Пакард подъехал к конюшне и спешился. Один из двоих мужчин встал, с глухим стуком отодвинул стул, лениво вышел вперед и, ковыряя в зубах соломинкой, поинтересовался:
— Чего надо, приятель?
— Зерно для коня найдется? — спросил Пакард. — Он целый день провел в дороге.
Мужчина мотнул головой:
— Есть только сено. Недурное. Зерно сюда не возят — чересчур накладно выходит.
Пакард кивнул, вспомнив тропу через каньон. Перевозка по такой дороге действительно встанет дорого.
— Если ты едешь от самой Дьяволовой Горки, то понимаешь, о чем я, — сказал мужчина.
Пакард сухо улыбнулся. Он понял скрытый в словах собеседника вопрос — в этих местах спрашивать напрямую было не принято.
— А если и оттуда, что в том плохого?
Мужчина поскреб подбородок грязными ногтями.
— Уж и не знаю. А по пути кого встретил?
— Проклятье, Клинт, ну кого он мог встретить? — вмешался его напарник, не меняя позы. — Банду в каньоне интересуют только фургоны, набитые золотом.
— Я повстречал только одного человека, и он болтается на тополе неподалеку отсюда, — сообщил Пакард.
— А, этот, — сказал Клинт. — Приехал пару недель назад. Его линчевали.
— Линчевали?
— Слишком много вонял, — пояснил Клинт. — Люди из кожи вон лезут, чтобы в городе был порядок, а этот явился и устроил черт знает что. Нам тут таких не надо.
— Кого-то пристрелил? — осведомился Пакард.
— Вот именно, — подтвердил тот, что сидел у стены. — Охранника из курьерской конторы.
— Понятно, — кивнул Пакард. — Хотел поживиться денежками.
— Какое там, — возразил напарник Клинта. — Подошел к нему на улице среди бела дня и всадил пулю. Без всяких объяснений.
— Забавно, — пробормотал Пакард.
— И не говори.
— Видать, знал его раньше, — предположил Клинт. — Может, выследил. — Он взял лошадь под уздцы и увел в конюшню.
— Если хочешь умыться, водопойное корыто за углом, — сказал Пакарду напарник Клинта.
Пакард сухо улыбнулся:
— Так и сделаю.
— «Хрустальный дворец» — единственный салун в городе, а это, — говоривший кивнул на двухэтажную постройку, — единственная гостиница. Если не шибко любишь гостиницы, Клинт найдет для тебя местечко, где переночевать.
— Спасибо, — коротко поблагодарил Пакард.
В темноте какой-то человек сошел с дощатого тротуара и направился к ним. Пакард разглядел, что он невысок ростом и одет в костюм в черно-белую клетку. На животе поблескивала золотая цепочка от часов. Пухлые щеки делали его похожим на суслика, который набил их зерном и торопится обратно в нору; губы тоже были толстыми и выпяченными, из-за чего казалось, что он обиженно дуется. Нелепости образу придавали щегольские усики над верхней губой.
— Добрый вечер, джентльмены, — поздоровался он.
— Добрый вечер, — сказал напарник Клинта.
— Вот, ищу свой глаз, — сообщил человечек. — Случайно не находили?
Напарник Клинта, грохнув стулом, подался вперед и изумленно вытаращился:
— Чего-чего ты ищешь?
— Глаз. Он выпал и потерялся. — Клетчатый человечек показал пальцем на пустую левую глазницу. — Понимаете, он у меня искусственный. С виду напоминает стеклянный шарик.
Сидевший на стуле озадаченно крякнул.
— Не, я не находил. А с чего ты взял, что потерял его здесь?
— Я сам не знаю, где его потерял, — развел руками клетчатый. — Сильно набрался, а когда протрезвел, глаза уже не было.
— Ясно.
— Он мог закатиться куда угодно, — добавил человечек.
— Ладно, поищу поблизости, — пообещал напарник Клинта.
— Лучше бы он поскорее нашелся, — вздохнул клетчатый. — Я без него все равно что раздетый. — Он развернулся и побрел прочь, опустив голову, как будто искал что-то на земле.
Напарник Клинта посмотрел на Пакарда.
— Кто у нас тут только не шляется, — извиняющимся тоном проговорил он.
Облокотившись на барную стойку, Пакард вертел в руках стакан и смотрел в зеркало. В «Хрустальном дворце» бурлила жизнь. Сквозь гул голосов пробивалось звяканье стаканов, стрекот шарика в барабане рулетки, порой негромко клацали фишки на покерных столах в глубине зала. В углу старый скрипач и молодой аккордеонист выводили мелодию под аккомпанемент расстроенного пианино, безнадежно проигрывая в громкости раздражающему общему гаму в салуне.
Значит, Престон Кардуэй застрелил охранника курьерской конторы, и за это линчеватели вздернули его на дереве, а труп оставили висеть в назидание всем, кто будет ехать через каньон!
Предупреждение — вещь полезная, сказал себе Пакард, глядя в заставленную бутылками зеркальную стену, — хоть Кардуэю и пришлось ради этого умереть. Пальнул сгоряча, идиот, и человека нет. Не сомневался, что это, как обычно, сойдет ему с рук. В свое время Кардуэй перестрелял немало людей в разных городах — так же, на улице, средь бела дня, и выходил сухим из воды. С чего бы ему думать, что на этот раз обернется иначе?
