— Я бы с удовольствием занялась чем-нибудь, и это помогло бы мне встряхнуться, но Олег не разрешает. А потому я день-деньской сижу дома, уставившись в стену, и терзаюсь самоедством.
— Найдите дело, Алла, — посоветовала психиатр.
— А как же с рекомендациями моего лечащего врача?
— Я психиатр, потому состояние вашей психики для меня важнее, чем заживление раны. Однако тут все взаимосвязано. Когда человек в депрессии, у него резко снижается реактивность организма, к нему цепляются все болезни, а выздоровление и даже заживление ран происходит медленнее, чем в норме.
— То есть моя рука так медленно не срастается именно потому, что я хандрю? — уточнила Алла.
— В определенной мере — да. Депрессия повлияла и на ваше общее состояние. Я вижу, что вы до сих пор астенизированы, а судя по вашей характерной бледности, у вас еще до сих пор анемия.
— Да, мой лечащий врач говорит, что гемоглобин все еще низкий, хотя теперь я не манкирую лечением и честно принимаю лекарства.
— А они малоэффективны именно потому, что у вас депрессия. В этом состоянии возникает психоэмоциональная и двигательная заторможенность, замедляется обмен веществ. Все это в целом негативно влияет на весь организм и его жизненные функции.
— Поняла, Лидия Петровна, — если я буду по-прежнему хандрить, мне не выздороветь.
— Точнее, вы будете очень долго восстанавливать здоровье, потому что психическая сфера влияет на все функции организма.
— Как говорится, все болезни от нервов, только триппер от удовольствия, — пошутила пациентка. — Как вы считаете, женщине можно врать мужчине?
— Нужно.
— Во всем?
— Нет, лишь в мелочах, которые позволяют сохранить отношения. Да ведь и вы лгали Олегу лишь по незначительным поводам.
— Только когда мне нужно было улизнуть из дому.
— Не злоупотребляйте, но если ложь во благо, это позволительно. Вы человек, которому претит однообразие, обыденность. Есть женщины, которым нужна стабильность во всем. У вас другой характер.
— А ведь совсем недавно вы корили меня за склонность к риску… напомнила Алла.
— Я и сейчас не призываю вас кинуться в авантюру. Но застывать в стереотипных отношениях для вас мучительно, и потому старайтесь постоянно что-то менять в своей жизни.
— Примерно об этом я думала всего пару часов назад.
— Значит, вы и сами понимаете, что теперешний статус для вас неприемлем.
— Ладно, приму к сведению, — согласилась пациентка.
— Есть и другой путь; Я могу назначить вам легкие антидепрессанты, и ваша субдепрессия скоро пройдет. — Врач внимательно смотрела на нее, уверенная, что Алла откажется, и не ошиблась.
— Нет, Лидия Петровна, палочка-выручалочка мне не нужна. Вы правы, я сильная, сама справлюсь. Мне просто нужно было ваше одобрение, и я его получила. Больше не буду терзаться-самокопаться, переключусь на что-то другое, встряхнусь и выздоровею и от хандры, и от анемии с астенией.
Эдуард Леонидович Нечаев сидел уже напротив другой женщины, в отношении которой у него были далеко идущие планы, хотя она не писала романов.
Его собеседница — крепкий орешек. Глаза злые, губы тонкие, поджаты в ниточку, видно, что она ему не доверяет и желает получить твердые гарантии.
— И нам, и вам выгодно будущее сотрудничество, — увещевающим тоном произнес издатель. — Я в этом ничуть не сомневаюсь.
— А я сомневаюсь, — отпарировала его визави. — Слепому видно, что я вам до зарезу нужна, а своей выгоды пока не пойму.
„Черт бы тебя побрал! — ругнулся про себя Нечаев, не выдавая раздражения. — Ведь никакими достоинствами, кроме того, что подходит нам по всем статьям, эта мерзавка не обладает, но кочевряжится, набивая цену. Наверняка сейчас начнет торговаться, как базарная баба“.
Собеседница тут же подтвердила его недавние предположения:
— Что я буду иметь?
— Вас интересует вознаграждение?
— Естественно.
— Оно будет адекватным.
— Адекватным чему?
— Вашим трудам, разумеется.
— Это слишком обтекаемо.
„Сколько же ей предложить? — задумался Эдуард Леонидович. — Видно, что алчная и совершенно беспринципная. Ох, чую, намучаюсь я с нею…“
Дикторша объявила, что совершил посадку рейс из Палермо. Алла и ее друг, частный детектин Виталий Рылеев, ринулись в толпу встречающих и заняли самое удобное место у выхода с „зеленого коридора“.
Виталий уже год был любовником Ларисы Правда, вторым, а на первом месте — Игорь Северин по прозвищу Казанова. По его просьбе сыщик переквалифицировался в личного телохранителя Лары и обычно состоял при ней, когда та жила в Италии. Выдержки сыщику не занимать, но он же не железный. На время приездов соперника Виталий, сославшись на дела, улетал в Москву.
Улыбающиеся Лариса и Казанова появились одними из первых. После положенных объятий и радостных восклицаний Алла оглядела подругу и подняла большой палец:
— Ты гораздо красивее, чем выглядишь, старушка!
— А ты еще больше похорошела, дорогая, — перепасовала комплимент Лара.
