– Я в парке, – говорит Марли, ее голос приглушенно звучит из динамика. – Играю с Джорджией.
– Можно мне посмотреть? – спрашиваю я, снова отпихивая локтем Сэма, прежде чем он сказанул какую-нибудь глупость в трубку.
– М-м-м, – неуверенно тянет она.
– Если ты против, то ничего страшного…
– Нет, всё в порядке, – отвечает Марли и переключается на видеозвонок. На экране появляется ее лицо на фоне высоких деревьев и зеленой парковой лужайки. Сегодня утром она ходила на кладбище поговорить с Лорой, и кажется, немного приуныла. Рассматриваю ее лицо, смотрю, как она заправляет за ухо прядь волос.
Похоже, всё прошло хорошо. Я хочу спросить ее об этом, но…
Сэм.
Его физиономия влезает в кадр, он широко улыбается Марли и машет рукой. Отпихиваю его и улыбаюсь.
– Не обращай внимания на Сэма, – говорю я. Сэм обиженно надувает губы, но, к счастью, в кадр уже не попадает. – Что делает Джорджия? Покажи.
Марли направляет камеру на лужайку рядом с дорогой: там несколько детей играют с Джорджией – крошечный щенок гоняется за теннисным мячом, пытается его схватить, но ее пасть слишком маленькая.
– Они такие милые, – говорит Марли где-то вне видимости камеры. Один из детей хватает мяч, и малыши начинают перебрасывать его друг другу, а Джорджия бегает от одного к другому, вывалив розовый язык.
– Только посмотри на нее, – говорю я, внезапно поняв, как сильно скучал по этому маленькому сгустку энергии. – Вы там одни?
Камера снова поворачивается, и появляется лицо Марли, ее карие с зелеными крапинками глаза сияют в солнечном свете.
– Мама здесь, со мной. Она кормит уток, – отвечает Марли. Мы понимающе смотрим друг на друга, потом одновременно произносим: – Попкорном.
– Кстати, раз уж речь зашла о мамах, – говорю я, ненавязчиво переводя разговор на нужную мне тему. – Хочу подкинуть тебе идею для размышления. – Быстро уточняю: – Никакой спешки нет, конечно. – Я всё еще не уверен, что подпадает под понятие «слишком быстро», а что нет. – Моя мама очень хочет поужинать с тобой и…
Я умолкаю: Марли смотрит куда-то поверх экрана, ее глаза округляются от ужаса, и причиной тому вовсе не перспектива отужинать в компании моей матери.
– Джорджия! – восклицает она, резко опуская руку с телефоном. На миг я вижу подпрыгивающий по траве мяч: он катится прямо к дороге, а Джорджия со всех ног мчится за ним. Марли бежит за собачкой.
– Марли! Что ты делаешь? – кричу я.
На экране мелькают ноги девушки и трава.
Меня пронизывает знакомое леденящее кровь чувство ужаса.
Потом вдруг мельтешение прекращается, и камера снова показывает Марли: она стоит у края дорожки, держа на руках Джорджию.
– Я ее поймала. Мы чуть не потеряли нашу девочку…
Но за спиной Марли я вижу катящийся по проезжей части мяч, за которым бежит ребенок.
– Джоуи, осторожно! – пронзительно кричит кто-то за кадром.
Марли резко оборачивается и видит малыша. На долю секунды ее взгляд возвращается ко мне, и я холодею от ужаса.
Я точно знаю, что она собирается делать, а потом Марли срывается с места.
– Нет! – кричу я, пытаясь ее остановить. – Мар…
Телефон выпадает из ее рук, падает в траву, и экран показывает одну зелень. Я слышу скрип покрышек по асфальту, потом крики детей.
– Марли! – воплю я, чувствуя себя беспомощным. – Марли!
Хромаю обратно в больницу так быстро, так только могу, проклиная свою дурацкую ногу. Сэм уже бежит впереди меня. Как только я оказываюсь внутри, меня силой усаживают в кресло-каталку. Ко мне наклоняется Сэм.
– Перестань орать, Кайл.
Разве я ору? Горло болит, пересохло, как будто я сорвал голос. Да, я определенно ору как полоумный, но не могу остановиться. Марли нужна помощь. Я должен привести к ней помощь. Отбиваюсь от чьих-то рук, удерживающих меня в кресле, но, прежде чем мне удается встать, что-то колет меня в плечо, и всё вокруг погружается в темноту.
Глава 44
Прихожу в себя в своей больничной палате, подскакиваю и снова выкрикиваю ее имя.
– Нет! Марли…
Меня хватают за руки, и, подняв глаза, я вижу Кимберли, мою маму и Сэма – все они преграждают мне дорогу.
– Кайл, – говорит Кимберли, пытаясь не дать мне вскочить с кровати, но я вырываюсь у нее из рук и устремляюсь к двери, превозмогая острую боль в ноге. – Подожди. Подожди, Кайл.
Я должен добраться до Марли, мне нужно к ней. Я больше не могу ждать, только не снова.
Проскальзываю мимо Кимберли, мама бежит к двери и зовет на помощь. Сэм пинает стул, тот отлетает прямо мне под ноги, и я врезаюсь в него. Мне уже почти удается добраться до коридора, когда на пороге появляется медсестра со шприцем в руке.
– Мне еще раз вас усыпить? – спрашивает она.
– Где она? – спрашиваю я, быстро оборачиваясь, лихорадочно перевожу взгляд с одного лица на другое, по очереди заглядываю в глаза окружившим меня людям. – Где она? Где?…
Только не снова. Не может быть.
Меня ведут к стулу, усаживают, и Кимберли присаживается на корточки рядом со мной, берет меня за руку.
