Все герои мировой истории — страница 116 из 195


Филипп де Шампень.

Кардинал де Ришелье. Примерно 1635 год


А задача его была очень непростой: кто грешен, того на эшафот. Рубил он головы известным дворянам за заговоры. Но самое поразительное, он запретил дуэли и вознамерился рубить головы дуэлянтам. Поначалу никто не воспринял этот запрет всерьез. В 1619 году погиб старший брат Ришелье, тот самый, который отказался идти в священнослужители, но который очень помог Арману продвинуться при дворе. К нему, как, впрочем, ко всем в своей семье, Ришелье был очень привязан. Брат погиб на дуэли. Кардинал этого не забыл.

Несмотря на недовольство дворян запретом, ведь дуэли – это их привилегия, Ришелье добился первых казней. 22 июня 1627 года были казнены знаменитый дуэлянт граф Бутевиль и его секундант, тоже граф – де Шапель. Это произвело на дворянское общество сильнейшее впечатление. Возникают заговоры, воцаряется атмосфера ненависти и страха. Ришелье отвечал казнями заговорщиков, а заговоры возникали постоянно, и казни не прекращались. Но удивительно: враги в своих документах, мемуарах, письмах, пересказах современников, при всем при этом отдавали ему должное. Они оценили его политическую смелость и твердость.

Королеве Анне Австрийской, прелестной молодой красавице, жене Людовика XIII, которую кардинал, вероятно, любил, он вредил и сильно досаждал. Досаждал, потому что ревновал ее к Бэкингему. Но дело не только в этом. Она, испанка, представительница всесильного дома Габсбургов, попыталась вмешаться в политику Франции в пользу своих соотечественников. Этого Ришелье допустить никак не мог. В этом случае его личные чувства отступали, и ничто не могло остановить его. А ее так дома научили: «Никогда не забывай, – говорили ей родители, – что ты испанка». Для Ришелье же существовал один бог – Франция. Он идеолог абсолютизма, убежденный сторонник величия французского государства, которому беззаветно служил и преуспел в своем служении. В основном именно его усилиями, а потом уже и Мазарини, механизмы абсолютистского правления во Франции достигли почти совершенства и стали образцом.

Отличной «почвой» для заговоров и недовольства были феодальные бароны, принцы крови, многочисленные родственники королей, в том числе незаконнорожденные королевские дети. Напомню, что отец Людовика XIII, Генрих IV, оставил множество узаконенных бастардов, признанных герцогами. Признанные и не признанные, все они были королевской крови, и потому могли оказаться наследниками престола. Их называли «дети Франции». И это была гремучая, взрывная масса в переходную эпоху. Потому что они все хотели жить по-старому, как в Средние века: воевать, сражаться (отсюда и страсть к дуэлям), получать средства существования от мула-народа, не участвуя, естественно, ни в какой производительной деятельности. А Новое время уже вступило в свои права, и Ришелье понимает, что надо поддерживать мануфактуры, покровительствовать отечественному производству. И совсем не знатные люди нужны будущему, нужны стране. Старое дворянство мешает, его и теснит Ришелье.

А при дворе своя жизнь. Бэкингем, прибывший из Лондона, производит на Анну Австрийскую ошеломляющее впечатление. Ларошфуко описывает их бурные, пылкие встречи, о которых Дюма говорит более аристократично и сдержанно, без пикантных подробностей. Вспыхнувший роман мгновенно становится «секретом Полишинеля». Ришелье был прекрасно осведомлен о нем, и сам несколько раз мог видеть их встречи. Однажды не сдержался, ворвался в спальню, пал на колени, молил ее оставить Бэкингема. История была действительно бурная. Правда и то, что у Ришелье в Англии была возлюбленная, графиня Карлейль, прообраз Миледи в романе Дюма. И Ришелье просил ее следить за Бэкингемом, поскольку это – враг, противник, соперник Французского королевства, тут дело не только в Анне Австрийской. Вот она и подметила, что Бэкингем стал носить новые, очень эффектные алмазные подвески. На балу, как пишут мемуаристы, они были, видимо, ею срезаны. Обнаружив пропажу, Бэкингем закрыл все английские гавани для выезда. Как разворачивались действия дальше – известно по книге. Кроме совсем уж незначительных деталей, вся канва главного сюжета, главной коллизии «Трех мушкетеров», построена на документах.

Откуда же взялся Мазарини, сменивший всесильного кардинала? Ришелье уникален: он нашел себе продолжателя, преемника, политического наследника и успел вывести его на историческую сцену, уже будучи очень больным и хорошо понимая, что скоро уйдет из жизни. Он познакомил Мазарини с Анной Австрийской – а ведь она станет регентшей на несколько лет при малолетнем Людовике XIV. По словам современников, он сказал примерно следующее: «Познакомьтесь, Ваше Величество, Вы его полюбите. Он чем-то похож на Бэкингема». Не забыл, не смог промолчать! А затем, как считается, у Анны Австрийской был тайный брак с Мазарини, и они жили достаточно открыто вместе.

