Я протягиваю руку через картошку и пустые рюмки и прикасаюсь к ее ладони – сперва слегка, потом сильнее.
– Мне жаль, – говорю я, хотя мне же самой эта фраза кажется пустой и неутешительной. – Ты не думала от него уйти?
Лорен качает головой. Ее нос покраснел, и я вижу, что она начинает плакать.
– Не могу. Я люблю его.
Я убираю руку и начинаю пристально рассматривать тарелку с наполовину съеденной картошки. Слишком знакомое чувство, верно? Сомнения, стоит ли уходить, попытки исправить ситуацию – каждый раз провальные. Пьяная и воодушевленная честностью Лорен, я произношу:
– У моего мужа еще две жены.
И чувствую, как сердце уходит в пятки. Она первая, кому я рассказала, и это человек, которого я всегда ненавидела. Забавно.
Лорен смеется, думая, что я шучу, но я совершенно серьезна, и у нее падает челюсть. Шокирующие новости заставляют ее забыть собственную боль, она теряется в словах.
– Шутишь?! Господи, ты не шутишь…
Я чувствую одновременно облегчение и страх. Я знаю, что не должна была ей рассказывать, что это опасно для Сета и других женщин, но алкоголь и тоска развязали мне язык и сказанного теперь не вернуть.
– Я полигамна, – объясняю я. – Хотя никого из них не знаю, они даже живут в другом городе.
– Погоди, давай уточним, – выдыхает Лорен. – Ты знаешь и позволяешь мужу изменять тебе… с двумя другими женами?
Я киваю. Она начинает хохотать. Сперва я расстроена. На мой взгляд, смеяться тут не над чем. Но потом, словно сквозь туман, я начинаю видеть то, что видит она, и тоже не могу удержаться от смеха.
– Ну мы и парочка, – с этими словами она встает и направляется в бар, чтобы заказать еще выпивки. На самом деле пить нам больше не стоит, но мы продолжаем. Когда она приносит напитки, я печально ей улыбаюсь. Лорен смотрит на меня с такой же слабой улыбкой.
– Ну и бардак мы устроили в собственной жизни, да? Ну, и какой он – твой Сет? Стоит того?
– Не уверена, – честно отвечаю я. – Раньше я именно так и думала, иначе не вышла бы за него замуж. Но в последнее время мои чувства меняются. Я даже нашла в Интернете остальных жен, чтобы шпионить.
Она делает большие глаза.
– Как в кино. На самом деле, если бы я не была пьяна, то сомневаюсь, что вообще бы тебе поверила.
– Ты уйдешь от Джона? – спрашиваю я.
– А ты уйдешь от Сета? – парирует она.
– На самом деле я хочу, чтобы ушли другие женщины.
– Так выпьем за это, – поднимает она бокал. Но выглядит не убежденной, а встревоженной.
Мы расходимся ровно на том же месте, где встретились, но теперь на улице уже слишком темно и синих стволов не видно. Она быстро, но многозначительно обнимает меня, пообещав никогда не выдавать моего секрета. Я обещаю то же самое. И даже чувствую облегчение, что наконец рассказала кому-то всю правду – пусть даже человеку, который никогда мне не нравился. Я думаю об этом всю дорогу до дома. Словно кто-то снял с моих плеч часть груза, и двигаться стало немного легче. Интересно, чувствует ли она то же самое? Можем ли мы друг другу чем-то помочь?
15
Я лежу на диване и слушаю грустную музыку: «1975», «Нейборхуд», «Джул Вера». Глаза закрыты, из-за похмелья болят голова и желудок. Поворачиваюсь на бок, не размыкая век. Удивительно – стоит один раз открыть дверь, и обратного пути нет. Остается только собраться с духом, погружаясь все глубже и глубже. Реджина и Ханна, Реджина и Ханна – я могу думать только о них. Прокручивать в голове информацию, сравнивать наши недостатки. Сегодня утром я написала Ханне, но она не ответила. Она – мой союзник, хотя сама об этом не знает. Наши судьбы связаны. Интересно, хочет ли она избавиться от Реджины?
Реджина – успешнее, чем когда-либо смогу стать я, увереннее в себе. Ханна – моложе и красивее. Я где-то посередине, уравновешиваю крайности. На этой неделе Сет писал мне чаще обычного – он старается.
В районе полудня я поднимаюсь с дивана и направляюсь в ванную. Выбравшись из душа, смотрю на себя в зеркало и пытаюсь представить, что видит Сет. Невысокая, но не миниатюрная, как Реджина. У меня широкие бедра, полные, мускулистые ягодицы. Грудь торчит из любой рубашки; без бюстгальтера она свисает вниз. У всех нас совершенно разные типы фигуры, но при этом нас хочет один и тот же мужчина. Что-то не сходится. Мужчины предпочитают женщин определенного типа, разве нет? Особенно такие разборчивые, как Сет. Сет, которому нравится Мэри-Кейт Олсен, но не Эшли. Как сказал он сам, точно не Эшли.
Очевидно, его тип – Реджина, ведь на ней Сет женился первой. Но разве в двадцать лет мы еще не ищем себя? Возможно, он нашел свой тип во мне. Во всяком случае, так хочется думать, когда ты одна из трех. Однажды он сказал мне, что на той вечеринке Реджина покорила его полностью и он был готов приблизиться к ней даже под дулом пистолета. Ко мне его тоже тянуло – когда он флиртовал, взгляд всегда наполнялся страстью. Не знаю, как именно он познакомился с Ханной, нужно это выяснить. В голове всплывает фотография Реджины и высокой, более молодой блондинки рядом с ней. Это Ханна? Знакомы ли они? Можно дождаться встречи с Реджиной в Портленде, а можно узнать сейчас.
