ОДЕРЖИМОСТЬ!
ЧУЖДОСТЬ!
БОГОМЕРЗОСТЬ!
Сделав некий вывод, ментат принимает его и обращаются к другим граням проблемы. Так поступил и Данкан. Все Атридесы здесь, на этой одной планете. Рискнет ли Дом Коррино напасть из космоса? Его ум быстрее молнии пробежался по тем изобретениям, что покончили с примитивными формами войн: Первое — все планеты уязвимы для нападения из космоса; отсюда, всеми Великими Домами средства возмездия вынесены во внепланетное пространство. Как Фарадину не знать, что Атридесы не пренебрегли этой элементарной предосторожностью.
Второе — силовые щиты являются полнейшей защитой от неядерных снарядов и взрывных устройств, основная причина почему в военных схватках вновь вышла на первое место живая сила. Но пехота ограничена в своих возможностях. Дом Коррино может вернуть своих сардукаров хоть на прежние позиции у самых арракинских пределов, но те неровня свободным с их отчаянной свирепостью.
Третье — сохраняется постоянная опасность планетарному феодализму со стороны большого технократического класса, но воздействие Бутлерианского Джихада продолжает предотвращать перегибы технологизма. Только Иксиан, Тлейлакс и несколько разрозненных внешних планет способны угрожать в этом отношении, но все они не устоят перед совместной яростью остальных частей Империи. С Бутлерианским Джихадом покончено не будет. Механизированная война требует большого технократического класса. Империя Атридесов направила эту силу по другому руслу. Ни один большой технический класс не выходит из-под надзора. И Империя благополучно остается феодальной естественно, ведь это лучший общественный строй для того, чтобы расширяться за широко разбросанные дикие рубежи — на новые планеты.
Данкан ощутил, как озарилось его сознание ментата, на огромной скорости промчавшись по заложенным в память данным, САМИМ ПО СЕБЕ, полностью непроницаемое для течения времени. С быстротой молнии его вычисления проделали главный и решающий путь, приведя его к убеждению, что Дом Коррино не осмелится на НЕЗАКОННОЕ ядерное нападение — но он отдавал себе полный отче, из каких составляющих сложилось это убеждение: у Империи столько же ядерных и союзных сил, сколько у всех других Домов вместе взятых; по меньшей мере половина Великих Домов отреагирует без раздумий, если Дом Коррино нарушит Конвенцию — к внепланетной системе возмездия самих Атридесов присоединится всесокрушающая мощь, и не будет даже надобности к предварительному призыву. Этим призывом станет страх. Салуза Вторая и ее союзники исчезнут горячими облаками. Дом Коррино не рискнет на такую катастрофу. Он несомненно был искренен, письменно присоединившись к мнению, что ядерное оружие — это резерв, существующий для одной единственной цели: защиты человечества в том случае, если оно когда-либо столкнется с враждебным «другим разумом».
У компьютерных мыслей ясные грани и четкие очертания. Они — не затуманенные межеумки. Алия выбрала похищение и ужас, потому что стала чуждой, не Атридесом. Дом Коррино представлял угрозу, но отнюдь не с тех направлений, наличие которых Алия отстаивала на Совете. Алия хотела удалить леди Джессику, потому что Бене Джессерит своим старческим разумом разглядела то, что лишь теперь стало ясно Данкану.
Айдахо стряхнул с себя транс ментата и увидел холодное оценивающее выражение на лице стоящей перед ним Алии.
— Не предпочла бы ты, чтоб леди Джессика была убита? — спросил он.
Вспышка чужеродной радости не прикрыто полыхнула на краткий миг перед его взором, прежде чем скрыться под притворным негодованием:
— Данкан!
Да, эта отчужденная Алия предпочитает матереубийство.
— Ты боишься своей матери, а не за нее, — сказал он.
Ее оценивающий взгляд не изменился, когда она ответила:
— Конечно, боюсь. Она докладывает обо мне Сестрам.
— Что ты имеешь в виду?
— Разве ты не знаешь величайшего искушения для Бене Джессерит? — она пододвинулась к нему поближе, соблазнительная, глядя на него из-под ресниц. — Лишь ради близнецов я заботилась о том, чтобы поддерживать в себе силу и бодрость.
— Ты говоришь об искушении, — бесстрастным голосом ментата сказал он. — Это то, что Сестры прячут глубже всего, то, чего они больше всего боятся. Вот почему они называют меня БОГОМЕРЗОСТЬЮ. Они знают, что их запреты меня не вернут. Искушение… они всегда говорят о нем с сильным ударением: ВЕЛИКОЕ ИСКУШЕНИЕ. Видишь ли, мы, опирающиеся на учение Бене Джессерит, способны воздействовать на такие вещи, как регулирование внутреннего баланса энзимы в наших телах. Это продлевает молодость — и намного дольше, чем меланж. Понимаешь, к каким приведет последствиям, начни этим пользоваться многие посвященные? Это будет замечено. Уверена, ты просчитываешь истинность того, о чем я говорю. Меланж — вот что делает нас мишенью столь многих заговоров. Мы владеем веществом, продлевающим жизнь. А если станет известно, что Бене Джессерит владеет даже еще более могущественным секретом? Понимаешь! Ни одна Преподобная Мать не будет в безопасности. Похищения и пытки Бене Джессерит станут самым обычным делом. — Ты достигла совершенства в отладке баланса энзимы, — это было утверждение, а не вопрос.
