Все или ничего — страница 85 из 108

Но модная этикетка не доставила Джез удовольствия. Ей была неприятна мысль о том, что приходится заботиться о мнении Фернанды и Валери, хотя она понимала, что это необходимо, когда приходится иметь с ними дело.

Она расчесала волосы и уложила темные золотистые пряди в пучок, туго завязав его черной бархатной лентой. Затем, надев махровый халат, принялась наносить макияж: положила на свою персиковую кожу светлый тон, а сверху – белую пудру, так что лицо превратилось в матовую бледную маску, на которой можно было нарисовать новое лицо. Затем черным карандашом подвела брови, накрасила черной тушью свои золотистые ресницы, красной помадой нарисовала рот – она давно купила эту помаду, но никогда прежде ею не пользовалась, поскольку она была слишком темной и не украшала Джез. В результате приложенных усилий Джез постарела на десять лет, но в лице добавилось твердости – как минимум лет на сто.

Одевшись в костюм и сияющие черные туфли на невысоком каблуке, она вновь критически оглядела себя. Эта роскошная дама, одетая по последней моде, и слыхом не слыхивала о Гекльберри Финне, решила она. Законченность наряду придали крупные золотые серьги с агатом и два широких золотых браслета – она бы предпочла простую бижутерию, но, к сожалению, ничего такого у нее не нашлось.


Лифт остановился на последнем этаже, где были расположены самые дорогие номера. Навстречу ей из-за маленького столика поднялась молодая женщина-консьержка. Джез сказала, что пришла к Валери, и женщина подвела ее к дверям, которые, если бы их современное происхождение не так бросалось в глаза, были бы вполне уместны в Малом Трианоне. Стоило Джез прикоснуться к звонку, как двери распахнулись и ее взору открылась самая большая гостиная, какую ей когда-либо доводилось видеть в отелях. Через четыре сводчатых окна в другом конце комнаты открывался вид на море и небо, но взгляд Джез привлекла группа людей в центре комнаты за столом: кроме Фернанды и Валери, там сидели еще двое мужчин, которые были ей незнакомы.

Она остановилась и нахмурилась. Мужчины поднялись ей навстречу. Валери не предупредила ее об их присутствии, и Джез обрадовалась, что потрудилась придать себе облик, который ни в малейшей степени не выдавал, как отчаянно ноет сердце и как она неуверенна и уязвима. Джез нарочно задержалась у дверей, отдавая себе отчет, что если она не направится к ним, то они будут вынуждены подойти к ней.

После небольшой паузы Валери поднялась и подвела мужчин к Джез, чтобы представить их друг другу.

– Привет, Джез, – произнесла Валери очень дружелюбно – на публике она всегда старалась казаться сердечной. – Ты потрясающе выглядишь!

– Спасибо, – холодно отозвалась Джез. К ее огромному удивлению, Валери наклонилась и поцеловала ее в щеку. Это получилось у нее так естественно, словно она совершенно забыла их последнюю встречу. – Это Джимми Розмонт, – представила Валери, – а это – сэр Джон Мэддокс. Моя сестра, Джез Килкуллен.

– Здравствуйте, – сказала Джез и пожала мужчинам руки так быстро, как только позволяла элементарная вежливость.

– Идем, Джез.

Валери взяла ее за руку и повела к столу, где сидела Фернанда: в ее лучистых бирюзовых глазах сияла приветственная улыбка. Все выглядело так, словно сюда спустилась волшебница-крестная, которая на этот раз проявила просто невиданную щедрость.

Ответив улыбкой на улыбку Фернанды, Джез вежливо отказалась от кофе, опустилась на единственный простой стул, держа себя так, словно она какая-нибудь викторианская дама, зашедшая с коротким визитом вежливости, и сидела прямо, не касаясь спинки.

Возле Фернанды стоял сервировочный столик красного дерева, уставленный всевозможными сандвичами, печеньями, пирожными, сосудами с чаем и кофе.

– Джез, не хочешь ли перекусить? Эти эклеры необычайно хороши, – проворковала Фернанда, ласково глядя на Джез.

– Нет, благодарю, – ответила Джез, а сама подумала: «Неужели в смокинге я выгляжу настолько мужеподобно, что Фернанда приняла меня за мужчину?» Такой взгляд Фернанда обычно адресовала только особам мужского пола.

– Как дела на ранчо? – поинтересовалась Валери.

– Мало что изменилось с тех пор, как мистер Розмонт облетал его на вертолете с инспекционными целями несколько месяцев назад, – спокойно ответила Джез.

– Так вы знали об этом?

В голосе Джимми Розмонта не было удивления, скорее это позабавило его. Джез не понравились его хитрые, веселые и, пожалуй, слишком сладкие взгляды, как не любил их и Майк Килкуллен.

Что касается сэра Джона Мэддокса, то он казался воплощенным спокойствием – только англичане способны добиться такой внешней невозмутимости. Ему было порядком за шестьдесят; его начавшие редеть седые волосы были чуть-чуть длинноваты – это говорило о том, что он мало заботится о прическе; его солидный двубортный костюм был безупречен, хотя выглядел настолько древним, что казался членом семьи; держался сэр Джон с достоинством, и его благородные черты свидетельствовали о привычке повелевать.

– Я полагал, что наилучшее представление о ранчо можно получить только с воздуха, – продолжал Джимми Розмонт, ничуть не смутившись. – А вы сами не пробовали? Небывалое ощущение! Можно увидеть такое, о чем на земле не приходится и мечтать.

