– Я здесь ради тебя, Кеннеди. Я пришел за тобой. Больше ничего нет... только я... я покажу себя... всего себя... к твоим ногам и умоляю тебя принять меня. Дай мне еще один шанс.
– Риз, я не могу…
Он прервал меня прежде, чем я успела продолжить.
– Я расстался с Клэр. Никакие деньги, деловые связи, возможности, инвестиции или контракты не стоят того, чтобы потерять тебя. Я отказался от всего этого. Для тебя. Я продал яхты и бизнес, все пропало. Я продал «Завтра», «Вчера» и «Навсегда» ради тебя, – заявил он, имея в виду итальянские имена своих яхт: «Domani», «Ieri» и «Sempre». – Единственная вечность, которую я хотел бы – это быть с тобой. Ничто в моей жизни не значит для меня больше, чем ты. Ни деньги, ни власть, ни имущество. Мне ничего этого не нужно. Мне нужна только ты. Мне. Нужна. Только. Ты.
– Ч-что? – Прошептала я, опасаясь услышать то, что хотела услышать, а не то, что на самом деле имел в виду Риз.
– Я избавился от всего этого. После того как ты ушла, я провел тридцать один час зарывшись в счета и цифры, разговаривая с адвокатами и подготавливая предложения. Не расставался с телефоном ни днем, ни ночью. Я не мог ждать. Я не смог дождаться, когда избавлюсь от всех этих вещей, которые могут стоять между нами, чтобы я смог найти тебя и доказать, что я сделаю все ради тебя. Что угодно. Просто скажи. Я не хочу жить вдали от тебя. Ты – моя жизнь. Я хочу, чтобы ты была моей жизнью. А я хочу быть твоей.
– Но Риз, все, ради чего ты работал…
– Это ерунда. Это всего лишь деньги. Все это ничего не стоит по сравнению с тобой. У меня еще осталось больше, чем я смог бы потратить за сотню жизней, но если надо будет, я и это выброшу ради тебя. Я буду нищим, если это потребуется. Я хочу, чтобы ты поняла, что нет ничего... ничего... в этом мире, что было бы важнее для меня, чем ты.
– Я никогда не просила тебя об этом, Риз. Я не хотела, чтобы ты бросил все ради меня.
– Но разве ты не видишь, что я сделал бы это, не моргнув глазом, если бы думал, что это поможет вернуть мне тебя? Я сделал это. Для тебя. Мне больше не нужны ни яхты, ни женщины, ни развлечения. Все это заполняло пустоту, которую теперь сможет заполнить только один человек, только один человек. И я не хочу держаться за эту дерьмовую жизнь и потерять единственное, которое я когда-либо хотел – жизнь с тобой.
– Риз, ты не должен был этого делать. Ради меня.
– Хорошо, тогда я сделал это для себя. Я сделал это потому, что эти вещи не сделали меня лучше. Ты сделала. Я сделал это потому, что эти вещи не сделали меня счастливым. Ты сделала. Я сделал это, потому что боялся, что одним словам ты не поверишь, Кеннеди. Я буду следовать за тобой вечность, если понадобиться. Я никогда не перестану завоевывать твое сердце. Пожалуйста, скажи мне, что оно не очень сильно разбито. Пожалуйста, скажи мне, что еще не поздно. Я старался управиться так быстро, как только мог.
– Риз, я не знаю. Это все просто... так... так… я не в состоянии думать сейчас.
– Я не хочу, чтобы ты думала, – сказал он, схватив меня за плечи. – Я хочу, чтобы ты почувствовала. Почувствуй, как сильно я тебя люблю. Почувствуй, в каком отчаяние я стою здесь у тебя в дверях, посреди ночи, чертовски уставший, готовый упасть на колени и умолять тебя, если это потребуется. Почувствуй меня, Кеннеди, – сказал он, беря мою левую руку и прижимая ее к своей груди над сердцем. – Почувствуй меня.
И я действительно чувствовала его. Я чувствовала его любовь, его искренность и то, как его сердце билось под моей ладонью. Я знала, что это эхо собственного безумного ритма моего сердца.
– Пожалуйста, – прошептал он, наклоняясь все ближе и ближе, пока его губы не дотронулись до моего лба, а моя рука все еще была прижата к его груди. – Пожалуйста, Кеннеди.
Я снова почувствовала жжение в глазах и знала, что мне уже не остановить подступающие слезы, которые вот-вот потекут по моим щекам.
– Хорошо, – сказала я тихим дрожащим голосом.
Риз задержал дыхание, и его грудь напряглась под моей рукой.
– Скажи это еще раз, – прохрипел он.
– Хорошо.
А потом наступил ураган, ураган рук, ураган нежных губ, ураган любви, такой же непоколебимой и настоящей, как и моя собственная.
Риз откинулся назад ровно настолько, чтобы я смогла перевести дыхание. Он взял в ладони мое лицо, большими пальцами вытер дорожки от слез.
– Пожалуйста, не плачь больше, детка. Не надо.
– Это слезы счастья, – призналась я, едва улыбнувшись.
– Тогда поплачь, чтобы уснуть рядом со мной, – мягко сказал он, наклоняясь, чтобы поднять меня. – Позволь мне обнять тебя, пока ты не успокоишься.
Риз крепко прижал меня к себе, и я обняла его за шею, уткнулась лицом в изгиб его шеи. Я почувствовала соленый вкус своего счастья на его коже, когда слезы стекали с мох щек и капали на его кожу.
