без друга?! Как много времени потеряли зря, даря своим вниманием неподходящих людей!
«В моей душе будто открылись какие-то шлюзы, и я за короткий срок наверстываю упущенное — то, что недолюбила все эти годы, — мысленно говорила себе Алла. — Две недели назад, сидя в кабинете и размышляя, почему моя душа мается, я подумала, что мне, быть может, не хватает романтических отношений. Тогда я посмеялась над собой, а ведь это правда… Мне и в самом деле хотелось романтики, и вот теперь я обрела желаемое, вновь став возлюбленной неисправимого романтика…»
…Господин Бобков уже не раз трижды перекрестился и похвалил себя за решение спонсировать хобби тщеславной супруги, а особенно за идею приобрести для нее отдельную квартиру, — теперь та пребывала в трудах и заботах, почти все время проводила в новом жилище, а он, соответственно, не имел счастья лицезреть подругу жизни.
Миф о незамужней писательнице-девственнице пришелся Семену Гордеевичу по вкусу — значит, ему не нужно делать ручку кренделем, сопровождая благоверную на всевозможные светские тусовки, а в обозримом будущем не придется отвечать на вопросы журналистов, каково ему в роли мужа знаменитости.
Посему Семен Гордеевич вздохнул с облегчением, попутно сделав себе комплимент относительно своего недюжинного ума.
— Спой мне, — попросил Сергей. На этот раз он захватил свою гитару.
— Спою, — согласилась Алла. — Философская песня, — чуть дурачась, подражая бардам, предваряющим новую песню комментарием, произнесла она. Невеселый итог моей жизни и взаимоотношений с мужчинами.
Покрылись инеем года,
Сквозь пальцы утекли водой,
Я в них царицею была,
Но ложным оказался трон.
Я орхидеями цвела
И беспредельностью манила,
О берега свои разбила
Все жизни, что неслись ко мне.
Пустым и тусклым был их свет.
Но вот лучом печальным
Явилась мне мечта
Давно ушедшая судьба,
Забытый ритм в моей крови,
Стучат внутри его шаги,
Иль сердца собственного стук,
Мне заглушают пустоту
Всех блеклых глаз
Из прошлых лет,
Их чужих рук и холод тел.
— И в самом деле невеселый итог… — тихо произнес Сергей. — А я совсем иначе представлял твою жизнь и отношения с мужчинами.
— Значит, я хорошая актриса.
Сказать в привычной дурашливой манере не получилось. Было грустно, и она ничего не могла с собой поделать.
— О чем ты думаешь? — спросил Сергей.
— О том, как сложатся наши отношения дальше.
— Замечательно сложатся.
— Да? Ты уже все заранее знаешь?
Незабытая женщина снова подставит мне губы — В полутемном дворе, и слезинки слизну с ее век, — пропел он. — Когда я это писал, верил, что так и будет.
— И даже то, что увидишь мои слезы? — Ее глаза и в самом деле увлажнились, но Алла не стала себя одергивать привычным: «Что-то я стала сентиментальной. Старею, что ли?»
Вместо ответа, он коснулся губами ее мокрых век.
…Циничная журналистская братия откровенно посмеивалась над доморощенным имиджем писательницы и делилась с коллегами своим мнением: это всего лишь декорации, а Изабелла Астралова — типичная конъюнктурщица, слепившая образ на манер новомодных колдунов и знахарей, а сама совершенно не соответствует навязываемому ей имиджу. Правда, эти разговоры велись лишь в кулуарах и на широкую публику не выносились.
Валентина Вениаминовна не скупилась на гонорары лояльным журналистам, благо ее благоверный в отсутствие супруги воспрянул духом и не покладая рук трудился на ниве собственного обогащения, не забывая откупаться от экс-подруги жизни. Семен Гордеевич Бобков был готов выделить ей еще более щедрое содержание, лишь бы она не вздумала вернуться в родные пенаты.
Если в прессе появлялась «ругательная» статья, писательница устраивала в редакции газет-журналов жуткий скандал, обещая нанять команду киллеров для отстрела провинившихся журналистов.
Узнав об очередном «воспитательном» рейде, Яков Борисович пытался повлиять на нее, пеняя за неразумность подобного поведения и несоответствие имиджу «неземной», но вздорная мадам Бобкова топала ногами:
— Я не позволю этим мерзким писакам вытирать об меня ноги! Кто они и кто я!
«Они ушлые журналисты, сразу учуявшие, что тебя слепили из лоскутков, — думал литагент. — А ты — невежественная бездарность, стерва и истеричка, возомнившая себя писательницей».
Вслух он этого конечно же не произносил — Попробовал бы! В его голову тут же полетел бы самый тяжелый предмет из подвернувшихся под руку разъяренной работодательнице.
— Разумеется, вы правы, Валентина Вениаминовна, — мысленно чертыхаясь, соглашался Яков Борисович.
— Называйте меня Изабеллой, — потребовала окончательно потерявшая чувство реальности экс-Бобкова. — А все писаки пусть знают, что я неприкосновенна!
Благодаря такой тактике кнута и пряника журналисты стали дружно дудеть в нужную дуду, пресса изобиловала скрытой рекламой в виде восторженно-хвалебных статей, где попутно акцентировались важные для ее имиджа аспекты, а миф о «чудаковатой девственнице» Астраловой все более упрочивался, обрастая все новыми подробностями и приобретая черты реальности.
