— О, черт! — выругался Максвелл. — Картер, опомнись!
— Делай, что говорю! — сорвался на визг мэр. — Ликвидируй пожар!
— Ладно, будь по-твоему, — проворчал Максвелл. — Но парням это ох как не понравится. Если опять передумаешь, они и пальцем не…
Картер положил рацию и выпрямился.
— Мистер Адамс, позвольте уверить вас, что это просто ошибка…
— Вот именно, — зловеще проговорил Адамс. — Это большая ошибка, мэр. Самая большая в вашей жизни.
Несколько секунд оба стояли молча, прожигая друг друга взглядом.
— Завтра, — пообещал Адамс, — я отправлю в судебные инстанции петицию об отмене городского устава. Как владелец большинства земельных участков, включая корпоративные территории, я имею на это полное право.
Мэр судорожно сглотнул и наконец нашел слова:
— На каком основании?
— На том основании, — парировал Адамс, — что устав городу больше не нужен. Полагаю, мне не составит труда убедить в этом судей.
— Но… но… это значит, что…
— Ага, — вмешался в разговор Дедуся, — ты понял, что это значит. Что ты получишь пинок под зад.
— Парк. — Адамс обвел рукой заброшенные, обветшавшие жилые кварталы. — Чтобы люди помнили, как жили их предки.
Они стояли втроем на Тауэр-Хилле. Над ними высилась ржавая водонапорная башня, ее короткие и толстые стальные ноги утопали в высокой, по пояс человеку, траве.
— Вообще-то, не совсем парк, — объяснил Генри Адамс. — Скорее мемориал. Памятник эпохе общинной жизни, которая будет забыта на ближайший век. Заповедник разнообразных и специфических сооружений, которые отвечали определенным условиям и индивидуальным предпочтениям. Раньше строители были не рабами конкретных архитектурных концепций, а вольными творцами, пытавшимися улучшить жизнь. Через сто лет, прогуливаясь среди этих домов, люди будут испытывать такое же благоговение, какое нынче испытывают в музее, и сознавать, что лицезреют веху на пути из мира первобытного в мир совершенный. Художник потратит жизнь, перенося эти дома на свои полотна; писатель, задумавший исторический роман, придет сюда, чтобы впитать дух подлинности.
— Но ты говорил, что хочешь отреставрировать все дома, в точности восстановить прежний облик садов и газонов, — сказал Вебстер. — Это же гора денег! И еще гора понадобится, чтобы сохранять их в надлежащем состоянии.
— Денег у меня достаточно, — ответил Адамс. — Пожалуй, даже слишком много. Ты же в курсе: мои дед и отец занимались атомной энергетикой с момента ее зарождения.
— А уж как твой дед в крэп играл! — припомнил Дедуся. — Равных ему я не знаю. Ох и потрошил же он меня в дни получки!
— В прежние времена, — продолжал Адамс, — человек, у которого было слишком много денег, знал, на что их потратить. Например, на благотворительность или на медицинские исследования — хороших целей хватало. Но благотворительных фондов больше нет. Чтобы их поддерживать, нужен бизнес, а его осталось мало. Зато уже заработал во всю силу Всемирный комитет, и средств на медицину и прочие добрые дела у него вдоволь.
У меня не было никаких идей насчет этого парка, пока я не приехал сюда. Хотел взглянуть на дедушкин дом, только и всего. Дедушка много о нем рассказывал… Как сажал на переднем дворе елку, как на заднем выращивал розы… И вот я увидел… не дом, а насмешливый призрак. Нечто, брошенное за ненадобностью. Нечто, столь много значившее для кого-то раньше. В тот день, стоя вместе с Дедусей перед домом, я сказал себе: а ведь можно сохранить для грядущих поколений срез бытия наших предков, и наверное, в жизни мне ничего лучше не сделать.
Вдали над деревьями вился жгутик синеватого дыма. Вебстер указал на него:
— А как насчет них?
— Скваттеры? — уточнил Адамс. — Кто хочет, пусть остается. Тут есть к чему приложить руку. И всегда найдется дом для желающих поселиться. Меня только одно беспокоит — не смогу постоянно здесь присутствовать. Для моего проекта нужен управляющий, и это будет работа на всю жизнь.
Он посмотрел на Вебстера.
— Джонни, берись, — сказал Дедуся.
Вебстер отрицательно покачал головой:
— Бетти уже всем сердцем там, в поместье.
— Тебе не обязательно жить здесь, — сказал Адамс. — Можно летать каждый день на работу.
С подножия холма донесся оклик.
— Это Ол! — вскричал Дедуся и замахал клюкой. — Здорово, Ол! Поднимайся к нам.
Они молча ждали, глядя, как старик с трудом преодолевает склон.
— Хочу я, Джонни, с тобой потолковать, — сообщил Ол. — Есть у меня одна идейка. Всю ночь не спал, обмозговывал ее.
— Излагай, — сказал Вебстер.
Ол покосился на Адамса.
— Да не тушуйся, — ухмыльнулся Вебстер. — Это Генри Адамс. Небось, помнишь его деда, старину Эф-Джи?
— Помню его, — кивнул Ол. — Он был без ума от атомной энергии. И как у него судьба сложилась?
— Очень успешно, — ответил Адамс.
— Рад это слышать, — сказал Ол. — Стало быть, ошибся я. Говорил ему: ничего у тебя не выйдет, хватит витать в облаках.
— Так что за идея? — спросил Вебстер.
