В состав Его Императорского Величества Звездного Конвоя отныне входит отряд меченосцев с планет Столовой горы на бронеящерах. Данное соединение было неоднократно удостоено боевых наград за проявленное мужество и героизм в боях в созвездии Ящерицы.
В ноябре 1915 года в Акмолинской области народная учительница узрела в крестьянской избе цветной патриотический плакат «Дракон заморский и витязь русский». На нем красовался русский витязь, поражающий трехглавого дракона, головы которого представляли германского и австрийского императоров и турецкого султана в их характерных головных уборах. Учительница, как было запротоколировано, публично сказала: «Напрасно Вильгельма рисуют таким, он не такой, а умный, красивый, образованный, из его страны выходят всякие фабриканты…»
В российском тылу ходило множество самых разных слухов, с которыми приходись бороться представителям соответствующих служб. Так 34-летний крестьянин Вятской губернии был осужден на три недели ареста за то, что в августе
1915 года, ходя по своей деревне, утверждал: «У нас Николка сбежал, у нашей державы есть три подземных хода в Германию и один из дворца, может быть, туда уехал на автомобиле. У нашего государя родство с Вильгельмом. Воют по согласию, чтобы выбить народ из боязни, чтобы не было восстания против правительства и царя, но и теперь гостятся…»
Среди самых распространенных были слухи о пудах золота, полученных великим князем Николаем Николаевичем (младшим) за то или иное предательство. Так в ночь на 1 января
1916 года пьяный тамбовский торговец, вскоре арестованный, рассказывал посетителям местного трактира, что (как это фигурирует в деле) «бывший Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич продал Карпаты и Россию за бочку золота и теперь война проиграна…»
Во многих галактических армиях существуют предания о военачальниках, заключивших договора с представителями чужого/враждебного разума против общего врага. Этим объясняется как удачливость полководца, сумевшего неоднократно разгромить превосходящие силы противника, так и атрибуты роскоши, ему сопутствующие и не скрываемые. Обычно к этим устойчивым слухам органично добавляются и легенды о «сами-знае-те-ком» – сотрудниках специальных служб, курирующих деятельность имперской элиты и в том числе – военного командования. В армейских байках командующий почти всегда неразлучен со своей присматривающей «тенью», и может от нее избавиться, лишь нырнув в черную дыру. Демонстрируемая роскошь может быть обычным отвлекающим фактором. Как и разговоры о тайных переговорах разумов недружеских сторон.
Предсказание сбылось. За двумя приятелями прислали машину тот самый автомобиль, который когда-то был мирным и красивым, а теперь пропылился насквозь и обзавелся наращенными бортами из металлических листов, кривовато, но крепко приклепанных по бокам. Ветровое стекло местами потрескалось. Немногословного шофера удалось быстро разговорить, ибо машины он любил, а второго такого собеседника, подобного Арману он едва ли нашел бы на большей части западного фронта. Но подробностей начальственного замысла шофер попросту не ведал.
Зато знал, – и рассказал, ловко объезжая воронки от снарядов, – что все британские подразделения на этом участке фронта велено было передислоцировать по возможности и разместить так, чтобы мирные граждане подобраться к ним могли разве что с очень большим трудом. Поскольку за последние десять дней было восемь случаев, когда какой-нибудь убелённый сединами папаша Дюпон или непризывной еще юнец Жан вдруг хватали ведро с керосином или просто хороший пучок просмоленной пакли и кидались поджигать дома, где находились на постое союзники.
В трех случаях поджигатели не обошли вниманием конюшни, причем позаботились заранее подсыпать лошадям в кормушки какую-то заразную дрянь. И то, что некоторых коней удалось спасти из огня, обернулось вспышкой болезней в уцелевших конюшнях, куда перевели погорельцев. При этом ни один диверсант так и не смог внятно объяснить, что сподвигло его учинить союзникам такой внезапный сеанс friendly fire. Уцелевшие поджигатели – кое-кого пристрелили без всякого трибунала – поначалу все как один твердили о провале в памяти, а потом начинали демонстрировать явные признаки психического расстройства.
Уже по прибытии Арман и Лэрри узнали то, что не разглашалось.
– Все они контрабандисты, – поведал им тот самый контрразведчик, что приезжал за поджигателем, – но это не удивительно. Удивительно то, что среде них почти все наши люди, грех ведь не использовать такой ресурс. Они тут все тайные тропы в болотах и лесах знают.
– И такая массовая перевербовка?..
– Само по себе еще может быть, у нас один сотрудник полсотни немецких дезертиров завербовал. Но что бы вот так заставить человека что-то сделать и забыть, что и почему, главное – почему? – он сделал… Один правда, смог вспомнить, что попался немцам, но ему никаких приказов не давали, поговорили и отпустили. Короче, Лугару, вы пойдете в качестве контрабандиста на ту сторону и непременно попадетесь. А вы, Хайд, будете его вести и страховать.
