Я смотрю, как она осторожно тянется и срывает с дерева веточку; что-то в ее движениях кажется мне знакомым, хотя я едва ее знаю. Марли нюхает россыпь маленьких розовых цветов, распустившихся на конце веточки, на ее лице отражается глубокая задумчивость.
Гадаю, что она делает, потом напоминаю себе, зачем я здесь. Возможно, стоит оставить всё на волю случая. Марли еще не заметила меня. Поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Ты решил больше со мной не видеться, – раздается голос у меня за спиной. Оборачиваюсь и вижу, что Марли пристально на меня смотрит, выражение глубокой задумчивости исчезло с ее лица.
Молчу. Как она?… А впрочем, неважно.
Опускаю глаза, смотрю на веточку вишневого дерева в руках девушки, предпочитая не отвечать на ее вопрос.
– Что означают эти цветы?
– А чего хотелось бы тебе? Какое значение ты ждешь? – спрашивает она, вертя веточку в руках.
Такой поворот беседы застает меня врасплох. Марли первый человек за долгое время, который спрашивает меня о чем-то подобном.
«Новое начало». Я едва успеваю удержать в себе эти слова, не дать им сорваться с языка, но ответ внезапно возникает прямо передо мной. Мне хочется найти путь вперед, двигаясь по которому я буду знать, что поступаю правильно. Вслух я говорю:
– Не… не знаю.
На этом следовало бы свернуть разговор и попрощаться.
Вот только я не могу. По глазам видно, что Марли не купилась на мою жалкую отговорку. Ее взгляд приковывает меня к месту, зелень в ее глазах того же цвета, что трава, растущая на берегу пруда. На любимом берегу Марли.
– Я хочу… – начинаю я, глядя, как цветы вишни начинают мелко дрожать. Несколько лепестков падают на землю.
Скажи это.
Нет, не могу. Потому что в лице Марли есть нечто такое, что я искал всё это время. Нечто, не имеющее названия, но понятное нам обоим.
– Я хочу… иметь друга, – говорю я, и собственные слова меня удивляют. – Кого-то, кто не знал меня до всего этого. Кого-то, с кем я могу быть самим собой, таким, каким становлюсь сейчас, а не тем, кем был раньше. Таким, каким я хочу стать.
– Мы все этого хотим, разве нет? – говорит Марли и кивает. Так обычно кивает человек, услышав именно то, что ожидал услышать.
И всё же я должен провести черту. Ради себя. Ради Кимберли.
– Но это всё, что я могу. Только дружба.
Марли прикусывает губу и кивает. Ее плечи слегка опускаются, будто от облегчения. Словно для нее это тоже желанный компромисс.
– Определенно. Только дружба, ничего более.
Она светлеет лицом и протягивает мне веточку вишни, а я принимаю ее с легким смешком. Спрашиваю:
– Итак… Что они означают на самом деле?
– Цветы вишни? Они означают возрождение, новое начало, – отвечает Марли.
От ее слов у меня по рукам ползут мурашки. Очередное дуновение ветра срывает с дерева над нами лепестки вишни, потом обрывает несколько лепестков с веточки, которую я держу в руке. Глаза Марли сияют, она улыбается мне сквозь дождь розовых и белых лепестков, а солнечный свет искрится в кронах деревьев.
Позже, вернувшись домой, я снимаю куртку и нахожу приставший к рукаву лепесток вишни. Отлепляю его от ткани и кладу на ладонь. Этот цвет неизменно напоминает мне о Кимберли: на студенческом балу она была в платье такого же розового цвета. Ранее, когда мы с Марли сидели под вишневым деревом, я сказал ей об этом, а она задумчиво кивнула.
Ее сестра тоже любила этот оттенок розового, вот почему Марли остановилась под той вишней.
До сего момента я хранил все воспоминания о Ким в себе, но после разговора с Марли вспоминать о Ким стало не так больно. Впервые за несколько месяцев я немного успокоился.
Совсем не так я представлял себе свою сегодняшнюю встречу с Марли.
Сбрасываю ботинки и со стоном заползаю в кровать, натягиваю одеяло на голову. Чувствую слабость, как будто я предал Кимберли ради возможности почувствовать себя лучше, но теперь вина не захлестывает меня целиком, как случалось раньше.
Огорченно вздыхаю, перекатываюсь на другой бок. Я уже не понимаю, что правильно, а что – нет.
Я больше ничего не знаю.
Смотрю в темноту под одеялом, плотнее в него закутываюсь. Не знаю, сколько проходит времени, но в конце концов я просыпаюсь от телефонного звонка; сумерки за окошком моей спальни сменились ночной мглой.
С трудом подняв руку, хлопаю ладонью по прикроватной тумбочке, пока мои пальцы не нащупывают телефон – наверняка звонит Сэм.
Смотрю на экран, но он, к моему удивлению, темен. Нет сообщений о входящих звонках, однако звон не прекращается. Если это не мой мобильный, то откуда же идет сигнал?
Сажусь, пытаясь определить источник звука.
В моей комнате нет стационарного телефона, он есть только наверху, а в мобильном моей мамы установлена другая мелодия звонка. И всё же где-то, совсем рядом, звонит телефон.
Меня окатывает волна ужаса: взгляд мой падает на сумочку Кимберли, лежащую на письменном столе. Не может быть. Подхожу к столу, сердце оглушительно колотится в груди. Звук определенно исходит из сумочки. Резким движением открываю ее. На дне лежит мобильный Кимберли, заключенный в блестящий синий чехол, на экране мигают слова «НЕИЗВЕСТНЫЙ НОМЕР». Телефон звонит. Это невозможно. Мобильный Ким постоянно был разряжен, так каким же образом он не разрядился за несколько месяцев?
