вые подробности своей запутанной жизни. Корбин, в свою очередь, рассказал, что его мать не скрывала своих интимных связей ни от отца, ни от Филипа, ни от него еще задолго до того, как отец ушел. Он даже не скрыл, что имел проблемы с сексом в колледже. Она была доброжелательной, но не сердобольной, и Корбину захотелось признаться ей в том, что случилось с Клер в Лондоне и с Линдой Алчери в Коннектикуте. Он, конечно, знал, что не рискнет говорить на эту тему, но ему впервые пришло в голову поделиться страшной тайной с другим человеком. Клер и Линда сидели у него в мозгу, и он неожиданно обнаружил, что его преследуют жуткие сны, объединяющие два совершенных им убийства, к которым подмешиваются картинки, в которых он бежит за Рейчел вдоль берега с ножом в руках. К концу этих двух недель, когда и ему, и Рейчел нужно было возвращаться к обычной жизни, он почувствовал некоторую подавленность и в то же время облегчение.
Через два месяца Рейчел написала Корбину, что собирается приехать в родительский дом в выходные на День Колумба, и приглашала присоединиться к ней. Он сообщил, что не сможет из-за работы, но на самом деле у него намечался корпоративный отдых на Каймановых островах. Но даже если бы он не собирался уезжать, не факт, что он хотел снова встретиться с Рейчел. Он помнил свои сны.
Корбин вернулся с отдыха и, просматривая местные новости, узнал, что Рейчел Чесс убита. В понедельник утром ее тело нашел бродяга в траве дюны.
Корбин взял больничный и неделю не выходил из своей квартиры на Бикон-Хилл, которую оставил ему отец. Босс пошутил, что Кайманы вымотали его. Корбин не признавался, что знает убитую девушку с Северного побережья, хотя полиции от одной из подруг Рейчел стало известно, что у той с Корбином была интрижка. Офицер опросил его по телефону, проверил алиби в офисе «Браяр-Крэйн». Корбин сказал, что то был случайный роман и с тех пор они почти не общались.
Он ни словом не обмолвился, что знает имя убийцы. Конечно же, ее убил Генри, о чем открытым текстом сообщил Корбину. Впрочем, он догадался еще раньше, даже до того, как полиция опубликовала информацию о ранах на теле Рейчел Чесс. Характер ран не уточнялся, но Корбин знал: у Рейчел был глубокий разрез посередине – точно такой же, как у Линды Алчери.
Как Генри узнал о Рейчел, об их отношениях? Он приезжал в августе в Нью-Эссекс и следил за Корбином? Эта мысль ужаснула его. Он погуглил по поисковым словам «Генри Вуд» и ничего не нашел. Самые свежие упоминания, которые удалось найти, касались лыжных соревнований во времена учебы в Колледже Аврелия. Он попробовал найти что-нибудь по имени Хэнк Боумен, которым пользовался Генри, встречаясь с Линдой Алчери, – и тоже ничего не обнаружил. Он впервые подумал о том, что нужно пойти в полицию и во всем признаться, показать полароидный снимок, который он все еще хранил, где Генри стоит над телом Клер Бреннан на лондонском кладбище. Но что станет с ним? Даже если он солжет и скажет, что был всего лишь соучастником убийств, его все равно надолго упекут в тюрьму. Вместе с тем он он получит печальную славу за свои зверства, а также за малодушие.
Нет, он никогда не сознается. Корбин понял, что, убив Рейчел Чесс, Генри дал ему понять, что заманил его в ловушку. За ним следят, но он не видит своего врага. Он чувствовал глубокую ненависть к Генри. Корбин остановился на единственном варианте, который показался ему приемлемым. Нужно затаиться и никогда не встречаться с женщинами. Если Генри Вуд когда-нибудь объявится или Корбин сможет выследить его, он своими руками прикончит его. Он уже убивал и сделает это снова.
Глава 17
Вскоре после смерти Рейчел Чесс в свободную квартиру на этаже Корбина въехала Одри Маршалл. Дом на Бери-стрит, 101 был заселен по большей части пожилыми парочками, и парень был потрясен, когда впервые увидел Одри, которая тащила коробки в свою квартиру 3С. Она не принадлежала к тому типу женщин, к которым его тянуло естественным образом: она была блондиночкой с тонкими волосами, на вид хрупкая, с молочно-белой кожей. Но увидев, как она корячится у двери, напрягая тонкие ручонки, чтобы удержать коробку, Корбин почувствовал порыв страстного желания. Он предложил помочь занести ее вещи из фургона, припаркованного на улице, и был удивлен, когда она с радостью приняла предложение. Здесь было множество коробок с книгами. Она рассказала, что работала литературным агентом в Нью-Йорке, а в Бостон переехала ради редакторской работы в более крупном издательстве. Разгрузив фургон, она сказала:
– Теперь я перед вами в долгу. Как только обустроюсь, разрешите мне угостить вас ужином. Не могу дождаться, когда я наконец доберусь до этой кухни.
– Вы ничего мне не должны, – возразил Корбин и пошел в свою квартиру. Он надеялся, что его равнодушие исключит дальнейшие контакты.
Некоторое время так и происходило. Они пересекались в коридоре или во дворе и всегда были вежливы друг с другом, а порой излишне дружелюбны. Всякий раз она была одна и обычно тащила рукопись или книгу. Он представил, как ей живется одной в чужом городе, и ему стало даже немного стыдно за неприветливое поведение в день ее приезда.
