— Дай Стилгару полный перечень, — распорядился Пол.
Алия глубоко вздохнула, разделяя в этот момент всеобщий страх перед Полом. Она знала, как он движется без глаз, но ее поражала точность его движений. Видеть стольких людей сквозь призму своего видения!
— Время вашей утренней аудиенции, сир, — сказал Стилгар. — Много любопытных… боящихся…
— Ты тоже боишься, Стил?
Едва различимый шепот:
— Да.
— Ты мой друг, тебе нечего меня бояться.
— Да, милорд.
— Алия, проведи утреннюю аудиенцию. Стилгар, давай сигнал!
Стилгар повиновался.
Дверь отворилась, и ожидавшая толпа подалась назад, чтобы дать проход чиновникам. Охранники сдерживали просителей, а пестрая, кричащая толпа пыталась прорваться с криками и проклятиями. Все происходило одновременно, крутилось, как в водовороте. В руках просители держали свои жалобы. Через проход, расчищенный стражами, прошел чиновник. Он держал список тех, кому дозволено было предстать перед троном. Чиновник, сухощавый Свободный по имени Текруб, имел холодный и неприступный вид, выставляя напоказ бритую голову и пушистые усы.
Алия двинулась ему навстречу, давая возможность Полу и Чани уйти в коридор за помостом. Она явно испытывала недоверие к Текрубу, замечая любопытные взгляды, которые тот бросал вслед уходящему Полу.
— Сегодня я говорю от имени брата, — сообщила она. — Пусть просители подходят по одному.
— Да, миледи. — Он повернулся, чтобы навести порядок в толпе.
— Я помню времена, когда вы не ошибались относительно намерений брата, — сказал Стилгар.
— Меня отвлекли наибы, — оправдывалась Алия. — Но вы тоже изменились, Стил? Что это за спектакль вы разыграли?
Стилгар был шокирован. Все на свете меняется, но чтобы как в спектакле? Драма — сомнительное мероприятие. В Империи появились сомнительные развлечения, и самое непристойное из них — театр. Враги Империи лицедействуют, чтобы завоевать дешевую популярность. Корба пытался всю Империю превратить в подмостки. За это он поплатится жизнью.
— Вы упрямы, — сказал Стилгар. — Вы мне не верите?
Уловив напряжение и горечь в его словах, Алия смягчила выражение лица, но не интонацию голоса.
— Я верю вам, Стил. Я всегда соглашалась с братом, когда он говорил, что если дело в руках Стилгара, то мы можем позволить себе забыть о Нем. — Тогда почему же вы говорите, что я… изменился?
— Вы были готовы оказать неповиновение моему брату, — сказала она. -Это написано у вас на лбу. Надеюсь только, что это не уничтожит вас обоих. Приближался первый посетитель. Алия отвернулась, прежде чем Стилгар успел что-то сказать. Но на лице его ясно впиталось то, о чем предупреждала в своем письме леди Джессика — подмена морали и совести законом.
«Вы породили гибельный парадокс…»
Глава 20
"Тибана, апологет сократического христианства, вероятно, уроженец Амбуса-4, жил за восемь или девять столетий до Коррино, скорее всего, при втором правлении Даламака. Из его произведений сохранились лишь фрагменты. Вот один из них: «Сердца всех людей пребывают в одинаковой дикости».
Из «Книги Дюны» принцессы Ирулэн.
— Ты Биджаз? — спросил гхола, входя в маленькую комнату, где содержался под охраной карлик. — Меня зовут Хейт.
С гхолой пришел отряд стражников, чтобы заступить на вечернюю вахту. Пока они пересекали внешний двор, песок, приносимый ветром, сек их щеки, заставляя моргать и ускорять шаги. Теперь же, в коридоре, слышались их добродушные шутки вперемежку со звуками, сопровождающими ритуал смены караула.
— Ты не Хейт, — возразил карлик, — ты Данкан Айдахо. Я видел, как твое мертвое тело положили в бак, и я был там, когда его извлекли, живое и готовое для обучения.
Гхола проглотил комок в неожиданно пересохшем горле. Свет золотистых глоуглобов слегка приглушался зелеными занавесями. В их свете были видны капли пота на лбу карлика. Под маской трусливости и фривольности в карлике чувствовалась внутренняя сила.
— Муад Диб поручил мне допросить тебя, с какой целью тебя изготовили тлейлаксу, — сказал Хейт.
— Тлейлаксу, тлейлаксу, — дурашливо пропел карлик. — Знаешь ли ты, кукла, что я сам тлейлаксу? Кстати, и ты тоже!
Хейт смотрел на карлика. Биджаз излучал уверенность, которая заставляла вспомнить о древних идолах.
— Слышишь стражников снаружи? — спросил Хейт. — Стоит мне только приказать, и они задушат тебя.
— Ай! Ай! — укоризненно воскликнул карлик. — Каким ты стал жестоким! А ведь говорил, что пришел сюда искать правду.
Хейту не понравилось спокойствие на лице карлика.
— Возможно, я ищу лишь будущее, — сказал он.
— Хорошо сказано, — заметил Биджаз. — Теперь мы знаем друг друга. Когда встречаются два вора, им не нужно представляться друг другу.
— Мы не воры, — сказал Хейт. — Что, по-твоему, мы украли?
— Не воры, но игральные карты, — возразил Биджаз. — И ты пришел сюда, чтобы подсчитать мои очки. А я, в свою очередь, посчитаю твои. Так вот: у тебя две рубашки!
