— Как его зовут? — с вежливым любопытством поинтересовалась я.
— Джузеппе, — выдохнула Эва. — Джузеппе Грассани. Он итальянец.
— А где он живет?
— Не знаю. Когда-то жил в Марселе, там-то и проходил наш сумасшедший роман. Но потом он сразу уехал, больше я ничего не знаю.
Всю дорогу до Центрального вокзала я ломала голову над возникшей ситуацией. Не прерывая этого занятия, спустилась по лестнице, села в поезд и, конечно, забыла купить билет! Ехала зайцем и на каждой остановке тряслась, пока не поняла, что это грозит мне всего-навсего утратой двадцати пяти крон, и ничем больше.
Датские родственники Алиции, до сих пор тактично державшиеся в стороне, решили наконец навестить преследуемую несчастьями своячку, и в этот момент все оказались в Аллеред.
С миной радушной хозяйки Алиция подавала на стол кофе, сливки, марципаны и песочные пирожные. Павел в укромном углу предварительно просматривал все это через лупу. Зося, не владея собой, громким шепотом отказывалась отвечать за жизнь стольких персон. Гости же, не подозревая о нависшей над ними опасности, наперебой выражали свое сочувствие.
— Я просто в ужасе, — сказала Зося, и видно было, что это святая правда. — Алиция дала им коньяк, который пили Владек и Марианн.
— Но в нем же ничего нет — полиция проверяла!
— В открытую бутылку можно было уже сто раз подсыпать. Не хватало еще, чтоб все эти датчане тут окочурились!
— Лучше, конечно, чтобы они окочурились у себя дома…
— Перестань, мне и так дурно…
— Ничего, пока они выглядят вполне прилично. А потом, может, ему опять не повезет?..
— Когда-то же ему должно повезти!..
На диване и в креслах сидели оба брата Торкилля, Иенс и Оле, с женами, двоюродная сестра Карин, кузина Грета и племянник Торстен. Торстен был единственным среди них человеком, который вообще понимал, о чем идет речь. Остальные, казалось, с интересом слушали рассказ о своеобразных варварских обычаях, бытующих у поляков. Страсти-мордасти, разыгравшиеся в Аллеред, конечно, прибавили хлопот их свояченице, но зато позволяли посмотреть вблизи арену этого увлекательного и чуточку неприличного действа. Засидевшиеся допоздна гости позволили мне еще раз обдумать ситуацию и принять окончательное решение.
— Слушай, Павел. Ты узнал бы типа, которого видел с Эдеком?
— Какого типа?
— Ну, черного в красной рубашке.
— Конечно! Я на них долго смотрел.
— А что? — поинтересовалась Алиция, отпихивая Павла от дверцы холодильника. — Он где-нибудь поблизости?
— Не знаю. Как он выглядел?
— Черный, — сказал Павел, опираясь на раковину. — Такой типичный южноамериканец, с носом, с волнистыми волосами. Высокий. Скорее худой. Матери такие нравятся.
— Какие мне нравятся? — подозрительно спросила Зося, входя с грязной посудой и отодвигая Павла от раковины.
— Такие, как тот, которого я видел с Эдеком, — пояснил он.
— Не хочу быть негостеприимной, но разве обязательно все должны толкаться на кухне? — поинтересовалась Алиция, отодвигая Павла, чтобы поставить в шкафчик банку с кофе и остатки печенья. — По-моему, в этом доме есть и другие помещения.
— Это не мне такие нравятся, а Алиции, — мстительно ответила Зося. — Павел, ради бога, убирайся отсюда! Иоанна, и ты тоже.
— Ну-ка подождите, дорогие дамочки, — решительно прервала их я. — Перестаньте к нему цепляться — дело важное. Я сегодня встретила в Копенгагене черного типа в красной рубашке. Южноамериканец, очень красивый, с носом, с волнистыми волосами. Ну что?
Все тотчас повернулись ко мне.
— Думаешь, он все время ходит в одной рубашке? — заинтересовалась Алиция.
— Ты считаешь, тот самый? — спросила Зося недоверчиво. — Где ты его видела?
— На выставке. Рубашка выглядит вполне чистой — может быть, иногда он их меняет.
— Брюнетов в Копенгагене полно, — сказала Алиция скептически. — Все они имеют право носить красные рубашки — черным красное к лицу. С чего ты взяла, что это именно тот, из Варшавы?
Я не могла ответить на вопрос, не впутывая Эву. Паника в ее глазах была главной причиной моей уверенности.
— Не знаю точно, — уклончиво ответила я. — Может быть, и не он, но выглядит очень похоже. По-моему, Павел должен на него взглянуть.
— Не впутывай Павла! — немедленно запротестовала Зося.
— Он и так впутан, — пробормотала Алиция.
— Почему? — возмутился Павел. — Тоже мне впутывание — посмотреть на какого-то типа! Он же меня не удушит, если я на него посмотрю! Где он?
— В Копенгагене.
— А именно?
— Не знаю. Где-то. Вчера был на выставке, но сомневаюсь, что он до сих пор там сидит. Он похож на человека, ведущего ночной образ жизни.
Павел кивнул так энергично, что стукнулся затылком о дверь, на которую опирался.
— Подходит. Тот, с Эдеком, тоже так выглядел. Возможно, это он. Где его искать?
— Не знаю. Где в Копенгагене ведется ночная жизнь?
