Он выполнил поставленную цель — сделал себе имя на новом поприще, завоевав репутацию профессионала высокого класса и при этом порядочного человека, — но главного не достиг: Алла его успехов не заметила.
Или не хотела замечать?..
Каждый из них все эти годы строил карьеру в соответствии с собственными взглядами на жизнь, они немалого достигли в социальном аспекте, и оба шли к цели, как две параллельные прямые, которые, как известно, не пересекаются. И оба компенсировали проблемы в личной жизни своими достижениями, сублимировав таким образом нереализованные желания.
И вот их пути опять пересеклись.
Прошлое вернулось.
Удастся ли построить отношения на новом витке жизни?
Об этом размышляла Алла и, судя по задумчивому виду, о том же думал и Сергей.
— Знаешь, Сержик, хоть и грех Так говорить, но, если бы Рита не погибла, ты бы ко мне не пришел.
— Не пришел бы, — согласился он.
— Я ее совсем не знала. И, честно говоря, не хотела знать.
«Вот ведь парадокс: моего экс-жениха Сашку соблазнила дебильная потаскушка Натка Пантелеева, а Сержа увела Ритка Незнамова, невзрачная девица с мышиным умишком и волосами мышиного цвета, а по своей сути — серая мышка. Я — вся из себя, красотка, а мои любимые мужчины почему-то достаются кому попало…»
…Мадам Бобкова, несмотря на возражения рекламщиков, выторговала себе имя Изабелла.
— Не может потомственная дворянка носить такое имя, — стонал Владимир Максимович, но заказчица была непреклонна:
— Героиня моих книг не только русская, но и иностранка.
— Ну как же она может быть одновременно и русской, и иностранкой? рыдающим голосом вопрошал рекламщик, на что Валентина Вениаминовна убежденно заявила:
— Может!
Первому журналисту, который должен был взять интервью у новоиспеченной «графини Меншиковой», посулили щедрое вознаграждение и заранее дали список вопросов, которые он должен задать писательнице. Корн подготовил даже ответы и просил Валентину Вениаминовну их выучить, но та, как всегда, раскапризничалась:
— Не буду я зубрить чужие слова! Импровизация лучше домашней заготовки!
«И где только таких слов „нахваталась…“ — дивился Яков Борисович.
Переубедить работодательницу ему так и не удалось — та наотрез отказалась учить грамотно составленные ответы.
Корн договорился с журналистом, что тот потом покажет ему материал, а литагент отшлифует его до нужной степени блеска. Первое интервью задаст тон остальным, главное — выбрать нужную тональность и не проколоться на мелочах, чтобы в последующих интервью не возникло противоречия с изложенной писательницей первой версией своей биографии.
Сценарий встречи был отработан до мелочей, и все же Яков Борисович боялся, что во время интервью строптивая мадам Бобкова войдет в раж и ее „понесет“.
Так и случилось, но в конечном итоге это пошло на пользу ее имиджу.
Едва журналист задал первый вопрос, писательница, у которой не вышло еще ни единой книги, томно закатив глаза, поведала:
— Я легкой птицей вернулась в этот мир уже в шестой раз…
„Ну и актриса! — ахнул Яков Борисович. — Как складно врет-то! И в самом деле ее импровизация получше наших домашних заготовок. Ляпнула невпопад, а получилось, будто она не от мира сего… Правда, у нее внешность стервозной шлюхи, но фотографировать мы не позволим, пусть читатели сами рисуют в собственном воображении неземной образ, и будет самое то“.
Ушлый литагент тут же сориентировался и подхватил:
— О да, она общается с астральными мирами… Уже поднаторев в создании собственного имиджа, мадам Бобкова выхватила из сказанного Корном понравившееся ей слово и со значением прибавила:
— В прошлой жизни я носила фамилию Астралова…
Яков Борисович мысленно вскричал: „Эврика!“ — сообразив, что наконец-то найдена та самая изюминка. Дворянством ныне никого не удивишь, все кинулись искать несуществующие аристократические корни, но даже знаменитые фамилии уже не потрясают воображение обывателя — за годы советской власти из чудом сохранившихся аристократов напрочь выветрился дух великих предков. Да и вообще, эта тематика уже приелась. А не очень понятная „астральность“ да плюс тема реинкарнации — самое оно. Сейчас многие помешались на сверхъестественном, и если на небосклоне появится писательница, способная с убежденным видом нести подходящую для легенды ахинею о переселении душ, то она сразу привлечет к себе внимание. Главное поразить воображение читателей, а там и популярность не за горами.
Владимир Леснянский и Гена Соколов согласились, что выпячивать мнимое дворянство, пожалуй, не стоит, лучше напирать на новенькое. Слово „астральный“ означает „звездный“, а потому новый псевдоним уже сам по себе подразумевает, что писательница звездная.
В итоге новый имидж будущей звезды в общих чертах сложился.
— Сереж, а почему у вас нет детей?
— Об этом я вначале не задумывался, а Рита на столь деликатную тему не заговаривала. Потом я решил, что у нее бесплодие, и старался обходить эту тему. Позже она призналась, что не хотела делить меня ни с кем, даже с ребенком…
Сергей вздохнул. Исповедь давалась ему тяжело.
— Ты теперь остался один…
— Уже не один. — Он сказал это серьезно, но Алла улыбнулась в ответ.
— А Рита знала?..
Сергей понял недосказанное:
— Разумеется.
— Ревновала?
— Она тебя ненавидела.
— Рита способна ненавидеть? — Алла была удивлена. На ее взгляд, невзрачная жена Сергея не сильна на эмоции, ее удел — быть бледной тенью.
