Чувства? Сердце? Чувства говорили ему, что эта женщина способна на все.
Неужели и на убийство?
— Не знаю, — ответил он наконец.
— Не знаете? После всего, что с нами произошло, вы не знаете? Как же так?
Она посмотрела ему прямо в глаза, и он почувствовал, что от его ответа будет зависеть очень многое. Ему хотелось сказать ей правду, хотелось полностью ей открыться, чтобы у них не было друг от друга никаких тайн — чтобы вообще между ними не было ничего, кроме их взаимного влечения. Но увы, сейчас он не мог сказать ей всю правду.
Откашлявшись, майор проговорил:
— Все дело в том, что прежде всего я обязан выполнить свой долг. Вы вынудили меня доставить вас к Веллингтону. Но я был бы глупцом, если бы решился представить вас ему, не зная о том… Видите ли, ваша репу…
— Что?! Моя репутация убийцы? Скажите еще, что я — французская шпионка!
Майор еще больше смутился; он вдруг понял, что его подозрения нелепы.
— Роберт, я никого не убивала. Несмотря на то что писали в газетах, несмотря на то что говорил по этому поводу Чамбли, — я не убивала этого человека.
Майор с облегчением вздохнул. Оливия говорила с такой уверенностью и так смело смотрела ему в глаза, что он не мог ей не поверить. Да, теперь последние сомнения развеялись — конечно же, она не убивала Орландо.
Она по-прежнему смотрела ему прямо в глаза — смотрела так, будто ждала, что он перелезет через стену, которую сам же между ними воздвиг. И она ждала его по другую сторону стены, ждала с нетерпением…
Подул свежий ночной бриз и растрепал волосы Оливии. Длинные пряди упали ей на плечи, а несколько вьющихся локонов взмыли вверх и заплясали на ветру. Она попыталась собрать разлетевшиеся пряди и уложить их в прическу, но Роберт, взяв ее руку, проговорил:
— Не убирайте. Мне нравится, когда ваши волосы… распущены.
Оливия взглянула на него с удивлением.
— Когда это вы видели меня с распушенными волосами? Девушка пыталась высвободить руку, однако делала это не слишком решительно. Во всяком случае, Роберту казалось, что она сумела бы освободиться, если бы захотела.
— Видел, когда был болен, — ответил майор. — Вы, наверное, думаете, что я все время находился без сознания, но я помню, как вы наклонялись надо мной и вытирали лоб, помню, как поправляли одеяло…
Роберт внезапно умолк. Он вспомнил, как, проснувшись, увидел спавшую Оливию; она спала, склонившись над ним, и ее распустившиеся волосы накрыли его обнаженную грудь. Вспомнил он и еще кое-что…
— И у вас были распущенные волосы, когда вы меня поцеловали.
Оливия вспыхнула.
— Ничего подобного не было, — заявила она. Роберт невольно улыбнулся. Он уже успел понять, что лгать Оливия Саттон не умела — она всегда краснела, когда говорила неправду.
Вот и сейчас она залилась краской — он видел это даже в темноте.
— Не было? — переспросил майор. — Вы уверены?
— Зачем мне вас целовать? Я даже не думала об этом. Она снова покраснела, и Роберт снова улыбнулся.
— Вы действительно уверены, что не прижимались своими губами к моим? Может, всего один раз? Возможно, вы подумали, что другого шанса у вас не будет, и…
— Вы ужасно самонадеянны! И вовсе не поэтому. Я поцеловала вас, потому что…
Роберт ухмыльнулся.
— Ну вот, теперь мы знаем правду. Вы признаете, что поцеловали меня. И нет никакой нужды объяснять мне, почему вы сделали это. Я никому не выдам вашу маленькую тайну.
— Да что вы… Ах, лучше бы я позволила вам умереть!
— В таком случае вы сглупили бы. Потому что не имели бы возможности сделать вот это…
С этими словами Роберт привлек девушку к себе и впился поцелуем в ее губы.
И она, тотчас же прижавшись к нему, с готовностью ответила на поцелуй. Обвивая руками шею Роберта, Оливия все крепче к нему прижималась, и в какой-то момент ей почудилось, что все одежды соскользнули с их тел и они обнимают друг друга обнаженные. Ах, какие желания пробудил он в ней, ах, как у нее кружилась голова!
Но эти объятия и этот поцелуй все же не лишили ее рассудка, и Оливия понимала: Роберт Данверз по-прежнему что-то от нее скрывает. Но что именно? Пока она не могла ответить на этот вопрос, но знала: если сейчас не совладает с собой, если уступит ему, то едва ли когда-нибудь узнает правду.
Решив выяснить все до конца, Оливия заставила себя отстраниться и, задыхаясь, проговорила:
— Нет, я не могу, не могу… — Резко развернувшись, она бросилась к лестнице, и Роберт не успел ее задержать.
Оливия надеялась, что в каюте она придет в себя и успокоится, но возбуждение не оставило ее и там.
Она целовалась с ним! И не только целовалась — она обнимала его, словно какая-нибудь распутница!
Но она вовсе не распутница. Просто не сумела справиться с собой, тело перестало ей подчиняться.
Оливии вдруг захотелось поскорее скинуть с себя проклятое платье Джорджи. Стащив платье через голову, она швырнула его в угол на кучу тряпья. Не надо было надевать его. Не надо было подниматься на палубу. Не надо было надеяться и молиться, чтобы Роберт пошел следом за ней. И не надо было по упавшей звезде загадывать желание (она загадала, чтобы он поцеловал ее).