— Ты действительно видел меня в баке тлейлаксу? — с видимой неохотой спросил Хейт.
— Разве я уже не сказал? — удивился Биджаз. Карлик вскочил на ноги. -С тобой пришлось немало повозиться. Твое тело никак не хотело возвращаться к жизни.
Хейт неожиданно почувствовал, что живет как бы во сне, контролируемый чужим мозгом, и что он может мгновенно затеряться в этом чужом мозгу. Биджаз склонил голову набок и обошел гхолу, глядя на него снизу вверх.
— Возбуждение пробуждает в тебе старое, — сказал он. — Ты преследователь, который никогда не сможет догнать то, за чем гонится.
— Ты — оружие, нацеленное на Муад Диба, — сказал Хейт, поворачиваясь вслед за карликом. — Что ты должен сделать?
— Ничего! — отрезал Биджаз, останавливаясь. — Я даю тебе обычный ответ на обычный вопрос.
— Значит, ты нацелен на Алию. Она твоя цель?
— Во внешних мирах ее называют Хавт — Первое Чудовище, — сказал Биджаз. — Я слышу, как кипит твоя кровь, когда ты говоришь о ней.
— Итак, ее называют Хавт, — сказал гхола, изучая Биджаза, пытаясь найти ключ к своей цели. Этот карлик отвечает так странно.
— Она — девственница-шлюха, — сказал Биджаз. — Она вульгарна, умна, груба и добра; когда думает, получается наоборот; когда хочет созидать, то разрушает все вокруг, как кориолисова буря.
— Значит, ты здесь для того, чтобы говорить против Алии?
— Против нее? — Биджаз опустился на подушку у стены. — Я пришел сюда, чтобы меня захватил магнетизм ее физической красоты. — Он улыбнулся, и на лице у него появилось выражение ящерицы.
— Нападать на Алию — значит, нападать на ее брата, — сказал Хейт.
— Это настолько ясно, что трудно разглядеть, — ответил Биджаз. — По правде говоря, Император и его сестра — одна личность, спина к спине, одно существо, наполовину мужчина, наполовину женщина.
— Так говорили Свободные в глубокой пустыне, — сказал Хейт. — Они восстановили кровавые приношения Шаи-Хулуду. Почему ты повторяешь их вздор?
— Ты смеешь называть это вздором? — спросил Биджаз. — Ты, который одновременно и человек, и маска? Да, но игральная кость не может сама считать свои очки. Я совсем забыл об этом. И тебе трудно вдвойне, потому что ты служишь Атридесам как двойное существо. Твои чувства не так ясны, как мысли в твоем мозгу.
— Ты проповедуешь этот ложный миф о Муад Дибе твоим стражам? негромко спросил Хейт. Он чувствовал, как слова карлика опутывают его мозг. — Эго они проповедуют мне! — возразил Биджаз. — И они молятся. Мы все должны молиться. Разве мы не живем в тени самого опасного существа во всей Вселенной?
— Опасное существо…
— Их собственная мать отказалась жить с ними на одной планете!
— Почему ты не отвечаешь мне прямо? Ты знаешь, мы можем расспросить тебя по-другому! И получим ответ… так или иначе…
— Но я ответил тебе! Разве я не сказал, что миф реален? Разве я ветер пустыни, несущий смерть в своем животе? Нет. Я — слова! Такие слова, которые молниями ударяют в песок с темного неба. Я сказал: «Задуй лампу! Наступил день!» А ты продолжаешь говорить: «Дай мне лампу, чтобы я мог отыскать день».
— Ты играешь со мной в опасную игру! — сказал Хейт. — Думаешь, я не понимаю эти идеи Дзэнсунни? Ты оставляешь следы такие же ясные, как птица на грязи.
Биджаз захихикал.
— Почему ты смеешься?
— Потому что у меня есть зубы и я не хотел бы, чтобы их не было, умудрился выговорить Биджаз, не переставая хихикать. — Не имея зубов, я бы не мог их скалить.
— Теперь я знаю твою мишень, — сказал Хейт. — Ты был нацелен на меня. — И попал! Ты такая большая цель, как бы я мог промахнуться? — Он кивнул, будто бы самому себе. — Теперь я спою для тебя. — Он замычал монотонную мелодию, повторяя ее снова и снова.
Хейт напрягся, чувствуя странную боль в позвоночнике. Он смотрел на лицо карлика, видел молодые глаза на старом лице. От глаз к вискам тянулась паутина тонких белых линий. Какая большая голова! Все черты замыкались на большом рте, из которого доносился монотонный напев. Этот звук навел Хейта на мысль о древних ритуалах, народные предания, старых словах и обычаях, полузабытых значениях. Что-то жизненно важное происходило здесь… смертельная игра мыслями наперекор Времени. Древние мысли звучали в песне карлика, как ослепительный свет на расстоянии, который все приближается и приближается, освещая жизнь через пропасть столетий.
— Что ты делаешь со мной? — выдохнул Хейт.
— Ты инструмент, на котором меня учили играть, — сказал Биджаз. — Я играю на тебе. Позволь мне назвать другие имена предателей среди наибов. Викурес и Кахиет… Джеддида, секретарь Корбы; Абумоджандис, помощник Баннерджи. Даже сейчас, в этот момент, кто-нибудь из них может вонзить нож в спину вашего Муад Диба.
Хейт лишь покачал головой, будучи не в состоянии говорить.
— Мы с тобой как братья, — сказал Биджаз, снова прерывая свое монотонное гудение. — Мы росли в одном и том же баке: сначала я, потом ты.