— Гостиница «Чамберленд», — сказала она водителю такси. Название этой большой старинной гостиницы всплыло откуда-то из глубин памяти. Гонора никогда раньше не останавливалась в ней и не помнила, чтобы кто-нибудь из ее знакомых жил там, но назвала она именно эту гостиницу. «Почему?» — спрашивала она себя. Ответ на вопрос всплыл, когда такси остановилось у входа в гостиницу, — она не хочет, чтобы Курт разыскал ее. Он наверняка уже пустился на поиски.
Утро следующего дня было дождливым. В Лондоне стояла холодная погода, часто шли дожди. Поменяв дорожные чеки, Гонора отправила мисс Мак-Иван по магазинам купить что-нибудь подходящее из одежды. Внезапно подумалось, что скоро ей придется отказаться от услуг высокооплачиваемой гувернантки, так как денег у нее немного, а вновь зависеть от Курта она не хотела. Но сейчас главная задача — найти подходящее жилье.
Купив в гостиничном киоске дешевый пластиковый зонтик, Гонора, как была, в легком платье, отправилась в контору по найму квартир, расположенную здесь же, за углом. Каждый шаг отдавался болью во всем теле, на душе было холодно и тоскливо.
К великому разочарованию агента по недвижимости, принявшего ее за богатую клиентку, Гонора попросила подобрать ей удобную, но недорогую квартиру, где можно жить с ребенком.
Порывшись в картотеке, агент сказал:
— Вот то, что вам нужно, и совсем недорого. Всего пятьдесят фунтов в неделю. Хороший дом в Западном Кенсингтоне. — Уверенный, что американка не знает Лондона, агент добавил: — Это один из лучших кварталов, где живут только состоятельные люди.
«Никому не придет в голову искать нас в этом районе», — подумала Гонора.
— Ну что ж, я согласна, — ответила она.
Агент повез Гонору на такси смотреть квартиру.
Район Грейт-Каррингтон-плейс в Западном Кенсингтоне, несмотря на свое пышное название, был простой трущобой. Три тесно прижавшихся друг к другу строения и составляли дом, в котором Гоноре предлагалась квартира на втором этаже. Думая о Курте и Александре, Гонора не заметила ни тесноты маленьких комнат, ни старой, полуразвалившейся мебели, ни спертого воздуха.
Сказав, что квартира ей подходит, Гонора попросила агента проследить, чтобы хозяева записали ее под девичьей фамилией Велдон — так звали ее соседку в Эдинторпе.
— Не сомневайтесь, миссис Велдон, — ответил агент. — Порядок требует, чтобы вы заплатили за неделю вперед.
Мисс Мак-Иван, привыкшая к богатым домам и роскошным отелям, осмотрев квартиру, побледнела, но ничего не сказала. Лиззи беззаботно пробежалась по крошечным комнатам и громко рассмеялась: ей было все равно, где жить.
Дождь прекратился, но небо было затянуто серыми тучами. Гувернантка и Лиззи надели новую теплую одежду, взяли зонтики и отправились гулять.
Помахав им вслед, Гонора попыталась включить отопление, батареи оставались холодными. Вспомнив, что отопление летом не работает, Гонора прошла к себе в комнату и достала из сумки расшитую бисером накидку, единственную теплую вещь, которую она взяла с собой в Марокко. Вернувшись в гостиную, она села в кресло и задумалась.
Гоноре было жаль Курта, но она чувствовала, что не сможет больше жить с ним. Что же ей теперь делать? В кошельке оставалось меньше тысячи долларов в дорожных чеках. Гонора никогда не была сильна в арифметике и сейчас пыталась сообразить, во что ей обойдется квартира и питание. Придется жить очень экономно, но Лиззи должна ходить в лучшую школу и обучаться у лучших учителей.
Гонора вспомнила, что Курт начинал свой бизнес с нуля и что, согласно калифорнийским законам, часть его состояния принадлежит ей. Но как это будет выглядеть с точки зрения морали, если она потребует у него деньги? Нет, она не может ничего просить у него, и ей остается одно — работать.
Работать, но где и кем? Она умеет только обслуживать столики. Гонора закрыла глаза и поудобнее устроилась в кресле. Вскоре сон сморил ее, и, как всегда, ей начали сниться кошмары.
Обнаженная, она идет по заснеженной улице и вдруг видит Курта. Она застывает на месте, и снег окутывает ее, превращая в снежную бабу. Курт смеется и бросает в нее снежки, стараясь попасть в грудь. По его щекам текут кровавые слезы. Вдруг откуда-то появляется Александр. Он громко хохочет и смотрит на нее холодными глазами кобры.
Звук хлопнувшей двери разбудил Гонору. Она открыла глаза и увидела Лиззи.
— Мама, это я, — ответила девочка, встретив встревоженный взгляд матери.
— Вы так кричали, бедная миссис Айвари, — заметила гувернантка, — и вид у вас такой, будто вы видели собственную смерть.
Мисс Мак-Иван открыла одну из купленных ею банок и приготовила суп из сельдерея. Гонора вспомнила, что последней ее пищей был арабский пирог, да и тот весь пошел в унитаз. Значит, у нее совсем пустой желудок. Надо попытаться проглотить хоть что-нибудь. Гонора поднесла ложку ко рту, но рука задрожала, и суп вылился на скатерть.
Мисс Мак-Иван побежала за термометром. Ртутный столбик показывал больше ста градусов по Фаренгейту.