— Я бросила открытый вызов Сестрам! Доклады моей матери сделают Бене Джессерит неколебимым союзником Дома Коррино.
Насколько правдоподобно, подумал он.
И пустил пробный камешек:
— Но ведь наверняка твоя мать не пойдет против тебя!
— Она была Бене Джессерит задолго до того, как стала моей матерью. Данкан, она позволила, чтобы ее собственный сын, мой брат, подвергся испытанию Гом Джаббаром! Она это устроила! Зная, что он может и не выжить! У Бене Джессерит прагматизма всегда было намного больше, чем веры. Она выступит против меня, если решит, что это в лучших интересах Сестер.
Он кивнул. До чего же она убедительна. Печально об этом думать.
— Мы должны владеть инициативой, — сказала она. — В этом — наше острейшее оружие.
— Остается проблема Гурни Хэллека, — заметил он. — Должен ли я убить своего старого друга?
— Гурни в пустыне, с каким-то шпионским поручением, — ответила она, зная, что Айдахо уже об этом осведомлен. — Он благополучно устранен с дороги.
— Очень странно, — сказал Данкан. — Губернатор-Регент Келадана работает на побегушках здесь, на Арракисе.
— Почему бы и нет? — вопросила Алия. — Он ее любовник — в своих мечтах, если не на самом деле.
— Да, конечно, — и он засомневался, расслышала ли она неискренность в его голосе.
— Когда ты ее похитишь? — спросила Алия.
— Лучше, чтоб ты об этом не знала.
— Да… Да, понимаю. Куда ты ее увезешь?
— Туда, где ее не смогут найти. Там посмотрим. Она не останется здесь угрозой тебе.
Нельзя было не разглядеть ликования в глазах Алии.
— Но когда…
— Если ты не будешь знать, то сможешь при необходимости держать ответ перед Узнавателем Лжи, что ты не знаешь, где она.
— Да, умно, Данкан.
«Теперь она верит, что я убью леди Джессику», — подумал он. А вслух сказал:
— Спокойной ночи, любимая.
Она не расслышала бесповоротности в его голосе, и даже беспечно поцеловала его, когда он уходил.
И на всем своем пути через съетчеобразный лабиринт коридоров храма Айдахо обмахивал глаза. Глаза производства Тлейлакса тоже подвержены слезам.
Глава 20
Ты любил Келадан -
Плачь по сгинувшей рати его,
Даже снова любя,
Не забудешь, скорбя,
Невозвратные тени его.
Рефрен из Хаббаньянского Плача.
Стилгар учетверил охрану в съетче вокруг близнецов, но понимал, что это бесполезно. Мальчуган был совсем как свой тезка, дедушка Лито. Все, знавшие прежнего Герцога, это подмечали. Вид у Лито был расчетливый, и осторожность при нем была, но все это следовало брать с поправкой на скрытую неистовость, на падкость к опасным решениям.
Ганима больше похожа на мать. У нее рыжие волосы Чани, материнский разрез глаз, и взвешенность при разрешении трудностей. Она часто повторяла, что делает лишь то, что должна делать, но, куда ни поведет Лито, она последует за ним.
А Лито собирался повести их к опасности.
Ни разу Стилгару не пришло на ум поверить свою проблему Алии. А значит, исключалась и Ирулэн, бежавшая к Алии со всем и вся. Придя к такому решению, Стилгар осознал, что признает вероятность того факта, что Лито судит об Алии верно.
«Она использует людей походя и черство, — думал он. — Даже Данкана она так использует. Дело даже не в том, что она изменит ко мне свое отношение и убьет меня. Главное — что она меня УВОЛИТ».
Тем временем охрана была усилена, и Стилгар блуждал по съетчу как призрак в просторных одеяниях, ничего не оставляя без пригляда. И все это время его обуревали сомнения, посеянные в нем Лито. Если нельзя положиться на традицию, то где же та скала, за которую можно заякорить свою жизнь?
В день Приветственного Собрания в честь прибытия леди Джессики Стилгар следил за Ганимой, стоявшей вместе с бабушкой на пороге у входа в главную палату собраний съетча. Было рано, и Алия еще не прибыла, но люди уже густой толпой скапливались в палату, исподтишка бросая взгляды на ребенка и взрослую, когда проходили мимо них.
Стилгар остановился в затененной нише, вне людского потока, и наблюдал за этой парой, не в состоянии расслышать их слов сквозь пульсирующий ропот скапливающихся толп. Люди многих племен были здесь сегодня, чтобы приветствовать возвращение своей старой Преподобной Матери. Но Стилгар глядел на Ганиму. Ее глаза, и как она пританцовывает, когда говорит! Ее движения его восхищали. А эти синие-в-синем, твердые, пытливые, оценивающие глаза. А как она, мотнув головой, отбрасывает с плеча золотисто-рыжие волосы. Все это — Чани. Воскресший призрак, сверхъестественное сходство.
Стилгар медленно переместился поближе и занял пост в другой нише.
Он не мог припомнить на своем веку ни одного другого ребенка, взиравшего бы так же, как Ганима — кроме ее брата. Где же Лито? Стилгар оглянулся в переполненный проход. Его стража подняла бы тревогу, будь чт