— Способна.
— Ты сказал это таким тоном, будто она и тебя возненавидела.
— Ты права, Аленка.
— Неужели? — Алла еще больше удивилась. — Почему же Рита жила с тобой?
— А что ей еще оставалось?
— Хочешь сказать, что в противном случае она осталась бы одинокой?
— Скорее всего, да.
— И потому цеплялась за тебя?
— В определенной мере моя жена таким образом самоутверждалась. Ей удалось добиться своего — заполучить меня. Но лишь в качестве официального супруга. В остальном я был сам по себе. Она знала, что все мои достижения, к которым я стремился ради того, чтобы ты обратила на меня внимание, не привели к желаемому. Получалось, что мы с ней в одинаковом положении: Рита изо всех сил старалась завоевать меня, и ей это не удалось, а я хотел вновь обрести тебя, но и у меня не получалось. И это давало ей моральное удовлетворение.
— Ей нужно было находиться рядом с тобой, чтобы ежечасно в этом убеждаться?
— Думаю, да.
— Ну, самоутвердилась, убедила себя, что даже тому, кто недосягаем для нее, не все по силам, но при чем здесь ненависть?
— Когда человек отдает всего себя и не находит отклика, он нередко начинает ненавидеть того, кто не отвечает ему взаимностью.
„Надо же, какие страсти-мордасти таились в этой безликой серой мышке…“
— Так, может быть, Рита покончила с собой, чтобы причинить тебе боль? Вызвать чувство вины? Хотя бы своей смертью привлечь твое внимание? Или, того хуже, подставить тебя, сделав подозреваемым, если уж не убийства, то хотя бы доведения до самоубийства?
— Не знаю. Для меня ее гибель явилась полной неожиданностью. Вроде бы для этого не было никаких оснований.
— Расскажи о последних месяцах.
Сергей замялся. Было нечто, за что ему до сих пор стыдно и в чем не хотелось признаваться.
— Если тебе очень не хочется, не говори, — пришла на помощь Алла, видя его затруднения.
— Не в этом дело…
— Ты ж понимаешь, что я расспрашивают из праздного любопытства. Все эти вопросы и в гораздо менее корректной форме тебе задаст следователь. Всю душу вымотает, но заставит все выложить. А если будешь молчать, перетрясет всех знакомых и накопает кучу сплетен, слухов, домыслов и прочей грязи.
— Да, я понимаю…
— Ты боишься, что я не так отреагирую? — Ей не требовался ответ, и так понятно. — Ошибаешься, Сержик. Уж чего-чего, а бабства во мне нет, и ты это прекрасно знаешь. Правда, только пару часов назад выяснилось, что ничто человеческое мне не чуждо и я тоже способна на ревность… Но ведь я ничего не предпринимала, просто старалась не замечать Риту, мол, нет ее рядом с тобой, вот и все.
— Мне не хочется предстать перед тобой в неприглядном свете.
— Есть основания?
— Есть, — честно признался он.
— Ты имеешь в виду свои отношения с любовницей? — догадалась она.
— И это тоже.
— Если оценивать меня с этих позиций, то я буду выглядеть во сто крат непригляднее.
— Ты — это ты.
— „Quod licet Jovi, non licet bovi“ — „Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку“? — вспомнила Алла любимую поговорку студенческих времен.
— Да, раньше ты часто это повторяла.
— И ты в это свято уверовал?
— Ты была очень убедительна.
— Это всего лишь бравада. Есть и другая поговорка: „Quod non licet viris, aeque non licet feminis“ — „Что непозволительно мужчинам, то равно непозволительно и женщинам“.
— Я был не вправе повлиять на твой образ жизни, но своей-то жизнью управлять мог.
— Видимо, ты сожалеешь, что связался с Алисой?
— Сейчас понимаю, что сделал глупость…
— А, ты решил, что я ревную тебя к ней? — догадалась Алла. — Не переживай, меня твоя Алиса совершенно не колышет.
— Она уже не моя.
— Тем более. Наверное, это кажется тебе парадоксальным: почему к Рите я ревновала, хотя супруга для многих женатых мужчин — почти предмет обстановки, — а по отношению к любовнице таких чувств нет? Объясню. Ты женился почти сразу после того, как мы расстались. Со стороны выглядело, будто ты сделал мне назло и при этом избрал мой полный антипод: неумна, некрасива, как личность не яркая. Никакая. Тем самым как бы подчеркнул, что все мои прекрасные качества не имеют для тебя никакой ценности. Как справедливо заметила мой психиатр, самолюбие — мое самое больное место. Твою женитьбу я расценила как ощутимый удар по моему самомнению. Причем это был уже второй удар в моей жизни. Экс-жених избрал мой антипод, и ты тоже. В итоге я сделала вывод: все, чем я горжусь, не взволновало ни его, ни тебя. „Ах так! — взъярилась я. — Ну, я вам докажу, что не на помойке себя нашла! Найдутся те, кто оценит мои прелести по достоинству!“ И стала без устали доказывать, что желающих немало. Приобрела репутацию шлюхи и гордилась этим. Но тебе я вряд ли что-то доказала. Ты после женитьбы ушел с небосклона и, казалось, стал добропорядочным и верным мужем. Как же мне было не злиться и не ревновать? Я, можно сказать, из кожи вон лезу, чтобы тебя уесть, а ты ноль внимания фунт презрения, живешь-поживаешь со своей безликой супругой, и на мои душевные метания тебе совершенно наплевать.