— Не буду я киснуть. — Алла тряхнула годовой. — Лучше спою тебе о нас.
Сергей снова взял гитару и быстро подобрал аккомпанемент:
Могла бы быть снегом
И под ноги падать тебе…
Волной разбиваться
О милые губы,
О ресниц темный пяен,
Слезою катиться
В пропасть вселенной
Родных твоих черт…
Но я лишь
Безбрежная даль
Иль просто
Ушедшего прошлого тень…
Вдруг свет твоих глаз
Согрел все внутри,
Он важен так стал
Для меня,
Когда в темноте
Не нужны фонари,
Когда рождена
Вновь как дитя,
Когда навсегда
Есть смысл бытия.[35]
— Впервые за годы после нашей разлуки я счастлив.
— Я тоже.
…Воодушевленная растущей популярностью, экс-мадам Бобкова после некоторых препирательств все же согласилась с имиджмейкером и литагентом, что ей не стоит посещать светские тусовки, дабы не выходить из образа, да и вообще желательно нигде не мелькать, полностью прекратить контакты с прежними знакомыми, побольше времени проводить в своем причудливо обустроенном жилище, а если захочется размяться, выезжать неприметно одетой, в темных очках, повязав голову платком, и совершать променад в уединенных аллеях, к примеру в Кускове или Архангельском.
Поначалу она кривилась — хочется же себя показать, на людей посмотреть! Неинтересно гулять в одиночестве, да к тому же столь простенько одетой.
Яков Борисович успокоил ее, что, во-первых, все звезды, устав от славы, стремятся сохранить инкогнито, а во-вторых, это очередной рекламный трюк — ее прогулки увековечат лучшие фотографы и телеоператоры.
Благодаря стараниям Владимира Максимовича и его команды пиарщиков в прессе стали появляться статьи о том, как писательница Астралова набирается вдохновения для создания очередного произведения. Материал иллюстрировался снимками, и ее имидж обогатился новыми определениями: «затворница», «вечно одинокая», «мечтательница», «романтическая героиня», «скромница», «утонченная натура» и прочими в том же духе.
Известность, соответственно, росла, и писательница, предвкушая звездную популярность, послушно следовала советам создателей ее образа.
— Сереж, а кем работала Рита?
— Когда я поступил на журфак, Рита потянулась за мной, правда, второго образования не получила, но она и не стремилась к этому. Вначале отвечала на письма читателей, потом сама начала писать — простенько, но многим нравилось.
— Мне кажется, Рита и журналистика несовместимы. Ты тоже выпадаешь из образа нахрапистого журналюги, подкупая собеседников своим обаянием и человечностью. В тебе есть некая аура доброты, и сразу видно, что ты хороший человек. Даже облик располагает к откровенности, нет сомнений в твоей порядочности, потому интервьюируемый не опасается, что ты переврешь его слова или подашь материал под определенным углом, лишь бы тиснуть броскую статейку. Полагаю, твоя популярность и репутация классного мастера пера в немалой мере обусловлены этой аурой, обаянием и непохожестью на остальных собратьев по перу.
— Спасибо, Аленка… Лучшего комплимента я не слышал за всю жизнь.
— А это вовсе не комплимент, а правда.
— Тем более спасибо, раз ты считаешь это правдой.
— А Риту я даже представить не могу с диктофоном, в роли интервьюерши.
И опять Алла вспомнила, что почти не замечала жену Сергея. Среди сокурсниц было немало девушек, ничем особенным не выделявшихся, но с ними она дружила. А Риту игнорировала нарочито, демонстративно, мол, знать не знаю, кто ты такая, просто тень, следующая за своим мужем, а потому недостойна моего внимания. И в этом тоже проявилась ее неосознаваемая ревность и особое отношение к Сергею. Была бы к нему равнодушна, не брала бы в голову, на ком тот женился. Или приняла бы Риту, как и многих жен своих друзей, ведь Сергей бывал в их компании, его-то привечали. Отвергая его половину, тем самым она подчеркивала, что он сделал ошибочный выбор.
— Дай мне, пожалуйста, номер Ритиного рабочего телефона.
Он посмотрел на нее удивленно, но ничего не сказал и полез за своей записной книжкой. Переписав служебный телефон его покойной жены, Алла решила, что разговоры о погибшей можно временно отложить и заняться кое-чем гораздо более: приятным.
Утром следующего дня, пока Сергей брился в ванной, Алла из спальни позвонила в офис «Самаритянина» и сообщила номер служебного телефона Риты Мартовой.
Деловая Тамара тут же выяснила адрес газеты, в которой та работала, и сейчас сидела в раздумье, кому поручить туда съездить. Можно послать любую из «самаритянок», но они далеки от журналистики, А вдруг гибель Риты как-то связана с ее профессией? К примеру, она затеяла журналистское расследование, получила информацию, которая не понравилась человеку, категорически не желающему, чтобы кто-то совал нос в его дела и тем более опубликовал эти факты, и от нее избавились. Заказные убийства в журналистской среде хоть и редко, но бывают. Или же возникли какие-либо трения с коллегами. Трудно представить, что один труженик пера убьет другого из зависти, ревности или иных низменных мотивов, но раз такое случается в любой среде, то почему не может произойти в редакции газеты?.. В этом случае тот, кто хорошо знает нравы журналистского мира, лучше сориентируется.