— Ха! На фоне твоего средиземноморского загара я как бледная спирохета, — закокетничала верная боевая подруга.
— Бледность тебе к лицу, — снова польстила ей Лариса.
— Хорошо говоришь, — одобрительно кивнула Алла и пояснила свою мысль свежепридуманным афоризмом:
— Лучший комплимент тот, что правдивее правды.
Подруга уже открыла рот, чтобы ответить в том же духе, но Алла деловым тоном завершила обмен любезностями:
— Споем друг другу дифирамбы в более подходящей обстановке. Погнали, ребята.
Носильщик, терпеливо дожидавшийся окончания радостной встречи, расценил слова Аллы как команду и ходко покатил тележку к раздвижным дверям. Обогнав его, Виталий пошел по направлению к автостоянке, где верный оруженосец припарковал свой „вольво“, остальные устремились следом, стараясь не отставать.
Пока Толи к укладывал чемоданы в багажник, Алла озабоченно спросила:
— Поместимся мы впятером в Толянову тачку?
— Поместимся, — заверил Виталий.
— Боюсь, рессоры погнутся. Одна я вешу под центнер.
— Не придуривайся, подруга, — рассмеялся Казанова. — Кстати, ты похудела. Правда, не знаю, в плюс это или в минус. Ты и раньше была хороша, а лучшее — враг хорошего.
— Умен ты, Игорек, и произносишь правильные слова, недаром я тебя пламенно люблю, — заулыбалась польщенная верная боевая подруга, одарив афористичной фразой и его тоже:
— Лесть — это именно то, что человек сам о себе думает.
— Да это вовсе не лесть.
— Верно мыслишь. Ведь я сохранила девичью фигуру… — Обычно галантный Казанова на этот раз не смог скрыть удивления, все ж Алла — весьма и весьма крупная дама, — а та со смешком добавила:
— в собственной памяти.
— С тобой не соскучишься, подруга, и за это я тебя тоже пламенно люблю, — смеясь, признался он.
Толик захлопнул багажник, носильщик получил щедрое вознаграждение и покатил опустошенную тележку к зданию аэропорта.
— Сяду-ка я на переднее сиденье, — решила верная боевая подруга, — в противном случае соседство с моими габаритными формами расплющит ваши субтильные фигурки.
Казанова распахнул заднюю дверцу и помог сесть Ларисе, а Алла обошла машину и остановилась в ожидании, когда откроют дверцу ей. Туг она боковым зрением увидела, как к ней быстрым шагом направился мужчина, живо повернулась, узнала его и заулыбалась:
— Привет, Фил!
Тот тоже расплылся улыбкой:
— Здравствуй, Алла! Рад тебя видеть.
— Взаимно, дорогой. Какими судьбами?
— Друга провожал. Увидел тебя издалека и не мог решить, подойти или нет.
— С чего это ты стал таким нерешительным? Вроде раньше за тобой такого недостатка не числилось.
Собеседник непроизвольно покосился в сторону Виталия, а Алла рассмеялась:
— А, вот в чем дело! Нет, ошибаешься, Виталька мой друг, а по совместительству частный сыщик. Напарник, познакомься — Филипп Суворов, талантливый художник.
Филипп пожал руку Виталию, затем Игорю. Спохватившись, наклонился к окошку и поздоровался с Ларисой.
— Фил, а что это ты бросил меня на произвол судьбы? — подначила Алла.
— Да я… — начал было тот, но она его перебила:
— Не оправдывайся. Мой телефон не забыл?
— Нет, конечно.
— Тогда звони.
Чмокнув его в щеку, Алла со значением подмигнула и улыбнулась. Филипп помог ей сесть в машину и, когда Толик тронулся, долго смотрел вслед.
Эдуард Леонидович решил взять паузу, чтобы поразмыслить, жестом подозвал официанта и попросил:
— Еще два кофе, пожалуйста. Не желаете ли бокал вина? Или иной напиток? — любезно обратился он к своей визави, но та презрительно обронила:
— Хотите, чтобы я стала сговорчивее? Не выйдет! „Ну и стерва! — уже в который раз мысленно произнес издатель. — Будто нарочно демонстрирует свой дурной нрав. Но ничего, справлюсь, — обнадежил он себя. — И не таких обламывал“.
Встреча происходила в ресторане. Вообще-то это не в его правилах, обычно Нечаев принимал всех в офисе, но сейчас особый случай, и немолодому, тучному хозяину издательства пришлось покинуть свой уютный кабинет с удобным креслом, сделанным на заказ, и ютиться на неудобном стуле, слишком маленьком для его массивной фигуры. Но ведь не попросишь два стула!
— Так сколько я получу? — требовательно спросила собеседница.
— Если подпишете договор и станете выполнять все требования, то можно обговорить некую сумму, которую вы получите сразу, вдобавок вам ежемесячно будет выплачиваться определенное вознаграждение. Внакладе не останетесь, уверяю вас.
„Вольво“ вырулил на Ленинградское шоссе, и лишь тогда Толик разродился глубокомысленным замечанием:
— Слышь, Алка, врет этот чморик-то…
— Ты о ком?
— Дак этот, который щас подвалил.
— Филипп, что ли?
— Ну. — Верный оруженосец, как всегда, был немногословен.