Только что-то тут было не так. Что-то все же не сходилось. Хэнгменз-Галч не походил на город, в котором царит закон и порядок. Сомневался Пакард и в том, что правосудие здесь вершили линчеватели.
Во-первых, Хэнгменз-Галч — слишком молодое поселение, сам с собой рассуждал Пакард, типичный бум-таун[11], можно сказать, только-только вышедший из пеленок. Слишком много в нем пришлых людей, шума и пены. Стремление к добродетели возникает у жителей города не раньше, чем померкнет блеск новизны.
Какой-то человек протолкался сквозь толпу и уселся за стойку рядом с Пакардом. Пакард изучил его отражение в зеркале: белый воротничок, черный галстук и в нем — булавка с искрой брильянта, желтовато-коричневый жилет, из кармашка свисает изящная цепочка с золотой зубочисткой на конце. Губы незнакомца зашевелились.
— Вижу, вы не местный?
— Так точно, — ответил Пакард отражению. — Сегодня приехал.
— Я — Джейсон Рэндалл, — представился незнакомец. — Хозяин этого заведения. Увидел вас и решил поздороваться.
— А меня зовут Пакард, Стенли Пакард. Я тут проездом.
— Возможно, вам захочется задержаться у нас подольше, — сказал Рэндалл. — Многие остаются. Хэнгменз-Галч — хороший городок, до самого побережья лучше не найти.
Пакард разглядывал собеседника с нескрываемым интересом. Скользкий тип, решил он. Жестокий и хитрый, но в то же время лощеный и обходительный — точь-в точь паук, затаившийся в паутине.
Рэндалл оторвал глаза от Пакарда и оглянулся. Пакард тоже посмотрел назад. Через маятниковые двери в салун вошел человек — высокий, осанистый, безоружный. В свете покачивавшихся под потолком хрустальных люстр его седые волосы, зачесанные назад, казались сияющей серебряной короной. Высоко держа голову, человек обвел глазами толпу в мутном мареве табачного дыма, и на его лице мелькнуло что-то вроде жалости. Один из посетителей салуна его заметил и крикнул:
— Да это же пастор! Эй, пастор, иди промочи горло, я угощаю!
Человек не сдвинулся с места; его взгляд по-прежнему выискивал кого-то в толпе. Какая-то женщина засмеялась резким визгливым смехом, который заглушил и хриплые звуки музыки, и гомон голосов, и стрекот рулеточных колес.
Отыскав Рэндалла, вошедший вперил в него глаза. Их взгляды встретились. Потом высокий человек медленно двинулся вперед. Толпа расступилась, пропуская его. Седовласый остановился перед Рэндаллом.
— Мистер Рэндалл, мы можем переговорить наедине? — густым низким голосом спросил он.
— Преподобный, — загудел в ответ Рэндалл, — говорите прямо здесь все, что желаете сказать.
— Едва ли… — начал седовласый, но Рэндалл его перебил:
— Вы хотите, чтобы я закрыл заведение.
Священник кивнул.
— Воскресенье — день Господень, — промолвил он. — Не достойно устраивать…
— Вас, преподобный, заедает только одно, — рявкнул Рэндалл. — У меня публика есть, а у вас нет! И дело лишь в том, что ваши дрянные проповеди не сравнятся с тем, что предлагаю людям я.
— Моя просьба касается только воскресенья, — продолжал священник. — Скажем, с полуночи субботы и до утра понедельника. Я не возражаю против того, что здесь делается в остальные дни недели, но по воскресеньям, безусловно, следует блюсти тишину и приличия. Недопустимо, чтобы пьяные валялись на улицах и дамам, которые посещают службу в церкви, приходилось через них переступать.
Рэндалл плюнул на пол.
— Преподобный, не суй нос куда не следует. Я занимаюсь своим делом, а ты занимайся своим. Если мы оба так и поступим, то разойдемся миром.
Пакард сгреб Рэндалла за плечо и резко развернул, потом еще крепче ухватил туго натянувшуюся ткань сюртука и привлек владельца салуна к себе, так что их лица оказались в считаных дюймах друг от друга.
— Послушайте, вы, — прорычал Пакард, — там, откуда я родом, людей духовного сана принято уважать. Может, мы и не во всем с ними соглашаемся, но, по крайней мере, проявляем к ним должное почтение.
— Ах ты, грязный… — Рэндалл потянулся к кобуре, но священник молниеносным движением отвел его руку в сторону еще до того, как пальцы коснулись револьвера, вытащил шестизарядник Рэндалла, подбросил вверх и поймал на лету.
— Спокойно, преподобный, — негромко произнес Пакард. — Не стоит вам в это ввязываться.
Он с силой отшвырнул Рэндалла назад, отчего тот врезался в барную стойку.
— Все это время я держал палец на спусковом крючке, — сообщил Пакард. — Возьмись он за оружие, и я проделал бы дыру у него в брюхе. — Он устремил тяжелый взгляд на Рэндалла. — Не люблю грубиянов. Если ты или кто-то из твоих людей хотя бы пошевелится, будете жрать опилки. — В салуне повисла мертвая тишина — блистательная тишина, переливающаяся в свете люстр. — Закроешь ты свой кабак или нет, меня не волнует. Так или эдак, мне плевать. Но в следующий раз, когда захочешь поговорить с преподобным, не забудь о вежливости.
Вокруг царила та же тишина, звонкая и напряженная.
— Преподобный, — Пакард обратился к священнику, — вам, пожалуй, лучше уйти. С минуты на минуту здесь разразится адское…