— Ты, поди, слыхал про гостевые ранчо?
Вебстер кивнул.
— Это такие места, куда горожане приезжают в ковбоев поиграть — на лошадках покататься и все такое. Им же невдомек, что настоящее ранчо — никакая не романтика, а сущая каторга…
— Правильно ли я понял, — спросил Вебстер, — что ты решил переделать свою ферму в гостевое ранчо?
— Неправильно, — сказал Ол. — Не в гостевое ранчо, а в гостевую ферму. Нынче мало кто знает, что такое ферма, потому как почти не осталось ферм. Читают всякую чепуху про иней на тыквах, про то, как приятно…
— Ол! — перебил Вебстер, с восхищением глядя на старика. — А ведь выгорит дельце! Да они передерутся за возможность провести отпуск на настоящей, всамделишной, доподлинной исторической ферме!
Внизу на склоне из кустов выскочила блестящая штуковина. Она стрекотала, чирикала и скворчала; она взблескивала лезвиями и размахивала суставчатой рукой.
— Что это? — изумился Адамс.
— Газонокосилка, чтоб ее разорвало! — ругнулся Дедуся.
МиражПеревод О. Битова
Они вынырнули из марсианской ночи — шестеро жалких крошечных существ, истомленных поисками седьмого.
Они возникли на краю круга света, отбрасываемого костром, и замерли, поглядывая на троих землян своими совиными глазами.
И земляне застыли, захваченные врасплох.
— Спокойно, — выдохнул Уомпус Смит уголком бородатого рта. — Если мы не шелохнемся, они подойдут поближе.
Издалека донесся чей-то слабый, тягучий стон — он проплыл над песчаной пустыней, над остроконечными гребнями скал, над исполинским каменным стрельбищем.
Шестеро стояли на самой границе света. Пламя расцвечивало их мех красными и синими бликами, и они будто переливались на фоне ночной пустыни.
— «Древние», — бросил Ларс Нелсон Ричарду Уэббу, сидящему по другую сторону костра.
Уэбб поперхнулся, у него перехватило дыхание. Перед ним были существа, которых не надеялся увидеть не только он сам, но и никто из людей, — шестеро марсианских «древних», — вынырнувшие вдруг из пустыни, из глубин тьмы, и замершие в свете костра. Многие — это он знал наверняка — провозглашали расу «древних» вымершей, затравленной, погибшей в ловушках, истребленной алчными охотниками-песковиками.
Сначала все шестеро казались одинаковыми, неотличимыми друг от друга. Потом, когда Уэбб присмотрелся, он заметил мелкие различия в строении тел, выдающие своеобразие каждого. «Шестеро, — подумал он, — а ведь должно быть семь…»
«Древние» медленно двинулись вперед, все глубже вступая в освещенный круг у костра. И один за другим опустились на песок, лицом к лицу с людьми. Никто не проронил ни слова, и молчание в круге огня становилось все напряженнее, лишь откуда-то с севера по-прежнему доносились стенания, словно острый тонкий нож взрезал безмолвную ночь.
— Люди рады, — произнес наконец Уомпус Смит, переходя на жаргон пустыни. — Люди долго вас ждали.
Одно из существ заговорило в ответ. Слова у него получались полуанглийскими-полумарсианскими — чистая тарабарщина для непривычного слуха.
— Мы умираем, — сказало оно. — Люди долго вредили. Люди могут немного помочь. Теперь, когда мы умираем, люди помогут?
— Люди огорчены, — ответил Уомпус, но даже в тот миг, когда он старался напустить на себя печаль, в голосе у него проскользнула радостная дрожь, какое-то неудержимое рвение, как у собаки, взявшей горячий след.
— Нас тут шесть, — сказало существо. — Шесть — мало. Нужен еще один. Не найдем Седьмого — умрем. Все «древние» умрут без возврата.
— Ну, не все, — откликнулся Уомпус.
— Все, — настойчиво повторил «древний». — Есть другие шестерки. Седьмого нет нигде.
— Чем же мы можем вам помочь?
— Люди знают, где Седьмой. Люди прячут Седьмого.
Уомпус затряс головой:
— Где же мы его прячем?
— В клетке. На Земле. Чтобы другие люди смотрели.
Уомпус снова качнул головой:
— На Земле нет Седьмого.
— Был один, — тихо вставил Уэбб. — В зоопарке.
— В зоопарке, — повторило существо, будто пробуя незнакомое слово на вкус. — Так мы и думали. В клетке.
— Он умер, — сказал Уэбб. — Много лет назад.
— Люди прячут Седьмого, — настаивало существо. — Здесь, на этой планете. Сильно прячут. Хотят продать.
— Не понимаю, — выговорил Уомпус, но по тому, как он это произнес, Уэбб догадался, что тот прекрасно все понял.
— Найдите Седьмого. Не убивайте его. Спрячьте. Запомните — мы придем за ним. Запомните — мы заплатим.
— Заплатите? Чем?
— Мы покажем вам город, — ответило существо. — Древний город.
— Это он про ваш город, — пояснил Уэббу Нелсон. — Про руины, которые вы ищете.
— Как жаль, что у нас в самом деле нет Седьмого, — произнес Уомпус. — Мы бы отдали его им, а они отвели бы нас к руинам.
— Люди долго вредили, — сказало существо. — Люди убили всех Седьмых. У Седьмых хороший мех. Женщины носят этот мех. Дорого платят за мех Седьмых.