Болезнь Альцгеймера.
От этих слов у нее перехватило дыхание. Как он сказал? Элис мысленно повторила слова доктора. Вероятно. Это дало ей силы дышать и вернуло способность говорить.
– Вероятно. Это значит, что мое состояние может и не соответствовать критериям болезни.
– Нет. Мы используем термин «вероятность» только потому, что в наше время единственный способ поставить диагноз «болезнь Альцгеймера» – это гистология мозговой ткани, для чего требуется либо аутопсия, либо биопсия. Ни то ни другое вам не подходит. Это клинический диагноз. В вашей крови нет протеинов, которые бы указали на этот диагноз, а МРТ покажет нам атрофию мозга только на более поздних этапах болезни.
Атрофия мозга.
– Но это невозможно, мне всего лишь пятьдесят.
– У вас ранняя болезнь Альцгеймера. Вы правы, мы привыкли к мысли, что это болезнь пожилых, но у десяти процентов больных, кому меньше шестидесяти пяти, диагностирована ранняя форма болезни.
– Чем она отличается от обычной?
– Отличий нет, если не считать, что, как правило, это передается генетически и проявляется гораздо раньше.
Передается генетически. Анна, Том, Лидия.
– Но если вы уверены лишь в том, чего у меня нет, как вы можете утверждать, что это «альцгеймер»?
– После того, что вы мне рассказали, плюс ваша история болезни и тесты на ориентацию, регистрирование, внимание, речь и вспоминание, я был уверен на девяносто пять процентов. А после того как неврологическое обследование, анализ крови, люмбальная пункция и МРТ ничего не объяснили, отпали последние пять процентов. Я уверен, Элис.
Элис.
Звук собственного имени проник в каждую ее клетку и, казалось, выбил все молекулы за пределы тела. Элис наблюдала за собой из противоположного угла комнаты.
– И что это значит? – услышала она собственный голос.
– Сейчас в нашем распоряжении есть два препарата для лечения «альцгеймера», и я хочу, чтобы вы их принимали. Первый – арисепт. Он поддерживает холинергическую активность. Второй – наменда. Его одобрили только этой осенью, очень многообещающий препарат. Эти лекарства, конечно, не исцеляют, но могут замедлить прогрессирование симптомов, а мы хотим отвоевать для вас как можно больше времени.
Время. А сколько времени?
– Еще я хочу, чтобы вы принимали витамин Е дважды в день, витамин С, детский аспирин и статины – один раз в день. Я не обнаружил у вас факторов риска сердечно-сосудистых заболеваний, но все, что хорошо для сердца, хорошо для мозга, а мы хотим спасти каждый нейрон и каждый синапс, какие только сможем.
Он записал все это в блокнот с бланками рецептов.
– Элис, кто-нибудь из ваших близких знает, что вы здесь?
Она снова услышала свой голос со стороны:
– Нет.
– Хорошо, но вы кому-нибудь из них расскажите. Мы можем замедлить когнитивный спад, но не можем его остановить или дать ему обратный ход. Для вашей безопасности важно, чтобы кто-то постоянно был рядом с вами и знал, что происходит. Вы расскажете мужу?
Элис кивнула.
– Хорошо. Тогда вот вам рецепты, принимайте лекарства точно так, как там написано. Позвоните мне, если будут какие-то побочные эффекты. Встретимся через шесть месяцев, а до этого можете звонить мне или писать по электронной почте по любому вопросу. Еще я бы рекомендовал вам связаться с Дениз Даддарио. Она социальный работник и может оказать вам необходимую поддержку. Через полгода приходите вместе с мужем, и мы посмотрим, как у вас идут дела.
Она пыталась разглядеть что-нибудь в умных глазах доктора. Она ждала. Она начала ощущать свои руки, которые сжимали холодные металлические подлокотники кресла. Это были ее руки. Она не превратилась в бесплотную совокупность молекул в углу врачебного кабинета. Она, Элис Хауленд, сидит в жестком холодном кресле рядом с пустым креслом в кабинете невролога в отделении нарушений памяти Массачусетской больницы общего профиля. И ей только что поставили диагноз «болезнь Альцгеймера». Она всматривается в глаза своего доктора и надеется увидеть в них что-то еще, но видит только правду и сожаление.
Девятнадцатое января. В этот день никогда не случалось ничего хорошего.
В своем кабинете, за плотно закрытой дверью Элис просматривала анкету ежедневной активности. Эту анкету доктор Дэвис попросил передать Джону. В начале первой страницы жирным шрифтом было напечатано: «Заполняет информант, не пациент».
Слово «информант», закрытая дверь, выпрыгивающее из груди сердце – все это в совокупности порождало чувство вины. Как будто она, завладев секретными документами, скрывалась в столице какого-нибудь восточноевропейского государства, а полицейские машины с мигалками уже мчались по ее следу.
Оценочная шкала активности колебалась от ноля (проблем нет, все как всегда) до трех (серьезное ухудшение, абсолютная зависимость от посторонней помощи). Элис перечитала описание событий напротив оценки «3» и пришла к выводу, что они характеризуют последнюю стадию этой болезни, конец прямой и короткой дороги, на которую ее внезапно вытолкнули в машине без тормозов и руля.