Безусловно, Джимми Розмонту нельзя отказать в обаянии, подумала Джез, если, конечно, ищешь острого, хитрого, звериного обаяния. А я такого не люблю. Она даже не потрудилась ответить, а лишь молча ждала продолжения, гордо вскинув голову, заложив ногу на ногу, сложив руки на груди и глядя в пустоту. Все ее жесты были точно рассчитаны. Возможно, противник превосходил ее по численности, но вся ее поза говорила, что она производит смотр собственных войск. Ведь в конечном итоге она так или иначе узнает о цели встречи.

– Джез, – начала Валери, – тебе наверняка известно, что когда Джимми однажды приезжал сюда и говорил с отцом, то речь шла о покупке ранчо. А поскольку Джимми и его жена, леди Джорджина, наши с Фернандой добрые друзья, то мы, услышав от мистера Уайта, что ранчо все равно должно быть продано, прежде всего подумали о них. Лучше попытаться договориться с друзьями, чем с незнакомыми людьми.

– Я все это понимаю, Валери. Единственное, что мне трудно понять, так это причину такой спешки. Как объяснил мистер Уайт, о продаже и речи не может быть, пока не будет назначен постоянный управляющий, а его назначение может затянуться на многие месяцы. К тому же прошло слишком мало времени со дня смерти отца.

– Все это так, мисс Килкуллен, вы абсолютно правы, – мягко вмешался сэр Джон Мэддокс. Он слегка наклонил голову, а затем немного помолчал, глядя на Джез, тем самым как бы отдавая дань уважения покойному Майку Килкуллену, сочувствуя утрате, которая постигла Джез, и давая понять, что пора переходить к делу. – Тем не менее, – продолжал он, – вы бы получили большое преимущество, если бы все трое пришли к единому мнению относительно дальнейшей судьбы ранчо как можно скорее, не откладывая на потом.

– Вы полагаете?

Как это англичанам удается говорить так, что сам их голос вызывает доверие, подумала Джез. От этого знатного человека исходила какая-то аристократическая доброта, свойственная также сэру Джону Гилгуду и сэру Ральфу Ричардсону. Да, эти двое – превосходные артисты.

– Видите ли, мисс Килкуллен, пока дела ведет временный управляющий, судьбой ранчо по-прежнему распоряжаетесь вы. – Сэр Джон немного подался вперед, словно обращаясь к одной лишь Джез. – Вы трое, действуя сообща, можете просить суд отстранить временного управляющего. В этом случае вы можете принять самостоятельное решение о продаже ранчо и сами выбрать покупателя, человека, которому все вы доверяете. Когда же будет назначен постоянный управляющий, то вы уже не сможете так легко отделаться от него, разве что «ввиду особых причин», как сказано в законе, а это исключительно сложно и весьма маловероятно. Другими словами, неважно, что станет делать постоянный управляющий и как много времени у него это займет, но вы будете полностью у него в руках, отданы, так сказать, на его милость.

– Вы адвокат, сэр Джон? – спросила Джез.

– Да, но уже не выступаю в суде. – Он скромно улыбнулся.

– В течение многих лет сэр Джон был губернатором Гонконга, – заметил Джимми Розмонт. – В те годы он был председателем исполнительного и законодательного советов этой колонии. Выйдя в отставку, он стал признанным во всем мире экспертом по вопросам земли и землепользования.

– Так вот почему вы здесь, сэр Джон! Чтобы давать нам советы относительно землепользования? – сказала Джез. «Линкольн был убит актером», – почему-то вспомнила она.

– Не совсем так, мисс Килкуллен, хотя в каком-то смысле да. Я также представляю интересы группы людей, которых хорошо знаю вот уже более пятнадцати лет. Они входят в консорциум владельцев крупнейших банков Гонконга.

– Так вы выступаете от имени китайских банкиров Гонконга?

– Именно так, мисс Килкуллен.

– И эти... ваши клиенты... хотят купить ранчо?

– Вот именно, мисс Килкуллен. Можно без преувеличения сказать, что они хотят этого больше, чем все остальные покупатели, вместе взятые. Видите ли, мои друзья-банкиры хотят вывезти деньги из Гонконга до того, как они достанутся коммунистическому Китаю. Всего через шесть лет, начиная с июня этого года, истекает срок, на который Гонконг был сдан в аренду Великобритании. Мои друзья боятся, что коммунисты не захотят ждать до 1997 года. У них мало времени, поэтому, как вы понимаете, они готовы платить больше истинной рыночной стоимости.

– Простите меня, сэр Джон, – произнесла Джез, – но я буквально поставлена в тупик. Насколько я понимаю, всего каких-нибудь несколько месяцев назад мистер Розмонт пытался купить ранчо для себя. И вот теперь вы, мистер Розмонт, сидите здесь и представляете каких-то гонконгских банкиров, желающих приобрести ту же самую землю. Так что же все-таки происходит?

– Ну, будет тебе, Джез, – вступила Валери, – не стоит поднимать шум по пустякам. Джимми с самого начала работал на китайцев. А сэр Джон вообще их главный консультант. Просто Джимми не сказал об этом папе, потому что не мог сказать всего до окончания переговоров. Ты же знаешь, как резок бывал отец, если не хотел о чем-либо слышать.