Телефон звонит.
Опасливо протягиваю руку, нажимаю зеленую кнопку и прикладываю телефон к уху.
– Алло?
В трубке раздаются шипение и треск, какое-то жужжание и приглушенные голоса.
– Слы… иш… меня?… Не должен…
– Кто это? – спрашиваю, крепче прижимая телефон к уху, изо всех сил напрягаю слух. Но в трубке воцаряется тишина. Отнимаю телефон от уха: экран погас. Жму кнопку включения, но мобильный отказывается включаться, потому что батарея давно разряжена.
Быстро запрыгиваю обратно на кровать, вырываю шнур зарядки из своего телефона и подключаю мобильный Кимберли к сети.
Подтаскивая к кровати стул, плюхаюсь на него и с замиранием сердца наблюдаю, как на экране мобильного возникает изображение батарейки, в нижней ее части мигает красная полоса. Наклоняюсь над прикроватной тумбочкой, не сводя глаз с телефона. Кто же, черт возьми, звонил?
Я жду, жду, но телефон отказывается заряжаться. Мои веки тяжелеют. Помню, как надоедал Кимберли, требуя, чтобы она купила новый телефон, такой, чтобы можно было нормально заряжать, но она так и не сподобилась. Итак, я сижу и жду.
Просыпаюсь как от толчка и понимаю, что опять лежу в кровати, с головой укрытый одеялом.
Я даже не помню, как снова лег.
Ругая себя на чем свет стоит, перекатываюсь на бок и протягиваю руку к телефону Кимберли, ощупываю тумбочку, осматриваю ее со всех сторон. Телефона нигде нет.
Неужели я отключил его от сети, будучи в полубессознательном состоянии?
Перегибаюсь через край кровати, оглядываю пол, и тут кровь приливает к моей голове, так что шрам отдается болью. Пометка на будущее: мой мозг еще не готов к таким резким движениям.
На полу ничего нет.
В смысле, там валяется пачка печенья «Поп-тартс», а телефона нет.
Выбираюсь из постели, осматриваю письменный стол в поисках сумочки Кимберли, но… ее там нет. Место, где она лежала вечером, пусто.
Бессмыслица какая-то.
Медленно поворачиваюсь к шкафу. Вообще-то, если подумать хорошенько, бессмыслица – это если бы сумочка действительно лежала на столе. Я не клал ее на стол, сумочка по-прежнему…
Открываю шкаф и сразу натыкаюсь взглядом на коробку, задвинутую в самый угол, туда, где она всегда и стояла.
Поднимаю крышку и вижу туфлю, диско-шар и…
Сумочку, в которой лежит телефон, его экран выключен, батарея разряжена.
Глава 12
– Ничего этого на самом деле не было! Всё у тебя в голове! – пыхтит Сэм на следующее утро, пытаясь угнаться за мной.
Перепуганный до смерти, я развил скорость, достойную спортсмена-марафонца, и это с моей-то недавно сломанной ногой.
Пока мы преодолевали первую милю, я рассказал Сэму про случай с телефоном, с трудом подбирая слова, чтобы описать произошедшую прошлой ночью чертовщину.
Сэм всегда мыслил логически, возможно, он сможет мне помочь всё прояснить.
– Сэм, я видел, как телефон звонит. Я слышал чей-то голос на том конце линии. Могу описать всё в деталях. Всё это совершенно не походило на сон.
Нога подгибается, и я резко останавливаюсь. Упираюсь ладонями в колени, силясь выровнять дыхание, перед глазами пляшут черные точки.
– Я не говорил, что тебе это приснилось, – замечает Сэм, останавливаясь рядом со мной. – Но у тебя ведь была черепно-мозговая травма.
– Почему эти видения до сих пор продолжаются? Я соблюдаю все рекомендации врача. Принимаю таблетки, делаю упражнения для улучшения памяти, веду активный образ жизни. Но стоит мне только обернуться, как я вижу Кимберли, – расстроенно говорю я. – Она ведь собиралась со мной порвать, а теперь не может оставить меня в покое?
Не знаю, кто из нас двоих больше потрясен этими словами. И как это я такое ляпнул?
Сэм просто смотрит на меня с нечитаемым выражением лица.
Во мне вновь вскипает чувство вины, но в глубине души я чувствую, что в моих словах есть доля истины. Кимберли сказала, что больше не хочет оставаться со мной, и всё же, стоило мне хоть отчасти вздохнуть спокойно, как она появляется, мучает меня мигренями и приступами боли, воспоминаниями о той аварии. Возникает у меня перед глазами всякий раз, стоит мне подумать о будущем.
Я изо всех сил пытаюсь жить сам по себе, делаю то, чего хотела от меня Ким. Так почему же она не дает мне спокойно жить?
– Вдруг это не пройдет? – спрашиваю я, сердито потирая шрам. – Вдруг меня будут посещать видения и звуковые галлюцинации, пока я не сойду с ума? Мне так больно видеть ее, думать, что она всё еще здесь.
– Тебе больно? – фыркает Сэм и смотрит на меня. – А тебе не приходило в голову, что ты не единственный скорбишь по ней, Кайл? – Теперь я замечаю, как напряжены его плечи. – Я убить готов, лишь бы снов