ще приемлем, но вообще в Нью-Йорке он стал предметом для шуток. Помнишь, Ребекка Уэст сказала: «Ситец спел свою старую вульгарную песенку»? Он не выглядит сейчас нуворишем, даже если стоит баснословных денег.
Валери подошла поближе к двум мужчинам, стоявшим у окна, глядя на строительство нового здания напротив, которое ставило новую проблему – как компенсировать этот неудачный вид.
– Мне все равно, что ты думаешь, Никки. Из комнаты ничего не сделаешь без узорной ткани повсюду. А это значит ситец. Он не такой скучный, как узорчатый лен, который предлагает Пит, и люди пользуются им уже три сотни лет. Это тебе ни о чем не говорит? Он вне всякого времени, и не говори о том, пойдет он или не пойдет.
– Надоело, надоело, надоело! Я предлагаю оформить эту комнату как сад. Садовая мебель и шпалеры по стенам. Мы можем загородить эти окна великолепными деревьями – действительно большими. И неважно, что они погибнут без света – до закрытия выставки дотянут. Это будет воспринято как дань экологии. Ты не читал Марка Хэмптона? «Даже люди, которые не чувствуют себя способными быть естественными и близкими к природе, стремятся к интерьеру, близкому к естественной природе».
– И что же, черт возьми, это означает, по твоему мнению? Дай мне передохнуть, Никки. Сесиль Битон сделала окончательный вариант комнаты-сада уже сто лет тому назад. А то, что действительно не идет, так это деревья и зеленые растения любого типа. Это – уже пройденный этап и больше никогда не вернется.
А также огромные букеты роз, все эти викторианские белые крахмальные салфетки на столах, кроватях, подушках и, надо ли об этом говорить, весь этот ужасный западный стиль и сельский кантри.
Валери двинулась дальше. Как только декораторы начинали ворчать на стиль Запада и кантри, они становились неразумно злобными, поскольку слишком многие из них уже разрабатывали интерьеры для загородных домов, вдохновившись именно стилем западного штата Нью-Мексико как раз перед тем, как это увлечение вдруг прошло.
На протяжении следующего часа она услышала еще ряд всяких высказываний, и, как правило, каждое новое высказывание перечеркивало предыдущее. На самом деле, решительно заключила Валери, сдвигая очки на затылок и вдевая в мочки серьги, которые она предусмотрительно положила в сумочку, существует полная неразбериха в том, что «идет» и что «не идет».
Жители Нью-Йорка добровольно взвалили на себя чудовищно неразумную задачу – добиться совершенства в интерьере своих жилищ, ибо в ту самую минуту, когда они ступали ногой на улицу, они сталкивались с дегуманизацией и деградацией, присущими их городу. Даже те несколько шагов, которые им требовалось сделать от дома до собственного лимузина, сталкивали их с такими вещами, которые они старались не замечать. Квадратные метры частного пространства, которым они владели или которое снимали, давали им единственное убежище от мира, гибнущего у порога их жилищ, а неистовое желание превратить свои дома в островки комфорта и умиротворенности постепенно перешло в руки дизайнеров, обслуживающих их.
Когда-то декораторы были спокойными тиранами, почти благожелательными тиранами, чью улыбку клиенты были рады встретить с благодарностью. Теперь клиенты стали так богаты и так требовательны, так хорошо информированы благодаря журналам типа «Эйч Джи», «Архитектурный дайджест» и «Мир интерьера». Теперь они знали о том, что было у других богатых людей, что члены общества декораторов боролись друг с другом, лишь бы оказаться впереди других, почти так же, как это делали и жители, населяющие Хэмптонс.
Ничего не позаимствовать от коллег, подумала Валери, подходя к отведенному ей рабочему пространству и впервые вглядываясь в него внимательно, ибо раньше она только мельком посмотрела на него. Вероятно, это была когда-то столовая, так как там было две двери, к которым по правилам пожарной безопасности надо оставить доступ, но по другим параметрам – по размерам и форме – комната вполне подходила, чтобы осуществить задуманное.
– Нам надо поработать с этими дверями, Крампет, – сказала Валери, обращаясь к своей молоденькой ассистентке, которую подруги в школе звали Пышкой, и это прозвище очень ей шло. – Но в остальном комната кажется мне подходящей.
– Вы бы этого не сказали, миссис Малверн, если бы услышали, что происходит в соседней комнате, – сказала в ответ Крампет, и все ничем не примечательные черты ее лица выразили тревогу.
– А что же услышали вы? – спросила Валери.
Это было всегда самым сложным в домах-выставках. Соседние комнаты могли свести на нет все усилия, если между ними не было видимой гармонии, поскольку через открытые двери они просматривались одновременно.
– Та комната закреплена за леди Джорджиной Розмонт, а она собирается превратить ее в райскую игровую комнату для мужчины... мужчины, у которого хобби – игрушечная железная дорога. Она планирует установку железной дороги на семи уровнях по задней стене комнаты, что означает, что двери нашей собственной комнаты будут открывать вид на эти дороги до высоты почти в три метра!
– Она не может этого сделать, – раздражаясь, возразила Валери. – Начальник пожарной охраны не позволит этого.
– Он уже был здесь и интересовался. Она обещала оставить больше двух метров свободного пространства за дорогой, и он дал ей разрешение. Электропоезда будут бегать весь день, искусно сделанные вагончики с миниатюрным ландшафтом вокруг них. Они будут ужасно отвлекать, не так ли, миссис Малверн?