— Бедная миссис Айвари, — встревожилась гувернантка. — Надо немедленно позвонить мистеру Айвари.
— Нет! — закричала Гонора.
— Но дорогая миссис Айвари, в Марроко так много всяких болезней, что я просто боюсь за вас.
— Тогда позовите врача, — голос Гоноры был слабым.
Врач, жившая по соседству миловидная молодая женщина, не смогла поставить диагноз, но посоветовала побольше пить и не вставать с постели. Каждое утро она забегала проведать Гонору.
Через неделю температура понизилась, тело перестало ломить, в голове прояснилось, и Гонора принялась обдумывать их с Лиззи будущее.
Такси свернуло на Грейт-Каррингтон-плейс. Джоселин посмотрела по сторонам. Конский каштан, росший в несколько рядов, затенял кирпичные стены домов, смягчая их убожество. Как опытный инженер, Джоселин сразу заметила дефекты их конструкции. Когда-то, до отъезда в Америку, семья Силвандер жила на такой же грязной улице, в таком же красном кирпичном доме. На дворе стоял август, погода была солнечной, и Джоселин находилась в прекрасном настроении.
Такси подъехало к одному из домов, у входа в который были расставлены горшки с цветущей геранью.
Из десяти кнопок Джоселин, поколебавшись, выбрала кнопку, против которой стояла фамилия Велдон.
Окно на втором этаже открылось, и из него выглянула смуглая женщина.
— Кто там? — спросила она. — Ах, вы, верно, миссис Джоселин Силвандер! — После смерти Малькольма Джоселин взяла девичью фамилию.
Замок щелкнул, и дверь открылась. Узкая лестница, ведущая наверх, была покрыта голубой дорожкой, стены оклеены новыми обоями цвета «пупсик» — чувствовалось, что хозяева недавно произвели косметический ремонт. Однако никакой ремонт не мог выветрить спертый, влажный воздух, господствовавший здесь столетие.
Мисс Мак-Иван уже ждала Джоселин у открытой двери в квартиру.
— Рада встрече с вами, миссис Силвандер, — сказала она. — Пожалуйста, проходите.
Джоселин прошла в комнату, где стояли софа и кресло, покрытые грубыми домоткаными чехлами, на низком столике работал маленький телевизор, в нише располагались обеденный стол и стулья.
Гувернантка включила телевизор и сообщила, что Гонора и Лиззи отправились на прогулку и вернутся домой не раньше чем через полчаса.
— Они где-то в районе Тьюб-стейшн, — добавила она. — Хотите, я приготовлю вам чай?
— Нет, спасибо. Лучше я пойду им навстречу.
Лицо мисс Мак-Иван омрачилось: ей хотелось поболтать с Джоселин о своей хозяйке и ее горькой участи.
— Вы можете разминуться, — заметила она.
— Ну, если это произойдет, я вернусь обратно.
Джоселин весело шагала по улице в тени каштанов — высокая, уверенная в себе женщина в синем элегантном платье из хлопка с небольшим процентом вискозы, что было очень удобно в путешествиях: платье не мялось и его не надо было гладить, туфли на низком каблуке простого фасона, но опытному глазу сразу было ясно, что они из дорогого магазина. После смерти Малькольма Джоселин позволяла себе только две роскоши — обувь и белье.
Она носила короткую стрижку с челкой, которая сейчас весело подпрыгивала в такт ее шагам. Единственным украшением были золотые часы «Картье» — ее свадебный подарок Малькольму. Джоселин по-прежнему носила очки. Витрины магазинов отражали деловую женщину средних лет с плоским длинным телом.
Джоселин подошла к Тьюб-стейшн и остановилась. Со своим математическим складом ума и железной логикой она до сих пор не могла понять причины, заставившей Гонору бросить горячо любимого мужа, четыре больших особняка с многочисленной прислугой и поселиться в этом жалком районе Лондона.
Вчера поздно вечером Курт прилетел в Вашингтон. Вид у него был ужасный: изможденное лицо, желтая кожа, покрасневшие глаза — все свидетельствовало о том, что он страдает гепатитом. Без всяких объяснений он приказал — именно приказал, а не попросил — немедленно лететь в Лондон и узнать, что случилось с Гонорой.
— Гонора подхватила в Марракеше какую-то странную болезнь и чувствует себя плохо. Я не могу полететь сам, так как очень устал.
Джоселин была потрясена, узнав, что ее сестра и дочь находятся в Лондоне. Последнее сообщение, которое она получила от Гоноры, — почтовая открытка из Марокко: «Здесь очень жарко. Мы с Лиззи хорошо отдыхаем». С тех пор прошли недели. От сестры не было никаких известий. Джоселин сначала обижалась, но потом начала беспокоиться. Она несколько раз звонила Курту, но его секретарша неизменно сообщала ей, что он очень занят и не может подойти к телефону. Ответных звонков тоже не последовало. Джоселин была в полном недоумении. Что могло случиться?
Одно было совершенно ясно — Гонора ушла от Курта. Но почему? Гонора всегда была женщиной с мягким, покладистым характером. Трудно поверить, что Курт так сильно обидел ее, что она ушла от него. «И почему она не подумала обо мне? Почему утащила с собой моего ребенка, которого я поручила заботам Курта? Уехать и не сообщить мне ни слова?» Ничто не оправдывало поведение Гоноры, и поэтому Джоселин пришла к заключению, что у сестры, наверное, временное помешательство.