Вернемся к противникам Ришелье. Поступая с ними жестоко, он не раз говорил: «У меня нет врагов, мои враги – это враги государства». Двусмысленная, кстати, фраза, особенно если вспомнить нашу историю. Для Ришелье врагами государства были знатные и близкие ко двору люди. Такие, как герцоги Монморанси, Шале, Орлеанский и последний, самый знаменитый фаворит короля, двадцатилетний неотразимый красавец Сен-Мар. Все они будут казнены по наущению великого кардинала.

В чем же дело? Дело вполне понятное: если Франция не расстанется со своими средневековыми традициями, то придворная знать будет вертеть королями, как это не раз бывало в прошлом. Вот почему на первое место он ставил то, что формулировал как государственный интерес. И в этом смысле представители старой знати были не просто его личными соперниками, он их воспринимал как врагов единой сильной власти. Любая власть стремится к абсолюту. Таково свойство этой философской и социальной категории. В любом масштабе – в маленьком и, конечно, в большом, в размере государства.

Король Людовик XIII и Ришелье умерли с разницей в несколько месяцев. Я хорошо помню замечательную, историческую фразу Ришелье перед смертью (она приведена у Дюма, а также в чьих-то мемуарах): «Я иду, чтобы указать Вам дорогу, Ваше Величество». Через полгода и Людовик XIII умирает.


Анна Австрийская и герцог Бэкингем.

Рисунок XIX в. Фото репродукции


Итак, вернемся к Сен-Мару. Уже в конце жизни Ришелье сам приближает ко двору этого юношу. Но те, кто ненавидел Ришелье всерьез, его соперники в придворной жизни, вовлекли Сен-Мара в очередной заговор против кардинала. Было решено убить Ришелье в тот момент, когда рядом с ним не будет стражи. Расчет был простой – врагов у кардинала при дворе столько, что король не посмеет всех наказать.

Но, по сообщениям источников, происходит нечто поразительное. Взглянув в глаза кардиналу, Сен-Мар оцепенел и не смог отдать команды расправиться с ним. Такое уже случалось. Гипнотическую силу взгляда кардинала испытал на себе другой известный заговорщик – герцог Орлеанский. В обоих случаях убийство, которое казалось делом весьма вероятным, удалось предотвратить.


Франсуа Жирардон. Гробница кардинала Ришелье в капелле Сорбонны, Париж. 1694 г.

Фото репродукции


Каким предстает Ришелье в воспоминаниях и в художественной литературе? Тонкие черты лица, красивые жесты, аристократическая бледность, афористическая речь, политическая мудрость – все это так. Это находит подтверждение и в иконографии, то есть в прижизненных портретах, и в описаниях – в документах, мемуарах, рассказах. Относительно гипнотического взгляда не говорится ничего. Но факт остается фактом: Сен-Мар и герцог Орлеанский казнены, а Ришелье остается жив.

Да, конечно, казни были, но государственный интерес всегда стоял для него выше личного, даже в случае с Бэкингемом. Как известно, английского премьер-министра убивает католический фанатик накануне того дня, когда тот должен был возглавить флот, направляющийся на помощь протестантской Ла-Рошели. Уж больно своевременно убивает! Под угрозой – интересы Франции. А если была крайняя необходимость, погнушался бы Ришелье тайным убийством? Думаю, нет. Потому что Ла-Рошель была для кардинала символом религиозно-дворянской смуты, и эту занозу надо было выдернуть окончательно. Так считал Ришелье.

Он сам был родом из Пуату, он хорошо знал эти места и особенности местных дворян. Он знал их сепаратистские традиции, древние и глубокие. И, думаю, дело в том, что очень давно, в юности, он дал самому себе раз и навсегда индульгенцию, называемую «государственный интерес». Он сам с собой твердо договорился и был убежден, что ради Франции можно все. Бог не осудит. А человек он был глубоко верующий, много молился, однако расправу с врагами грехом не считал. Такая крупная личность не может быть однозначной.

При его идеализации авторы, включая современных, выдвигают интересные сравнения. Чаще всего его сравнивают с Бисмарком. Ришелье создал великую и могучую Францию, Бисмарк «железом и кровью» – методы сходны – объединил Германию, заложил основу для ее могущества. Сравнивают его с Петром I, хотя контекст, конечно, другой, характер и судьбы очень разные. Но сходны результаты их политики и та главная краеугольная идея, которая лежала в основе всех действий и поступков – величие государства превыше всего.

В нашем сознании с подачи подобных личностей понятия государства и общества были сильно спутаны. Государство – и им, и нам, особенно в советское время – казалось чем-то, что важнее человека и самого общества. На его благо нужно было трудиться не покладая рук и даже отдавать жизнь, в случае если оно этого потребует. Эта абсолютистская, в корне ложная идея, ни к чему хорошему никогда не приводила, но адепты ее рождаются до сих пор.

Но как удалось Ришелье стать первым человеком в государстве? Мало ли было епископов вокруг? Будущему Людовику XIII было девять лет, когда его отец, Генрих IV, был злодейски убит фанатиком во время торжественной процессии. Регентом при малолетнем короле стала его мать, Мария Медичи. В стране религиозные войны, одним словом – смута. Такие, как Мария Медичи, нуждались в сильной опоре. Ришелье прилагает усилия, ему помогает старший брат, который уже при дворе. И в результате он завоевал доверие правительницы. Ничего удивительного: если уж он на папу римского произвел такое впечатление, что раньше срока стал еписк