— Нигде, — сказала Алиция, возвращаясь к уборке кухни. — Можешь усесться на Ратушплац и ждать, когда он пройдет. Когда-нибудь дождешься.
— Что за бред! — возмутилась Зося. — Сидеть на Ратушплац!.. Идиотизм. Зачем он вам вообще нужен?
— Подождите! — Я вспомнила рассказ Эвы. — Похож на приезжего. Может жить в отеле или пансионате. Если посещать каждый день по одному и смотреть в холле, рано или поздно мы его увидим…
— Ну! — энергично подтвердил Павел. — Конечно, посижу!
— Можем сидеть по очереди, — великодушно предложила я.
Красавец мужчина в красной рубашке мучал меня невыразимо. Его загадка ушла в землю вместе с Эдеком. Кто он? Ни в чем не повинный человек или участник сложной аферы?
— Делайте, что хотите, — процедила сквозь зубы Зося. — Не знаю, почему знакомый Эдека должен быть в Копенгагене, и не понимаю, какое он имеет отношение к делу, но если вы считаете, что это чем-то поможет… Только будьте осторожны!..
Наутро Зося, от волнения вообще не спавшая, выволокла из постели Павла и потащила его в город за покупками. Алиция довольно вяло искала письма. Я сидела на диване и столь же вяло делала маникюр, расставив по всему столу разнообразные лаки и ацетон.
— Иоанна! — вдруг позвала Алиция, выглянув из своей комнаты. — Можешь зайти на минуту? Я тебе хочу кое-что показать.
Я прервала свое занятие, растопырила пальцы и побежала к ней.
— Посмотри. — Алиция зловеще указала пальцем на полку, где стояли скульптуры Торкилля. — Ты видишь?
Большинство скульптур я видела раньше. Среди них была группа из двух сирен, хвостами оплетающих друг друга. Таких групп было несколько. Я долго таращила глаза, уверенная, что вот-вот увижу что-то ужасное, быть может, связанное с новым преступлением…
— Ну? — спросила я наконец, обеспокоенная тем, что ничего такого не вижу.
Алиция потянулась к концу полки и переставила одну из скульптур на середину.
— Раньше это стояло так. Видишь?
— Ну? — повторила я, не понимая, к чему она клонит. — Ну и что?
— Кто-то ее переставил.
— Ты уверена?
— Совершенно. Я сама их расставляла, еще в мае. Ты здесь что-нибудь трогала?
— Что я, с ума сошла?
— Вот именно. А теперь посмотри сюда. Вот эта папка со счетами всегда лежала слева, а сейчас она на середине. Видишь?
Я добросовестно вытаращила глаза, пытаясь увидеть то, что Алиция называла папкой со счетами. На письменном столе находилась какая-то коробка, прикрытая крышкой в цветочек, корзинка с нитками, одежными щетками и еще чем-то, может быть, кремом для обуви, две черные сумки, несколько пар перчаток, чулки, множество разнообразных бумаг, нижняя юбка, моток веревки и большой кухонный нож. Ничего похожего на папку не было.
— Нет, — сказала я вежливо, но решительно. — Не вижу.
Алиция нетерпеливо отодвинула одну из сумок и показала край пластиковой папки для документов.
— Теперь видишь? А раньше она лежала там, на левой стороне. Тут кто-то рылся!
— Я даже могу тебе сказать, кто, — мрачно произнесла я. — Убийца. Потерял терпение и сам стал искать письмо от Эдека. Видимо, у него небольшой выбор: найти письмо или убить тебя. Может, ты знаешь что-то, что его погубит…
Я замолчала и подозрительно посмотрела на нее. Она в ответ подозрительно посмотрела на меня, села в кресло и задумчиво уставилась в пространство.
— Ты что-то знаешь, — сказала она наконец.
Я спихнула со стула какие-то вещи и тоже села.
— Не уверена. Возможно. Зато ты, по-моему, знаешь что-то, чего не знает никто другой. Что это может быть?
Алиция оторвалась от изучения пространства и посмотрела на меня.
— Совершенно точно никто не знает, где я закопала цветочные горшки с клубнями. Но я этого тоже не знаю. Уже несколько месяцев не могу их найти.
— Сомнительно, чтоб его интересовали клубни. Особенно, если учесть, что их давно уже удар хватил…
— Подожди, — прервала Алиция. — Он не знает, что я не знаю. Он думает, что я знаю!..
Мгновение мы молча смотрели друг на друга.
— Ха! Мне всегда казалось, что в компании ты становишься умней. Ясно: он думает, что ты знаешь, и не знает, что не знаешь. А может быть, ты что-то должна узнать?
— Интересно, ты-то что знаешь? — не поднимая головы, вымолвила Алиция. — Ясно же, что не в красной рубашке дело. С чего этот черный тип тебе втемяшился?
— Ладно, — после некоторого колебания согласилась я. — Ладно уж. Черный тип из Варшавы может быть замешан в некоторые несимпатичные дела, а черный тип из Копенгагена связан с одной особой, присутствовавшей во время убийства…
Алиция вскинула голову и вдруг резко вскочила со стула.
— А ну, иди отсюда, холера! — заорала она страшным голосом, бросаясь на меня.
Сигарета вылетела у меня из рук, я стукнулась обо что-то локтем и чуть-чуть не перевернулась вместе со стулом. За окном раздался какой-то шум, неясная фигура отскочила назад и бросилась в георгины.
— А ну, иди!.. — повторила с жаром Алиция, погрозила кулаком и вернулась на свой стул.