– Перестань.
Сердито смотрю на ее лицо. Ну почему все хотят, чтобы я ждал? Почему они все здесь, когда нам всем сейчас нужно быть рядом с Марли?
– Мне нужно, чтобы ты меня выслушал.
Подавляю желание вскочить и бежать, всматриваюсь в голубые глаза Кимберли, пытаюсь собраться. Нетерпеливо киваю, показывая, что жду продолжения.
– Марли спасла ребенка. Она его спасла, и она жива, но…
– Мы не знаем, надолго ли, – раздается голос. Рывком поворачиваю голову к двери и вижу доктора Бенефилд: лицо у врача серьезное, в одной руке она держит медицинскую шапочку. Наши взгляды встречаются, и врач кивает куда-то в сторону коридора. – Пойдемте со мной.
Я следую за ней, с трудом переставляя ноги; всё вокруг словно в тумане. Яркий свет, белая кафельная плитка, светлые стены – всё сливается в одно размытое пятно. Слышу у себя за спиной шаги Кимберли, Сэма и мамы.
Доктор Бенефилд останавливается перед какой-то дверью, оглядывается на меня, протягивает руку и медленно открывает дверь.
Вхожу внутрь, боясь смотреть по сторонам. Боюсь увидеть Марли, страдающую от боли. Умирающую.
Ее мама сидит рядом с кроватью, не сводя глаз с кардиомонитора, словно только ее сила воли поддерживает движущуюся по экрану линию. Тишину комнаты нарушает только равномерное попискивание – бип, бип, бип.
Сглатываю, заставляю себя перевести взгляд с Кэтрин на кровать, и у меня едва не подкашиваются ноги. Марли такая маленькая. Израненная. Стискиваю зубы, заставляя себя посмотреть на каждый ушиб и царапину на ее теле, забинтованную голову, закрытые глаза.
– Мне так жаль, – хрипло говорю я. Мама Марли поворачивает голову и смотрит на меня. Если бы не Джорджия… – Это моя вина…
Кэтрин качает головой, хватает мою руку.
– Нет. Ничего подобного. Ты ни в чем не виноват, – заверяет она меня, крепко сжимая мои пальцы. – Не взваливай на себя этот груз.
Ее взгляд скользит с моего лица на монитор, фиксирующий слабое биение сердца Марли.
– Она очнется, правда? – спрашиваю я, делая шаг к кровати. Боюсь услышать ответ.
– Всё зависит от Марли, – говорит у меня за спиной доктор Бенефилд. – Она должна была уже прийти в себя.
Что? Тогда почему она еще не проснулась?
Смотрю на врача, озадаченно хмурюсь.
– Она ударилась головой, но крови потеряла немного; ни рентген, ни МРТ не выявили никакой серьезной травмы, – говорит доктор Бенефилд, снимает очки и водружает на голову. Печально глядит на меня. – Марли уже должна была бы проснуться, но, похоже, не хочет этого делать.
Кэтрин начинает рыдать, отпускает мою руку и закрывает лицо ладонями.
– Иногда человек сам выбирает, жить ему или умереть, – продолжает врач, глядя на кровать. – Марли не борется.
Выбор между жизнью и смертью. Я вижу темные круги у девушки под глазами, в памяти всплывают ее слова.
«Лора умерла из-за меня».
«Я не заслуживаю счастья».
Лора.
Но я слышу и другие голоса. Слова, которые я слышал, пока лежал в коме, которые сподвигли меня на борьбу, подтолкнули к действию.
«Не покидай меня».
«Всегда вперед, ни в коем случае не оглядываться назад».
Делаю шаг к Марли. Черт возьми, я не отпущу ее вот так просто. Наша история заканчивается не так. Она не может закончиться плохо.
Беру ее за руку. Пальцы у нее холодные, безвольные, словно она уже умерла.
– Я тебя не отпущу, – шепчу я. – Я ведь сказал, что грустных историй больше не будет. Знаешь, это правило не только для меня, но и для тебя. – Я пытаюсь шутить, но вместо смеха у меня из горла вырывается рыдание. Крепче сжимаю ее руку, пытаюсь согреть ее холодные пальцы.
Как она это делала? Что она?… Ах да. Слышу ее слова, сказанные в самый первый день на кладбище.
Наклоняюсь ближе, прижимаюсь губами к ее уху.
– Давным-давно жила-была одна девушка, и была она печальна и одинока.
Меня словно пронизывает электрический разряд. Может быть, я смогу это сделать. Возможно, я могу достучаться до Марли, заставить ее мне поверить.
– Эта девушка рассказывала истории со счастливым концом, – продолжаю я, думая о потертой желтой тетради, полной записей Марли. Кто знает, где закончились записанные ею сказки и начались наши общие воспоминания? Впрочем, это неважно. Для меня всё это было по-настоящему, каждая страница – это часть моей жизни, проведенной вместе с Марли.
Я не сдамся, пока не верну эту жизнь, пока не верну Марли, и твердо знаю: наша история начинается прямо сейчас.
– Но самой себе эта девушка рассказывала только одну печальную историю, снова и снова.
Марли не двигается. Ее веки не дрожат, пальцы не подергиваются – ничего. Глубоко вздыхаю, решив брать пример с ритмично попискивающего монитора, заставляю себя продолжать.
– И так было, пока девушка не встретила юношу. Они нашли друг друга, когда думали, что их истории уже подошли к концу. Вместе они начали писать новую историю, и впервые за долгое время девушка впустила в свою историю счастье. Она была счастлива с тем юношей, а он пообещал ей… никогда ее не отпускать.