Риз отнес меня к дивану. Через несколько минут, часов, или дней я проснулась и обнаружила, что все еще лежала в его объятиях. Он спал рядом со мной на диване, его пальцы переплелись вокруг моей талии, чтобы случайно он не отпустил меня.
Глава 39. Риз
Каждый раз, когда я просыпался, я проверял, что Кеннеди все еще со мной. Так и было. Свернувшись калачиком в моих объятиях, она спала так крепко, как будто не спала несколько дней. И, если ее последние несколько дней были похожими на мои то, скорее всего, так это и было.
Может, это значило, что все налаживается. Может быть, мы, наконец, получим то, что должны были получить много лет назад.
Когда я закрыл глаза и снова заснул, моей последней мыслью было: интересно, когда она расскажет мне о ребенке.
Глава 40. Кеннеди
Проснулась я с неприятным осадком на душе. Не было чувства абсолютного счастья, которое должно было быть потому, что теперь единственный человек, который не признался, это была я.
Я должна кое-что рассказать Ризу, кое-что, что он имеет право знать. Все это время я старалась все держать в тайне – думала только о Ризе и о том, как это повлияет на него, – но теперь я думала, не совершила ли огромную ошибку, скрывая это.
И был только один способ узнать наверняка…
Глава 41. Риз
Несколько дней назад я решил дождаться, когда Кеннеди сама расскажет мне о ребенке. Я не понимал, почему она не сказала мне об этом раньше, но, видимо, на то были причины. Так что я решил дать ей время. Ну, по крайней мере, столько, сколько смогу, прежде чем это станет всем известно.
Я попросил Бингама молчать до моего возвращения в Штаты. Думаю, у меня есть время до завтра, прежде чем он расскажет моему отцу, кто такая Мэри Элизабет. Я хотел сам сказать ему. Я хотел, чтобы он услышал это от меня. И я хотел, чтобы он прекратил дальнейшее расследование этого вопроса. Законно или как-то еще. Я хотел, чтобы Кеннеди досталась половина Беллано. И я хотел бы, чтобы все досталось нашей дочери.
Я пытался дозвониться до отца, но он не отвечал. Всю дорогу от магазина я пытался дозвониться, но безуспешно. Когда я подъехал к дому Кеннеди, то мне стало понятно, почему он не отвечал. У него были свои планы на этот счет. Его машина была припаркована там, где раньше стояла моя.
Я схватил пакеты с едой с пассажирского сиденья и пошел к двери, пытаясь сохранить спокойствие. Хотя это трудно было сделать, когда дело касается Кеннеди. Мысль о том, что кто-то... кто-то… причинит ей боль, заставила мою кровь закипать.
Когда я вошел в дверь, они смотрели друг на друга, стоя в прихожей. В руках у Кеннеди был какой-то конверт из плотной бумаги, а сама она была неестественно бледной.
Ее глаза устремились на меня полные сожаления, страха и такой боли, что у меня внутри все сжалось. Я почувствовал, как все во мне стало закипать, как гнев на отца стал заполнять меня.
– Что происходит? Какого черта ты здесь делаешь? – Спросил я Хенслоу Спенсера.
– Риз, – сказал он с удивлением в голосе и выражении лица. – Я был просто... я был... мы были... – Я еле сдерживал себя при виде его усилий придумать правдоподобное объяснение, почему он был здесь. – Я просто догнал Кеннеди. – Я увидел, как он свирепо метнул на нее пристальный предостерегающий взгляд.
Кеннеди опустила глаза и закрыла их прежде, чем заговорить.
– Нет, неправда. Я больше не буду ничего скрывать от него, – тихо проговорила она.
Мое сердце заколотилось, когда Кеннеди медленно подошла ко мне, склонив голову, ее подбородок задрожал. Я догадывался, что она собирается мне сказать. Я уже понимал, как ей тяжело сейчас. Но знать это и услышать это от нее, услышать всю правду из ее уст... это совершенно разные вещи.
– В чем дело, красавица? – Спросил я ее, поставив пакеты с едой, пытаясь поднять ее лицо за подбородок.
Она с трудом сглотнула, и меня немного убивала мысль о том, через что она сейчас проходит, что она должна чувствовать в это момент.
– Риз, тогда в лесу... много лет назад... я знаю, что ты предохранялся, но кое-что случилось. – Она решительно взглянула на меня, но слезы предательски задрожали в ее глазах. – Я забеременела.
Я не стал изображать удивление, или что у меня перехватило дыхание. Но именно по этой причине, из-за боли, которую я испытывал сейчас, наблюдая за ее переживаниями, заставили меня признаться ей, что я уже знал это. Я не смог смотреть, как она мучается. Только не из-за меня. Не тогда, когда я могу помочь облегчить ее страдания.
– Я знаю.
В ее глазах промелькнуло смятение.
– Ты знаешь? Откуда?
– Несколько дней назад мне позвонил адвокат Малкольма и сказал кто такая Мэри Элизабет Спенсер. Она была названа в завещании, поэтому он пытался найти ее.
– Почему ты ничего не сказал? – На ее лице отразилось не чувство гнева, а уже чувство вины.
– Я знал, что ты расскажешь мне, когда будешь готова.
– О, Боже, Риз! – Заплакала она, закрыв лицо руками. Я обнял ее за плечи и прижал к себе, пытаясь хоть чем-то помочь, хотя бы частично облегчить ее мучения.