– Интересно, – хмыкнул Лэрри, – они не допускают мысли, что я могу сойти за француза?
– За мелкого приграничного мошенника ты не сможешь сойти, а не за француза, – отозвался Арман. – Тебя хоть в рубище одень, все равно любой увидит явного аристократа. Но поскольку графы-разбойники в здешних краях давно уже не водятся…
– А, кажется, это было лишь вчера, – меланхолично заметил Лэрри.
– Люди считают, что они – цари природы. А значит – и цари войны. Но война – это стихия, которая сколько ты не рассчитывай и планируй, пройдет по-своему. Война – это же не отдельный эпизод между вроде как мирными событиями.
– Я предпочитаю Зло без технологических примесей!
Разумные по галактическому определению – это те существа, для уничтожения которых нужна официальная причина. Пусть и десять раз лживая и затем неоднократно опровергнутая. А, по определению, неразумные существа не могут требовать никаких объяснений. Нет у них такого права. Но после завершения ликвидации может быть выдано соболезнование.
Выполнить первую часть задания – перейти линию фронта и попасться первому же германскому патрулю удалось выполнить без всякого труда. Дальше начались странности, причем неприятные. То, что задержанного привезли не в комендатуру, а в госпиталь уже выглядело странно, а когда Арман мельком сквозь распахнутую дверь рассмотрел помещение, которое явно предназначалось не для людей, а для какого-то монстра, то подумал, что дело совсем плохо. Причем плохо в любом варианте – распознали ли немцы, с кем имеют дело, или же держат здесь собственное чудище.
Но его провели мимо странного узилища и, наконец, Арман оказался в кабинете, обставленном вполне уютно и обыденно. Плотные шторы защищали его от дневного света.
Хозяин кабинета, в белом халате поверх военной формы, вполне любезно предложил сесть, поинтересовался, не желает ли гость кофе.
– Конечно, по условиям военного времени кофе не так хорош, как хотелось бы, ведь в Африке тоже идет война. Но все же…
Арман покачал головой.
Немецкий доктор заговорил снова, причем так монотонно, что разобрать слова было почти невозможно. Сначала Арман удивился, но через несколько секунд сообразил – задачей доктора является усыпить очередной объект. А потом, возможно, внушить ему что-нибудь. Например, желание прогуляться до ближайшей английской казармы с керосином и спичками.
Что значат проблемы и даже смерти миллионов и миллиардов аборигенов по сравнению с благоустройством галактик? Проводимых для триллионов живых существ. Во вселенной нельзя быть эгоистом. Если ты не думаешь о других, то не факт, что другие не думают о тебе.
Арман постарался «уснуть» как можно правдоподобнее, даже всхрапнул пару раз. На самом деле, он, конечно, и не думал спать, размышляя, как понадежнее оглушить доктора, а потом незаметно доставить его на окраину ближайшего болота, где засел Лэрри с оружием и корзиной почтовых голубей.
В момент, когда доктор отвернулся, не прекращая говорить, Арман бесшумно подкрался к нему и, слегка напрягшись, чтобы наметившееся изменение его облика стало очевидным, клацнул зубами над самым ухом гипнотизера.
…В общем, даже глушить особо не пришлось. Пока они волокли добычу обратно, вот уж контрабанда получилась, не посрамили временное ремесло! – Лэрри периодически ворчал насчет непригодившейся корзины с треклятыми птицами. Оставить ее кому-то из местных жителей они не рискнули, опасаясь провалить основное задание. По той же причине и не выпустили всех голубей сразу – немцы уже научились отслеживать их.
Захваченным «языком» оказался настоящий врач-психотерапевт Иоганн Шульц, учившийся в Лозанне, Гёттингене и Бреслау, получивший докторскую степень за работу «Об изменения крови при неврологических и психических заболеваниях». Работать ему довелось не только в психиатрических клиниках, но и в институте экспериментальной терапии во Франкфурте-на-Майне под руководством самого Пауля Эрлиха. Шульц, ставший с началом войны полковым врачом и начальником госпиталя, создал собственный метод гипноза, который и оттачивал на местных контрабандистах.
Доставили его, куда следует без особых трудностей, хотя в разгар пути через болото слегка очнувшийся доктор начал кричать:
– Я вам ничего не скажу!
Арман переглянулся с Лэрри и лениво произнес на плохом немецком:
– Хорошо, чистенький человечек попался, упитанный. Сегодня отличная жратва будет!
– Да, – ответствовал соратник, – прямо как в добрые старые времена.
– Еще немного они повоюют, истребят друг друга, и наше время вернется.
– Ну, этого мы прямо сегодня голубями нафаршируем. Ты перец и гвоздику не забыл?..
Больше доктор Шульц о себе напоминать не отваживался до самого французского штаба.