Они провели лето вместе, превратив в традицию ежедневные встречи после работы в «Уголке Джимми». Иногда присутствовали другие люди – коллеги или друзья, но чаще всего они были вдвоем. Обычно брали мартини, меняя каждый раз ингредиенты в поисках идеальной смеси. После первого коктейля они переходили в другое место, пили другие напитки. Генри придерживался правил: «Чем глубже ночь, тем ближе к центру», «Никогда не брать больше двух напитков в одном баре», «Не тратить время на разговоры с девчонками до полуночи».
Они нарушали свои правила, хотя и не часто.
Их совместные ночи слились в одну долгую переливающуюся вечеринку. В каждом баре Генри находил друзей, но Корбина никогда не покидал. К концу ночи они всегда воссоединялись. Иногда, конечно, Генри уходил домой с кем-то другим. Но только на одну ночь, и все равно ничего серьезного из этого не выходило. Однажды в жаркий июльский вечер, посидев в баре «Балкон», Генри ушел с парочкой – мужчиной постарше и молоденькой девушкой. Корбин вспомнил ту вечеринку в Лондоне, когда Генри поманил его в спальню. Ему стало интересно, получит ли он похожее предложение и наступит ли та ночь, которая закончится у Генри с Корбином в постели с одной женщиной. После Клер у Корбина больше никого не было. При мысли о любом виде секса у него сводило желудок от сочетания страстного желания и похоти. Но ничего такого не происходило. Генри, несмотря на успех у женщин, казалось, вовсе не интересовался сексом. Однако всегда проявлял любопытство, когда разговор заходил об убийстве.
Довольно часто, оставаясь вдвоем, они обсасывали историю с Клер, делились впечатлениями, как молодые любовники вспоминают первое знакомство, перебирали каждую деталь.
– А потом она бросила на тебя взгляд, чувак, словно ты мальчишка, которого ведут, как щенка на веревочке, – говорил Генри.
– Я очень хорошо помню тот взгляд.
– Вне всяких сомнений, она в тебе ошиблась.
От таких бесед Корбину становилось гораздо лучше, возвращалась уверенность, что они все сделали правильно. Он все еще с ужасом вспоминал о том, что произошло на кладбище, но обсуждение деталей, особенно в манере Генри, немного нормализовало его состояние. Их обидели – они отомстили. И все сошло с рук. Это была целая история.
– Думаю о тех мужиках, которых мы спасли от Клер Бреннан, – любил говорить Генри.
– За всю жизнь. Бог знает сколько.
До конца лета, как раз до самого начала нового учебного года, Корбин пригласил Генри пожить в доме матери в Нью-Эссексе, пока она вместе с его братом путешествовала по Европе. В течение трех теплых дней, периодически омываемых дождями, целый дом был в их распоряжении. Они смотрели фильмы, в основном триллеры шестидесятых и семидесятых годов. Ходили на пляж и плавали в любую погоду, даже в грозу, наблюдая, как вокруг их тел пенится вода.
В последнюю ночь они смотрели фильм «Нож в воде», затем уселись на террасе, забили косячок и потягивали дорогущее «Бордо» матери Корбина. Генри сказал:
– Мы должны сделать это снова.
– Сделать что? Вернуться сюда? Конечно, дружище, в любое время.
– Нет. Я говорю о Клер и о том, что мы сделали с ней. Мы как-то должны это повторить.
На закате дом отбрасывал на дюны и на плоскость пляжа длинную узкую тень.
– Впрочем, если найдется подходящий человек, – выдавил из себя Корбин, когда наконец сообразил, что предлагает Генри.
– Черт, да, подходящий человек. – Генри подался вперед, вытащил из пачки «Парламента» сигарету и прикурил. – Кто-то типа Клер. Нужна девушка, которая свяжется с двумя парнями, с нами обоими, и будет думать, что не поплатится за это. Я размышлял насчет Анны, но понял, что не могу больше находиться с ней ни минуты. Ты мог бы приударить за ней в один из вечеров, чтобы посмотреть, что она будет делать. Впрочем, мы знаем, что она будет делать. А потом мы накажем ее, как наказали Клер.
У Корбина свело желудок, но в воодушевлении Генри было что-то заразное. И чем дольше он знал Генри, тем больше хотел угодить ему.
– Мы должны быть осторожны. Нам повезло с Клер.
– Знаю. Думаю об этом все время. Но не забывай – у тебя есть я, а у меня – ты. Мы всегда можем обеспечить друг другу алиби. Мы всегда поддержим друг друга.
Внизу, на пляже, вдоль пенной линии прибоя шла женщина средних лет, и на какой-то жуткий миг Корбину показалось, что это его мать возвращается домой. Он навел резкость и понял, что она даже приблизительно не похожа на его мать. Он взял сигарету из пепельницы и, сделав глубокую затяжку, сообразил, что схватил сигарету Генри.
– Извини, приятель. Я только что затянулся твоей сигаретой. – Он положил ее обратно в пепельницу. Рядом лежал остаток косячка, который они раскурили.
– Не парься. Это не моя сигарета, это наша сигарета.
– Я даже не курю. Наверное, я под кайфом.
– Чувак, я знаю, – сказал Генри и начал смеяться. Корбин тоже расхохотался, и их ржание смешалось с пронзительным криком чаек.