Эта зима выдалась худшей за всю историю Бостона. Снега навалило по колено, и много дней держалась минусовая температура. Самый сильный ураган начался январской ночью в четверг. Город парализовало на все выходные и большую часть понедельника. Именно в те выходные Одри поздоровалась с Корбином в вестибюле, а спустя двадцать минут появилась у его двери.
– Что-то я психанула и наготовила столько мяса в остром соусе с красным перцем и фасолью, что хватит накормить весь дом. Пожалуйста, заходите отведать.
– Я…
– Я не приму отказа – если только у вас нет других планов – и не буду приставать, обещаю. Вы не обязаны сидеть со мной весь вечер.
Корбин согласился заскочить в шесть вечера. Он нашел бутылку хорошего красного вина и переоделся в джинсы и фланелевую рубашку. Постучался в дверь Одри в пять минут седьмого, и она впустила его в свою квартиру, значительно меньшую, чем обширные апартаменты Корбина. В динамиках трещало Национальное общественное радио. Корбину даже показалось, что это был преднамеренный выбор, чтобы их совместный ужин казался менее романтичным. Так или иначе, это возымело прямо противоположный эффект. Одри возилась с чили, Корбин готовил салат, а фоном звучали новости – было что-то уютное в милой вечерней картинке и напоминало мгновенно созданную пару, в которой все довольны друг другом. Корбин пробыл в гостях до полуночи. Они выпили его вино и откупорили бутылку, которую достала из шкафа Одри. Она созналась, что ей одиноко в Бостоне, но она не чувствует себя несчастной. Он рассказал, что любит уединенный образ жизни. Вернувшись в свою квартиру, Корбин почувствовал резкую боль, когда чистил зубы. Он подумал, что это изжога, и прижал руку к груди. Глаза неожиданно наполнились слезами. Вечер с Одри привел его к осознанию того, насколько он одинок.
Они не виделись больше недели, до того момента, когда Корбин открыл дверь, чтобы запустить Сандерса, который не меньше десяти минут скребся в его дверь. Одри шла по коридору, снимая на ходу длинную мягкую куртку, влажную от снега.
– Эй, незнакомец, – позвала она.
Он пригласил ее войти, поскольку она еще не видела его апартаментов, и они закончили тем, что пили вино и закусывали заказанной пиццей.
– Ты мне нравишься, – призналась она под финал вечера. – Хотя я никак не могу понять тебя до конца. Ты для меня целая головоломка.
– Я не головоломка, честное слово, – смутился Корбин.
– Нет, ты загадочный. Ты собираешься меня целовать?
Он поцеловал ее, и Одри осталась на ночь. Когда она уснула, Корбин пошел в туалет в дальнем конце квартиры, сел на крышку унитаза и снова заплакал. Казалось, что в грудь вонзили нож. Несколько ножей.
– Нам надо поговорить, – опустил глаза Корбин, когда Одри одевалась. Он так и не заснул в ту ночь.
– Быстро ты, – улыбнулась она. – У тебя есть девушка? Ты гей? Ты только что с кем-то порвал?
– Ничего из вышеперечисленного, – сказал Корбин. – Но у меня есть необычная просьба, и я пойму правильно, если ты не захочешь иметь со мной ничего общего.
– Ладно, – осторожно согласилась она. Одри стояла в одних джинсах и тонком розовом бюстгальтере, который она не успела застегнуть. Корбин заметил справа на животе слабый шрам после аппендицита.
– Я на самом деле хочу встречаться с тобой, но мы должны видеться только в этом доме – в моей или твоей квартире, но не в общественных местах. Знаю, звучит ужасно, но у меня есть на то веские причины, и назвать их я не могу.
– Понятно, у тебя есть девушка, – нахмурилась Одри.
– Нет. Знаю, ты не поверишь, но у меня действительно нет девушки. Существует кое-что, о чем я не могу рассказать. Если схематично, то в прошлом у меня были подружки, отношения пошли наперекосяк, и я поклялся никогда не заводить романтических отношений. Сейчас мои чувства настоящие, но я могу проявлять их только в этом доме.
Она застегнула лифчик и глубоко вдохнула.
– Ладно, – согласилась она. – Полагаю, это удобно. – Она засмеялась, но Корбину показалось, что немного через силу.
Какое-то время их уговор работал. В основном Корбин наведывался в квартиру Одри. Он приносил вино, они смотрели кино по телевизору либо вместе готовили ужин. Его многое привлекало в Одри. Она была практичной, не двуличной, всегда говорила то, что чувствовала. В постели вела себя чутко, но не чрезмерно активно. Она никогда не говорила гадостей и предпочитала выключать свет, в общем, как и он. Однако время от времени она возвращалась к щекотливой теме. Иногда в шутку: «Значит, если кому-то из нас приспичит сходить в магазин за мороженым, мы не можем пойти вместе?» Иногда серьезно: «Ко мне приезжает сестра, и это смешно, что я не имею права вас познакомить. Понимаешь?»
Корбин всегда отвечал одинаково. Твердил, что они не будут афишировать отношения, это вопрос решенный. Но она не виновата, что так случилось, это только его проблема. Каждый раз, когда он вынужден был говорить Одри неприятные слова, злость и негодование по отношению к Генри возрастали. Мало того что он сделал из Корбина убийцу, так теперь еще и собирается разрушить его жизнь, уничтожить любую возможность счастья. Почему? Потому что они больше не друзья?