– Это только один аспект, Крампет. – Валери оглянулась, чтобы найти подоконник, на который можно присесть. Она вдруг почувствовала слабость в коленях.
Леди Джорджина Розмонт была новой и неоспоримой победительницей в соперничестве замужних женщин высших кругов Нью-Йорка, завоевав приз в первый же год проживания в этом городе. Нет, не просто завоевала приз, а ей его преподнесли, думала Валери и почувствовала, как слабость переходит в тошноту. Ей только двадцать девять, и она красивее, чем Блейн Трамп, богаче, чем Каролина Роим Кравис, и она принимает гостей чаще, чем Гэйфрид Стейнберг, но все же о ней почти не вспоминают в прессе, хотя обычные отвратительные газетные обстрелы становятся с каждой неделей все разнузданней, и снедаемые завистью журналисты рычат, плюются и скалят зубы на всех леди с новыми деньгами.
Недавний и всеми уважаемый муж леди Джорджины, Джимми Розмонт, который покупал компании к завтраку и продавал их к обеду, дал ей возможность в качестве небольшого подарка к Рождеству стать декоратором и заниматься этим бизнесом. Она основательно опирается на талантливых помощников, которых переманивает из лучших фирм в городе, выплачивая им двойное вознаграждение.
И к тому же, что особенно несправедливо, она – дочь английского графа, ведущего свое происхождение от Вильгельма Завоевателя, что означает действительно самый настоящий, истинный, горький и полный провал, потому как кто из женщин, стремящихся завоевать самое высокое положение на ступенях общественной лестницы, может похвастаться тем, что знает девичью фамилию своей бабушки?
Валери быстро перебирала мысли в уме, пытаясь найти хоть какую-нибудь возможность предотвратить шум железной дороги, но знала, что, даже если она превратит свою детскую для двойняшек в детскую для пяти новорожденных и сможет разместить в ней пять живых и идентичных малышек, в одной детской кроватке, поставленной посередине комнаты, все равно она будет обречена на фиаско. Да к тому же нельзя держать животных в доме, предназначенном для выставки, и это, вероятно, касается и детей, даже если их можно было бы достать.
– Миссис Малверн, – дошел до ее сознания обеспокоенный голос Крампет, – с вами все в порядке?
– Нет, Крампет. А как бы это восприняли вы?
– Нашему положению не позавидуешь, не так ли, миссис Малверн?
– Подожди, Крампет, пожалуйста. Я думаю, – рассеянно сказала Валери, наблюдая, как миссис Розмонт оживленно разговаривает со своими тремя ассистентами в следующей комнате.
Можно было считать уже свершившимся фактом, что ее игровая комната для взрослого мужчины будет гвоздем выставки – так решит сама публика, а уж об организации необходимой рекламы и говорить нечего. Леди Джорджина очаровала всех, организаторов тоже. То, что она предложила, было новым для выставки, и с ее неограниченными средствами и помощниками она просто не могла сделать что-нибудь не так, как надо. Но если взглянуть на все это с другой, менее мрачной стороны, если можно уговорить миссис Розмонт отказаться от идеи работающей железной дороги, то фантазия взрослого мужчины и балетная фантазия девочек-двойняшек могли бы, возможно, по контрасту взаимообогатиться, так как обе эти фантазии, такие разные, содержали в себе элемент детскости.
Валери поднялась и быстро прошла в соседнюю комнату.
– Леди Джорджина, я – Валери Малверн. – Валери улыбнулась и протянула руку.
– Миссис Малверн, мне очень приятно. Мы с вами будем соседями?
– Да, на самом деле это так. И будучи соседями, мы не можем не заметить, что у нас с вами есть небольшая проблема. Я надеюсь, мы сможем разрешить ее.
– Я тоже надеюсь.
Валери изучала Джорджину Розмонт, и ее сердце болезненно сжалось. Это была действительно очень уверенная в себе женщина. Все замужние женщины высших кругов Нью-Йорка были высокими и еще прибавляли себе рост самыми высокими каблуками, даже если босыми они были выше своих мужей. Все замужние женщины высших кругов Нью-Йорка были настолько худы, насколько это можно себе позволить без риска погибнуть от истощения. Все замужние женщины высших кругов Нью-Йорка носили дорогие, великолепно сшитые и специально для них придуманные костюмы даже в дневное время и имели своего парикмахера, который приходил к ним в дом каждое утро, чтобы они всегда были прекрасно причесаны и уложены на случай, если вдруг какой-нибудь фотограф окажется поблизости.
Джорджина Розмонт была небольшого роста, и на ногах у нее были удобные, отполированные до блеска прогулочные туфли на низком каблуке. Все ее мягко и деликатно округленные формы, начиная от розового улыбающегося личика и кончая полными икрами ног, показывали, что она хорошо питается и получает удовольствие от еды. На ней были юбка из твида, отличного покроя, не слишком длинная, но и не слишком короткая, серый свитер из кашемировой шерсти и жемчужные подвески. Ее каштановые волосы разделялись косым пробором и просто падали на плечи: они не нуждались ни в чем, кроме хорошей щетки для волос. И если бы не ее удивительная красота, настолько удивительная, что она почти не пользовалась косметикой, то она была бы похожа на обычную женщину из... Филадельфии. Черт бы побрал всех бриттов! Когда у них все в порядке, они всегда выглядят лучше всех!