Только спустя десять месяцев они нашли кандидатку. Ее звали Линда Алчери. Генри познакомился с ней в Хартфорде, куда переехал после окончания Колледжа Аврелия. Корбин вернулся в Нью-Йорк, где ему предложили должность молодого специалиста в «Браяр-Крэйн».
– Кое-что о ней, – тараторил Генри по телефону. – Уже через неделю наших свиданий она сообщила, как сильно меня любит. Чушь собачья, я знаю. Начать хотя бы с того, что она заговорила о любви, когда я повел ее в очень дорогой ресторан. Не думаю, что это совпадение.
– Но и не говорит о том, что она неверна.
– О, думаю, она ляжет под первого, в ком почувствует свою выгоду. Мне кажется, что стоит ей разок взглянуть на тебя, одетого в рубашку от «Брукс бразерс», и она мигом распрощается со мной.
Корбин приехал в выходные, когда Линда Алчери устраивала пати в честь своего дня рождения. Она жила в комплексе Западного Хартфорда, а вечеринка проходила на общей террасе на крыше. Генри откланялся пораньше, а Корбин задержался до поздней ночи, пока они не остались вдвоем с Линдой.
– Как ты доберешься до дома Хэнка? – спросила девушка. Чтобы удержать равновесие, она ухватилась одной рукой за перила террасы.
– Ты зовешь его Хэнком?
– А ты?
– Нет, я называю его Генри.
– Генри. Хэнк. Не все ли равно? Но где же он? – Она оглянулась, как будто он мог все еще оставаться на крыше.
Корбин провел ее в спальню, Линда тяжело прислонилась к нему.
– Спасибо тебе, Корбин, – сказала она, неловко поцеловав его в уголок губ. Она вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Корбин позвонил Генри.
– И? – спросил Генри.
– Она поцеловала меня, пожелав спокойной ночи, а сейчас она в отключке в своей спальне.
– Что это был за поцелуй?
– Довольно невинный.
– Ты должен залезть к ней в постель. Посмотрим, что будет.
– Она очень пьяна.
– Во-во.
– Не-е-ет, парень. Приезжай и забирай меня.
– Приеду рано утром. Оставайся спать у нее на диване.
Корбин разделся до трусов и лег на диван под овчинное одеяло. Он и без того практически никогда нормально не спал, а выпивка только усугубила ситуацию. Он лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок старой квартиры. На фактурной штукатурке мерцали отблески света с улицы. Его немного беспокоил план Генри совершить новое убийство, но еще больше его волновала угроза потерять дружбу Генри. Несколько раз, когда он высказал опасения насчет их плана, Генри очень расстроился.
– Это мы, Корб, – хлопал его по плечу Генри. Дело было на зимний уик-энд, когда они поехали кататься на лыжах в Сандей-Ривер. – Кстати, сколько времени ты терзался по поводу Клер Бреннан?
– Нисколько, – соврал Корбин. На самом деле он до сих пор думал о Клер, хотя и не так часто, как раньше. А когда думал, то каждый раз напоминал себе, что именно Клер свела его с Генри. Клер подарила ему нечто очень важное. Лучшего друга.
– Ну вот, – успокоился Генри. – Выберем еще кого-то типа Клер, такую, по которой мир вряд ли будет скучать. Это все равно что раздавить букашку.
Как только небо посветлело, Корбин почувствовал, что его веки тяжелеют. Он закрыл глаза, перевернувшись на бок, и уже готов был уснуть, как вдруг услышал шлепанье босых ног по паркету и очнулся. Над ним стояла Линда, одетая в старый свитер с эмблемой хоккейной команды «Уэйлерс», который прикрывал только ее попу и больше ничего. Она взяла Корбина за руку и повела его в свою спальню.
– Ты весь дрожишь, – сказала она, когда они улеглись в постель.
– Почему бы тебе не согреть меня? – ответил Корбин, зная, что ее судьба уже предрешена.
Через две недели Генри заманил Линду в заброшенный лагерь бойскаутов у заболоченного пруда в сорока пяти минутах езды на запад от Хартфорда, пообещав, что повезет ее в роскошный коттедж друга. Корбин ждал там, изображая, как и в первый раз, зарезанного. Ощущения были похожи на те, что он испытал на лондонском кладбище, но в то же время абсолютно другие. Он лежал, и сырость земли пробиралась сквозь одежду, на ключице высыхала фальшивая кровь. Корбин знал, что они собирались совершить, знал, что Линда на пороге смерти – мучительной, ужасной смерти, – и его охватило чувство, подобное ужасу. Это был холодный парализующий страх – такой, который он познал еще ребенком, когда выключался свет и он не мог уснуть, а чудовища, прятавшиеся в стенах, начинали перешептываться. Он совсем потерялся – не спал и не ел последние восемнадцать часов. Он выпрямился и глубоко вдохнул свежий воздух с ароматом сосен.
Генри и Линда были в десяти метрах от Корбина. Генри держал девушку за руку выше кисти.
Увидев подымающегося окровавленного Корбина, она вырвалась из захвата Генри и побежала в лес, визжа во все горло. Генри махнул за ней. Корбин на ватных ногах рванул следом. Может, еще не поздно сказать ей, что это была просто отвратительная шутка? Но когда он догнал их, Генри уже убил ее острым камнем.
– Извини, дружище, кажется, она мертва, – оскалился он и кивнул на проломленный череп девушки. Корбин облился холодным потом. На мгновение показалось, что он сейчас упадет без чувств. Генри щелкнул пальцами. – Эй, чувак, с тобой все в порядке?