Да, отличная идея – небольшое расследование меня отвлечет. Снова пишу Ханне и, прежде чем она успевает ответить, принимаюсь собирать вещи в небольшую сумку. Если она занята, я всегда могу заняться самостоятельной детективной работой. К моему облегчению, она отвечает и очень рада, что я приеду. Она предлагает поужинать и сходить в кино. Наверное, я сошла с ума – идти на ужин и в кино с другой женой собственного мужа. Некоторые назовут меня преследователем, другие скажут, что я слетела с катушек, но какая разница? Любовь действительно сводит людей с ума, – думаю я, застегивая сумку. Наверняка она выберет романтическую комедию – что-нибудь легкое и сексуальное. Девушки ее возраста еще видят жизнь в розовом свете. Но вместе этого она спрашивает, люблю ли я фильмы ужасов. Я немного обескуражена. Разумеется, нет, но ей отвечаю, что люблю. Хочу посмотреть, что у нее на уме, какие вещи ее развлекают. Ее очаровательный исторический дом и идеально составленная сырно-мясная доска не слишком вяжутся с любовью к кровавой резне в фильмах. Она говорит, что хочет посмотреть психологический триллер с Дженнифер Лоуренс. Я спрашиваю, любит ли она фильм «Шестое чувство», и она отвечает, что не смотрела. Я как раз выезжаю на дорогу, не обращая внимания на гудки. Это «Шестое чувство»… Кто не видел «Шестое чувство», особенно будучи фанатом ужастиков? Она настолько молода.
Выезжаю из Сиэтла чуть после полудня, со свежим кофе в подстаканнике и бодрой музыкой в колонках. Ах, как все меняется! Буквально ежечасно… Я бодра, по радио играет музыка восьмидесятых, и я подпеваю. Если доберусь достаточно быстро, можно будет успеть заехать в отель и освежиться перед встречей с Ханной. Внутри бурлит наслаждение. И не только от перспективы собрать информацию о нашем муже, но еще и потому, что сегодня вечером мне не придется сидеть дома и ждать Сета. Ждать, ждать – всю жизнь я только и делала, что ждала.
К счастью, пробок на дорогах почти нет и я прекрасно успеваю. Сет бы назвал меня лихачкой; он начинает нажимать ногой воображаемую педаль тормоза, когда я его нервирую. Добравшись до отеля, вываливаю вещи на кровать и быстро принимаю душ. У меня с собой только два комплекта одежды – на сегодняшний вечер и на обратную дорогу в Сиэтл. Теперь, глядя на коричневый кардиган, кремовую шелковую блузку и джинсы, жалею, что не взяла что-нибудь поярче, позаметнее. Рядом с грациозной Ханной я буду смотреться пресно и тускло, а из-за большой груди я выгляжу полнее, чем на самом деле. Тереблю пальцами ткань и нервничаю. Нервничаю слишком долго и не успеваю высушить волосы. Пряди постоянно превращаются в неаккуратные волны. Изо всех сил пытаюсь их уложить, но мне уже пора уходить.
К Портленду погода благосклоннее, чем к Сиэтлу. В воздухе нет тумана, только запах выхлопных газов и алкоголя. Ханна открывает мне дверь после первого стука, на ее лице играет улыбка. Слишком радостная. Быстро обнимаю ее и сразу вижу его – темный синяк под скулой, болезненного зеленого цвета, как гороховый суп. Она попыталась прикрыть его макияжем, но на ее светлой коже цвет выделяется пугающе ярко.
– Сейчас, надену пальто, – говорит она. – Зайди на секундочку.
Делаю шаг в прихожую, сомневаясь, говорить ли о синяке или сделать вид, что ей удалось хорошо его замаскировать, как она надеялась. Осматриваю фойе в поисках недостающего снимка, висевшего рядом с дверью, как она говорила. Вместо него висит в рамке постер с засушенным маком. Это меня расстраивает. Засушенные цветы – попытка держаться за что-то отжившее, символ отчаяния и одиночества.
– Нравится? – спрашивает она, спускаясь вниз. – Нашла на блошином рынке. Всегда хотела сделать нечто подобное сама, но все не доходят руки.
– Красиво, – обманываю я. – Ты говорила, раньше тут висело семейное фото?
Похоже, Ханна слегка краснеет.
– Да, – отвечает она и быстро отворачивается.
Вспоминаю пустой шкафчик на работе и понимаю – она играет в ту же игру, что и я. Прятать мужа, избегать вопросов. Но синяки? Мне никогда не приходилось прятать синяки. Вспоминаю про ухо и невольно ощупываю пальцем то место. Внешне я расслаблена, но сердце бьется с бешеной скоростью. До того вечера, когда он меня ударил, я и представить не могла, что Сет способен обидеть женщину. И даже после я придумывала оправдания, винила себя. Но синяки Ханны не замечать невозможно. Я сдерживаюсь из-за всех сил, буквально давлюсь вопросом.
– Давай поедем отдельно, чтобы тебе не пришлось возвращаться сюда после фильма, – предлагает она. Я киваю, сразу подозревая, что есть и другая причина. Сегодня ее вечер с Сетом; он приедет поздно, после Реджины. Может, Ханна не хочет, чтобы он узнал о ее новой подруге? Подруге, которая будет расспрашивать о синяках и о муже.
Я следую за ее внедорожником, вцепившись в руль так сильно, что побелели костяшки. Мы проезжаем центр, фургоны с едой, магазины, гуляющих людей. Я почти ничего не вижу – слишком увлечена мыслями.