Послышались шаги. В сгущающейся темноте возникли очертания фигуры: сгорбленный, кривоногий человек неуклюже ковылял навстречу Пакарду. На расстоянии в пять футов человек остановился.
— Что ты тут делаешь? — спросил он.
— Гуляю, — ответил Пакард.
Темная фигура подошла ближе.
— Если ты топаешь туда, куда я думаю, лучше поворачивай обратно.
— Почему? — без выражения поинтересовался Пакард.
— Боссу не понравится, что ты идешь к Пейджу.
Пакард резко шагнул вперед. Человек схватился за револьвер, но Пакард ударом кулака выбил у него оружие, а потом еще двинул в челюсть. Человек зашатался и рухнул навзничь, дернувшись от столкновения с землей.
Пакард склонился над поверженным. Вытащил из его кобуры револьвер, зашвырнул в кусты. Сидя на корточках, закурил и при свете горящей спички взглянул в лицо противника. Нет, Пакард его не знал. Если и видел в «Хрустальном дворце», то не запомнил.
Незнакомец застонал и попытался сесть, осторожно ощупывая челюсть. Поймал взгляд Пакарда, разлепил губы.
— Босс этого так не оставит, — прошепелявил он.
— Он послал тебя следить за мной?
Человек кивнул.
— Он же не велел тебе меня останавливать?
— Нет, но…
— Но он не хочет, чтобы я встречался с Пейджем.
— Точно, — сказал незнакомец. — Он страшно разозлится. На нас обоих.
— А что, если это он отправил меня к Пейджу?
Незнакомец разинул рот:
— Кто, босс? Он сам…
— А вот это не твоего ума дело. — Пакард выпрямился. — Я пошел, — сказал он. — Хочешь идти за мной — пожалуйста. Только держись подальше. Не смей приближаться.
Пейдж открыл на стук, за руку втащил Пакарда в дом и похлопал по спине.
— Ты здесь, — удовлетворенно произнес он. — Значит, был у китайца.
— Не обольщайся, пастор, — нахмурился Пакард. — Я знаю, что ты задумал, и на это не пойду.
Пышные седые волосы старика отливали серебром в свете лампы; на стенах все так же висели картины, на полках стояли книги. С кухни доносился запах жареного мяса и проворный стук женских каблучков.
— Но ведь ты убил Стовера, самого быстрого стрелка в городе! Подстрелил его, хотя он целился тебе в спину.
— Что ты мне предлагаешь? — бесстрастно спросил Пакард.
— Звезду шерифа, — сказал Пейдж. — Звезду и парней в помощь.
— Звезды шерифа не валяются на дороге.
— Я сделаю так, что ты ее получишь.
— А чем мне заниматься, пока ты уговоришь власти сделать меня шерифом?
— Уезжай из города сегодня же ночью. Через горы ведет тропа, я дам тебе лошадь. Можешь привести своих людей.
— У меня нет людей.
— Но… — растерялся священник.
— Ясное дело, — хмыкнул Пакард. — Ты такой же, как остальные. Держишь меня за преступника. Думаешь, что я каждый день убиваю направо и налево. Что где-то прячутся мои приятели-головорезы, и, если я приведу их сюда, мы расстреляем из пушек банду Рэндалла и покончим с ним навсегда.
— Зато тебе и выгоды немало, — настаивал Пейдж. — Прощение всех проступков, полная амнистия и…
— Я не совершил ничего такого, за что требуется прощение. Разве что Стовера застрелил, но это была самозащита. И дружков у меня нет, так что не мечтай очистить город моими руками.
Старик тяжело опустился в кресло. На его лице вдруг проступила усталость.
— Я совершил ошибку, — промолвил он, обращаясь в пространство. — Так поступать — не по-человечески и не по-христиански, но мы не всегда мыслим ясно. Применять силу — неправильно, и для меня столь же неправильно, сколь и для Рэндалла. Я поддался искушению. Решил, что нашел способ навести в этом городе порядок…
— Мне жаль, пастор, — сказал Пакард.
— Не надо нас жалеть, — раздался голос со стороны двери. — Приберегите свою жалость для кого-нибудь другого.
