— Это было лишь мое впечатление, — покачал головой Лессинг. — И если я пытался задать вопросы, они... смысл их, казалось, тут же ускользал. Но она не избегала их. Это было нечто иное, словно она не совсем понимала... — Он помолчал. — А затем что-то пошло не так, — медленно произнес он. — Что-то...
Было трудно вытащить на свет эту часть воспоминаний. Наверное, плохие воспоминания погружались гораздо глубже, нежели хорошие, и прятались за испещренными шрамами тканями, шрамами, которые постепенно затягивались. Что же произошло? Лессинг знал, что Кларисса любит его, они даже планировали свадьбу. Разумеется, в этих планах был так подробно изложен образец счастья, что оставалось лишь следовать ему.
— Тетя, — с сомнением в голосе произнес Лессинг. — Мне кажется, тут вмешалась она. Я думаю... Кларисса словно начала выскальзывать из моих объятий. Она все время была занята, когда я звонил, или тетя говорила мне, что ее нет. Я был совершенно уверен, что она все еще лежит в постели, но что мог поделать?
Когда же они встречались, Кларисса пренебрежительно отбрасывала его сомнения, заверяя его сияющими взглядами и какой-то серьезной нежностью. Но все же она была так занята. В действительности она мало что делала, но всегда странным образом казалась такой занятой.
— Она могла наблюдать, как воробьи на подоконнике клюют крошки, — сказал он Дайку, — или как двое мужчин спорят на улице, причем уделяла всему этому полностью все внимание, так что для меня уже ничего не оставалось. Поэтому, спустя какое-то время, — кажется, прошла целая неделя без свиданий с ней, — я решил поговорить с ее тетей.
Тут в памяти был провал... Лессинг ясно помнил лишь, как стоит на площадке перед дверью квартиры и стучит в нее. Он помнил, как дверь тихонько заскрипела, лишь чуть приоткрывшись. Дверь была на цепочке, и открылась лишь на длину этой цепочки, выпустив на площадку немного света. Это были отблески многих зеркал, хотя никакого источника света Лессинг не увидел. Однако, он видел, как кто-то перемещается внутри, какая-то фигура, искаженная зеркалами, размноженная ими, направлялась по своим делам, не уделяя никакого внимания его стуку в дверь.
— Эй! — позвал он. — Кларисса... Это ты?
Никакого ответа. Лишь бесшумное движение, время от времени отражающееся в зеркалах. Тогда он позвал тетю по имени.
— Это вы, миссис...
Какое там было имя? Сейчас он понятия не имел. Но тогда он звал ее по имени снова и снова, все более сердясь, потому что движущаяся фигура не обращала на него никакого внимания.
— Я вас вижу, — почти что кричал он, прижав лицо к щели. — Я знаю, что вы не можете не слышать меня. Почему вы не отвечаете?
В ответ — ничего. На пару мгновений движение в зеркалах исчезло, затем возникло снова, а потом еще раз. Лессинг не мог различить фигуру, отражающуюся в этих зеркалах. Кто-то темный тихонько ходил по темным коврам, не обращая никакого внимания на приоткрытую дверь. Какой-то очень уж расплывчатой, неясной была эта тетя.
Внезапно Лессинг поразился нереальности этой ситуации. Неясная фигура направилась к следующей комнате и, колеблясь, остановилась на ее пороге. Какого дьявола эта женщина разводит здесь тайны? Слишком уж властно вела она себя. Но ведь Кларисса может поступать так, как хочет...
В душе Лессинга вскипел гнев неожиданной, жаркой волной.
— Кларисса! — позвал он.
Затем, когда мерцание зеркал снова потускнело, он уперся плечом в дверь и с силой нажал.
Фиксатор цепочки не выдержал и отлетел, и Лессинг, теряя равновесие, сделал пару шагов вперед. Комната с темными зеркалами головокружительно завертелась у него перед глазами. Он так и не увидел тетю Клариссы, только быстрое, загадочное движение в зеркале, но внезапно случилось нечто совсем уж необъяснимое.
Тяготение вдруг изменилось как по силе, так и по направлению. Не устояв на ногах, он стал медленно падать — точно в сказке про Алису — в какую-то кроличью нору. Все это походило на кошмарный сон своей неправдоподобностью и тому, что ничуть не удивляло его. Странное падение вытеснило все остальное из его головы. В комнате никого не было, не было никаких зеркал, да не было уже и самой комнаты. Он падал в пустоте, бестелесный, не человек, а чистая, лишенная тела личность...
Но потом появилась Кларисса. Лессинг увидел вспышку золотого света, пылающую, падающую в белой темноте. Золотой душ, окутавший и уносивший Клариссу.
Отстраненно, какой-то частью сознания он знал, что должен удивляться. Но все это слишком походило на сон. Во сне слишком просто принимать все происходящее вокруг, а он был слишком ленив, чтобы приложить усилия и проснуться. Он снова увидел Клариссу, летящую на странном, меняющемся фоне, иногда просто незнакомом, а иногда, подумал Лессинг, дико невозможном...
Затем появился человек в доспехах, стоящий на террасе, освещенной теплым солнцем, за террасой виднелся парк, а еще дальше — горы. Какая-то женщина отпрянула от него, и двое мужчин заслонили ее собой. Была там также и Кларисса. Лессинг вдруг осознал, что понимает их язык, хотя и не знал, как и почему. У человека в доспехах было какое-то оружие, которое он поднял и закричал:
— Назад, Ваше Высочество! Я не могу стрелять, вы слишком близко...
