениях, и она ответила, мол, да – надеется, что так и есть. Вот тогда-то я не просто разочаровался, а разозлился. Решил прекратить наши встречи, не объясняя причин, чтобы заставить помучиться. А сегодня вечером увидел здесь тебя. Знаешь, я не думал тебя посвящать в эту грязь. Возможно, ты никогда бы и не узнал, и, наверное, по большому счету это ничего не изменит. Но ты, кажется, славный малый, и я решил, что тебе следует знать.
– Я рад, что ты рассказал мне. Я чувствую себя полным идиотом.
– Ты не идиот. Ты просто доверился женщине. Я серьезно. Никогда больше так не делай.
– Не буду.
– Так как мы поступим? – усмехнулся Генри.
– Ты о чем?
Генри перевернул стакан вверх дном – на деревянном столе образовалось мокрое кольцо.
– Как мы собираемся отомстить ей? Шаг за нами. Она ведь не в курсе, что нам все известно.
– И то правда.
Генри подскочил.
– Еще одну пинту, хорошо? Потом придумаем, как ее поиметь. – Корбин не успел ответить, как приятель уже направился к бару.
Они состряпали план. Генри знал заброшенное кладбище на севере Хэмпстедской пустоши, которое называли Боддингтонским. Он обнаружил его еще в первую неделю своего пребывания в Лондоне во время воскресной прогулки. Надгробия большей частью были разрушены, и все заросло деревьями и кустарником. Генри уже упоминал о нем в разговоре с Клер, сообщив, что перед возвращением в Америку хочет пойти с ней туда – взять фотоаппарат и наделать кучу классных снимков. Девушка согласилась, и они договорились на среду, на вторую половину дня. Генри никого не видел на кладбище в солнечное воскресенье и надеялся, что в будний день там тоже не будет ни души. Если не считать Корбина – он будет ждать на кладбище, и они так настращают ее, что бедняжке больше никогда не захочется морочить голову двум мужчинам одновременно. А может, и вообще никому, если уж на то пошло.