Это был унизительный список.
Отсутствует способность самостоятельно принимать пищу. Не контролирует кишечник и мочевой пузырь. Не способна принимать медикаменты без посторонней помощи. Сопротивляется уходу. Перестала работать. Существует только в границах дома или больницы. Не способна распоряжаться деньгами. Не выходит из помещения без сопровождения.
Унизительный список, но аналитический ум Элис тотчас скептически соотнес все эти пункты с ее нынешним состоянием. Насколько этот список соответствует прогрессирующей болезни Альцгеймера? И какая его часть описывает состояние преимущественно очень старых людей? Страдают ли восьмидесятилетние старики недержанием мочи оттого, что у них болезнь Альцгеймера, или оттого, что у них восьмидесятилетние мочевые пузыри? Возможно, все эти пункты не относятся к таким, как она, к молодым и физически крепким людям.
Самое худшее перечислялось под заголовком «Коммуникация».
Речь почти неразборчива. Не понимает, что говорят другие люди. Перестала читать. Ничего не пишет. Не пользуется языком.
Все это можно применить к такой, как она. К человеку с болезнью Альцгеймера.
Элис оглядела полки с книгами и периодикой в книжном шкафу, взглянула на стопку непроверенных экзаменационных работ на письменном столе, на входящие письма в электронной почте, на мигающую красную лампочку голосовой почты на телефоне. Подумала о книгах, которые всегда хотела прочитать, тех, что украшали верхнюю полку в ее спальне, она рассчитывала, что у нее еще будет на них время. «Моби Дик». Ее ждали исследования, ненаписанные статьи, лекции, которые она должна была читать или на которых должна была присутствовать. Все, что она любила, вся ее жизнь была связана с языком.
На последних страницах анкеты информанта просили оценить следующие симптомы пациента за последний месяц: бред, галлюцинации, возбужденность, подавленность, тревожность, эйфория, апатия, расторможенность, раздраженность, повторяющиеся двигательные расстройства, нарушение сна, смена вкусовых пристрастий. Элис захотелось самой заполнить все эти графы, чтобы продемонстрировать свою состоятельность и доказать, что доктор Дэвис наверняка ошибается. А потом она вспомнила его слова: «Вы не можете быть источником достоверной информации о том, что с вами происходит». Может быть, но в то же время она вспомнила, что он это сказал. Интересно, скоро ли наступит время, когда она уже не будет на это способна?
Следовало признать, что ее знания о болезни Альцгеймера были весьма поверхностными. Она знала, что в мозгу больного снижается уровень ацетилхолина – нейромедиатора, необходимого для обучения и запоминания. Еще она знала, что гиппокамп[12] – структура, по форме напоминающая морской конек, – начинает тонуть в каких-то бляшках и клубках. Вот только что это за бляшки и клубки, она сказать не могла. Элис знала, что аномия – это очередной симптом, и понимала, что однажды наступит день, когда она перестанет узнавать любимые лица мужа, детей, коллег…
И она понимала, что есть кое-что еще. Скрытая от нее омерзительная информация.
Элис набрала в Google «болезнь Альцгеймера». Средний палец застыл над клавишей ввода, и в этот момент два резких удара заставили ее прервать процесс и спрятать «улики». Не потрудившись подать еще какой-нибудь сигнал и не дожидаясь ответа, дверь открыли.
Она боялась, что по ее лицу видно, как она напугана, взволнована и смущена.
– Ты готова? – спросил Джон.
Нет, она не была готова. Если она откроет Джону то, о чем ей сказал доктор Дэвис, если передаст ему анкету ежедневной активности, все это станет реальностью. Джон превратится в информанта, а она – в умирающую неправоспособную пациентку. Она не была готова выдать себя. Время еще не пришло.
– Идем, ворота через час закроют, – сказал Джон.
– Да, – отозвалась Элис, – я готова.
Основанное в 1831 году как первое кладбище-сад в Америке, Маунт-Оберн превратилось в национальное достояние. Известный на весь мир дендрарий стал последним пристанищем сестры, матери и отца Элис.
Это был первый раз, когда отец, живой или мертвый, присутствовал на годовщине той роковой аварии, и это ее раздражало. Посещение кладбища всегда было личным делом Элис, которое касалось только ее сестры и матери. А теперь он тоже будет присутствовать. Он этого не заслуживал.
Элис с Джоном шли по тисовой аллее в старой части кладбища. Возле семейного места Шелтонов Элис сбавила шаг и перестала смотреть по сторонам. Здесь были похоронены все дети Чарльза и Элиз абет: Сьюзи, совсем малышка, возможно мертворожденная, в 1866-м, Уолтер в возрасте двух лет в 1868-м и пятилетняя Каролин в 1874-м. Элис набралась мужества и попыталась представить горе Элизабет, мысленно поместив на надгробия имена собственных детей. Ей никогда не удавалось надолго удержать в голове эту кошмарную картину. Новорожденная Анна – затихшая, посиневшая, Том в желтой пижамке – смерть, по всей видимости, наступила в результате какой-то болезни, и Лидия – застывшая и безжизненная после дня раскрашивания в детском саду. Воображение Элис всегда отказывалось поддерживать такого рода фантазии и очень быстро возвращало всех ее детей в реальность.