Молодой человек в долгополой одежде варварской расцветки или мантии с широким поясом, внезапно размотал этот пояс, который оказался алым кнутом. Но никто из них не казался готовым к каким-либо агрессивным действиям. На лицах людей появилось удивление, глаза стали круглыми, когда они уставились на Лессинга. Позади них высокая женщина с недовольным лицом стояла, застыв от такого же удивления. Лессинг огляделся в замешательстве и встретил пристальные, недоверчивые взгляды девушек, сбившихся позади нее. Среди них была и Кларисса, а за ней... совсем рядом... кто-то, кого Лессинг не мог вспомнить. Темная, загадочная, чуть наклонившаяся фигура...
Все стояли, как вкопанные. Все, кроме Клариссы и, возможно, фигуры рядом с ней. Человек в доспехах стоял с приподнятым оружием. Юноша в мантии уже размотал свой кнут, но держал его опущенным. Все носили какие-то фантастические одеяния стиля и периода, о каком Лессинг слыхом не слыхивал, кроме удивления, лица их выражали напряжение и недовольство, словно что-то тревожило их. Лессинг так и не понял, что это было.
Только Кларисса выглядела безмятежной, как и всегда. И только она не выказывала удивления. Ее черные глаза под черными волосами, уложенными в странную, тщательно исполненную прическу, встретились со взглядом Лессинга, он уловил в них знакомое сияние, а Кларисса молча улыбнулась.
Девушки принялись взволнованно перешептываться.
— Кто вы? — странным голосом спросил человек в доспехах. — Откуда вы появились? Отойдите, иначе я буду вынужден...
— Он возник прямо из воздуха! — изумленно воскликнул юноша и щелкнул темно-красным кнутом по траве.
Лессинг открыл рот, чтобы сказать... ну, хоть что-то. Кнут почему-то выглядел очень опасным. Кларисса, все еще улыбаясь, покачала головой.
— Не надо, — сказала она. — Не трудись ничего объяснять. Все равно они все забудут.
Если он что-то и хотел сказать, то после ее слов у него из головы улетучились все мысли. Это было слишком фантастично и одновременно походило... на нечто знакомое. Алиса, пришло вдруг ему в голову. Алиса в Зазеркалье, у Герцогини, устроившей прием гостей на открытом воздухе. Яркие странные костюмы, яркая зеленая трава, и такая же витающая в воздухе угроза. Так и кажется, что Герцогиня вот-вот закричит: «Отрубить ему голову!»
Юноша в мантии сделал шаг назад и взмахнул кнутом, заставив его алыми кольцами взмыть в небо. Змеи! Змеи! Они никому не нравятся! — пронеслась в голове Лессинга дикая мысль.
А затем весь мир принялся крутиться, словно повинуясь вращению этих колец. Парк стал осью, крутившейся все быстрее и быстрее от удара темно-красного кнута. Лессинг потерял равновесие на вращающейся траве, и центробежная сила швырнула его в темноту небытия...
Голова болела.
Лессинг медленно встал с пола лестничной площадки, держась за стену, чтобы не упасть. Вокруг все еще вращалось, но уже медленнее, останавливаясь. У него заняло какое-то время, чтобы перестала кружиться голова, но как только Лессинг пришел в себя, то ясно понял, что произошло. Он вообще не выламывал дверь. Цепочка так и осталась целой. Он не попадал в темную зеркальную комнату, где бесшумно мельтешила взад-вперед тень тети. Дверь, к тому же, вообще не открывалась. По крайней мере, теперь она не была приоткрыта. А местоположение половика и длинные, темные царапины на полу поясняли, что Лессинг попытался выломать дверь и поскользнулся. Должно быть, он ударился головой о косяк.
Лессинг подумал о том, не мог ли такой удар послужить причиной последующих галлюцинаций, а также отбросить его назад во времени. И он подумал, что ему привиделось — наверняка привиделось, — что дверь приоткрылась, а за ней беззвучно перемещаются тени.
Когда он тем вечером позвонил Клариссе, то был полон решимости непременно поговорить с ней, даже если для этого придется пригрозить ее тете полицией. Лессинг понимал, как оскорбительно бесполезно прозвучат такие угрозы, но не мог придумать никакую альтернативу. И потребность увидеть Клариссу стала совсем отчаянной теперь, после странных видений Страны Чудес и Зазеркалья. Лессинг хотел поговорить с ней об этом и думал, что его история произведет какой-нибудь эффект. Чуть ли не в замешательстве он ожидал, что Кларисса вспомнит ту роль, которую она играла во всем этом сама, хотя и понимал, каким идиотским выглядит это ожидание.
В таком настрое он и позвонил, и был несколько дезориентирован, когда услышал в трубке не тетю, а саму Клариссу.
— Я сейчас приеду к тебе, — категорично заявил он срывающимся голосом.
— Да, приезжай, — ответила Кларисса так, словно они расстались лишь несколько часов назад.
Объятому нетерпением Лессингу поездка через город показалась очень долгой. Он репетировал в уме историю, какую расскажет ей, когда они останутся одни.