Но ведь он действительно ее поцеловал!
Она поднесла руку к опухшим губам и почувствовала, что они дрожат. Впрочем, дрожали не только губы — все ее тело трепетало.
Ей пришлось сделать над собой усилие и покинуть Роберта Данверза. Ведь она знала его ничуть не лучше, чем Брэдстоуна, когда-то лгавшего ей. Джемми считал Данверза героем, но это ничего не значит.
Бросившись на кровать, Оливия попыталась уснуть, но сон оказался таким же коварным, как поцелуй Роберта: сначала он долго к ней не приходил, а когда наконец пришел, то стал нежеланным, так как принес кошмары, с которыми она боролась на протяжении семи лет. Оливия громко кричала во сне и звала на помощь, однако никто не приходил…
И тогда Оливия Саттон в очередной раз изготовилась к битве за спасение своей души.
Роберт вскочил с постели после первого же крика Оливии. Несколько секунд спустя он уже выбегал из каюты. Ворвавшись в каюту брата, майор увидел, что Колина еще нет. Подбежав ко входу в смежную комнату, он на мгновение задержался, а затем распахнул дверь.
Лунный свет, проникавший сквозь дверной проем, освещал широкую кровать, занимавшую едва ли не половину комнаты. На кровати металась во сне Оливия. Простыня и одеяло были скомканы и отброшены, а ночная рубашка девушки задралась до самых бедер. Она громко кричала, звала на помощь и отбивалась от терзавших ее демонов.
Роберт схватил ее за плечи и чуть приподнял.
— Оливия, проснись! Это всего лишь сон!
«И видимо, ужасный сон», — добавил он мысленно — глаза девушки были уже открыты, и в них действительно застыл ужас.
Она вдруг снова закричала и стала отбиваться от него с такой яростью, что ему пришлось ее отпустить. Отступив на шаг от кровати, Роберт смотрел на нее в изумлении; ему казалось, что Оливия не узнает его.
И тут его осенило. «Ведь она думает, что я — маркиз Брэдстоун», — догадался майор.
— Оливия, это же я, Роберт, — прошептал он, присаживаясь на край кровати. — Не бойся, здесь тебя никто не обидит.
Он улыбнулся и обнял ее. Оливия сначала пыталась вырваться, но потом, словно силы ее вдруг оставили, затихла в его объятиях. Роберту захотелось снова поцеловать ее — чтобы поцелуем изгладить из памяти прошлое.
Всего лишь одним-единственным поцелуем — самым обыкновенным.
Впрочем, ему по опыту следовало бы знать, что поцелуи у них «обыкновенными» не бывают.
Вскоре их губы встретились, и все сомнения и подозрения сразу же были забыты — в нем вновь пробудилось желание.
Поцелуи все больше распаляли их страсть, и в какой-то момент Оливия обвила руками его шею и привлекла к себе. Но тут Роберт, внезапно прервав поцелуй, спустил с ее плеча ночную рубашку и принялся ласкать груди девушки. Когда же он прикоснулся к отвердевшему соску, она выгнула спину и тихонько застонала.
— Еще, — прошептала она.
Он снова прикоснулся к ее соску, и Оливия опять застонала.
Все больше распаляясь, Роберт принялся покрывать поцелуями ее плечи, шею и грудь. Целуя и лаская Оливию, он вдыхал аромат ее распущенных волос — от них пахло морем и свежестью. А она по-прежнему стонала и что-то шептала ему в ухо.
Через какое-то время он на мгновение отстранился и заглянул ей в лицо. Она лежала с приоткрытым ртом, и на ее лице было выражение удивления и блаженства — Оливия наслаждалась его ласками.
Роберт все больше возбуждался, ему хотелось видеть ее обнаженной, хотелось видеть ее всю. Стащив с нее ночную рубашку, он отбросил ее в сторону — и невольно залюбовался прекрасным телом Оливии.
А она, глядя на склонившегося над ней мужчину, чувствовала, что ее переполняют совершенно новые для нее ощущения, прежде ей неведомые. Да, перед ней вдруг открылся совершенно новый мир. Ведь Оливия Саттон — пусть высшее общество и считало ее развратницей — на самом деле еще не знала, плотской любви и никогда не позволила маркизу Брэдстоуну ничего более серьезного, чем поцелуи. Правда, один раз она уже готова была уступить, но тогда в спальне очень вовремя появился камердинер. Очевидно, внутренний голос говорил ей, что лучше подождать до венчания, и сейчас она понимала, что инстинктивно не доверяла лорду Брэдстоуну.
Но с Робертом Данверзом все было иначе; ему она не могла не доверять — вернее, теперь уже не могла…
О, сколько раз она желала, чтобы Роберт пришел к ней и развеял ее ночные кошмары, чтобы оградил ее от всех опасностей. И вот он наконец-то пришел… Пришел и одним-единственным поцелуем все изменил. Она верила ему и не могла отвергнуть, потому что чувствовала, что его сердце принадлежит ей, и только ей.
Тут Роберт снова принялся целовать ее и ласкать. Легонько покусывая соски, он поглаживал ее по животу, и ладонь его скользила все дальше. Трепеща под его ласками, Оливия простонала:
— Еще… О, пожалуйста, еще…