Пакард рывком обернулся и увидел девушку.
— Добрый вечер, мисс, — сказал он, снимая шляпу.
— И зачем вы только явились! — раздраженно произнесла она. — Мало нам Хёрли, который ходит к отцу каждый день. Я давно говорю, что пора перебираться куда-то еще, где нет таких мерзавцев. Зачем оставаться здесь, если можно переехать в приличный город?
— Не обращай на нее внимания, — попросил Пакарда Пейдж. — Она просто злится из-за того, что я ее отсылаю — на восток, в пансион. Молоденькой девушке тут не место.
Пакард, не сводивший глаз с дочери священника, его даже не слышал.
— Мисс, — сказал он, — просто чтобы вы знали. Вряд ли вы мне поверите, ну да не важно. До того как пристрелить Стовера, я ни разу в жизни не убивал человека. Но мне надоели никудышные стрелки, которые хотят добавить меня в список своих жертв, чтобы потом хвастать, будто бы они убили сына Стива Пакарда. Я не жажду стать засечкой на кобуре у одного из них, мисс, и поэтому подумал, что единственный способ этого избежать — самому поставить несколько таких засечек.
Девушка молчала, но со своего места Пакард видел, как бьется жилка у нее на шее, как ее губы приоткрылись, а затем снова сомкнулись.
— Ты сильно обижен, сын мой, — сказал Пейдж, — и ты нетерпелив. В мире есть добро…
— Лично я его не видал, — перебил Пакард.
— Ты пришел сюда, — продолжал Пейдж, — с умыслом. Не знаю с каким, но лучше бы тебе выбросить его из головы. Он принесет тебе лишь горькие сожаления.
— Читай свои проповеди тем, кто желает их слушать, — отрезал Пакард. — Такие, как ты, толкают человека на путь, который ему противен, а потом, когда он все-таки следует этим путем, объявляют его средоточием пороков. — Он взялся за дверь и открыл ее, потом обернулся. — Ты прав, пастор. Я пришел сюда не просто так, и я выполню то, что задумал.
Пакард быстрым шагом двинулся вниз по тропе. Наступила ночь, и Хэнгменз-Галч превратился в чернильное пятно, испещренное мерцающими огоньками и наполненное гулом жизни.
Все зависит от того, в какой семье ты родился, рассуждал сам с собой Пакард. Если твой папаша убивал людей, грабил дилижансы и банки, ты будешь делать то же самое. Как бы ты ни старался жить иначе, судьба рано или поздно тебя настигнет. Как настигла его. В конце концов, надо же чем-то зарабатывать на хлеб.
У подножия склона, где тропа переходила в улицу, из-за дерева вышел человек. Пакард остановился, положив руки на револьверы.
— Лошади — там, — сказал человек.
Пакард бесшумно приблизился к нему, спросил:
— Ты со мной?
— Точно так, — сказал человек. — Я Блейд, Джон Блейд. Пожмем руки, дружище. Для меня честь ехать вместе с тобой.
Пакард не раздумывая протянул руку и нашел в темноте ладонь Блейда. Рукопожатие оказалось коротким и уверенным, крепким и теплым… и от этого тепла Пакард внезапно испытал что-то похожее на чувство товарищества.
— Для меня тоже честь ехать с тобой, Блейд, — сказал он.
Луна взошла поздно, ночь была темной и холодной. Осенний ветер завывал в вершинах скал, бился в стены каньонов. Казалось, Блейд знал дорогу с закрытыми глазами, и хотя продвигались они медленно, путь выбирал без колебаний. Пакард ехал следом.
Видимо, человек, приставленный за ним следить, ничего не сказал Рэндаллу, ведь если бы Рэндалл узнал, что Пакард встречался со священником, то по меньшей мере потребовал бы немедленных объяснений.
Рэндалл, несомненно, уверен, что поймал его на крючок, что у него нет другого выхода, кроме как принять поставленные условия. Пакард мрачно усмехнулся во тьме. Завтра что-то произойдет — он это чуял. Нечто такое, что даст ему долгожданный шанс.
А что, если пойти против Рэндалла? Задав себе этот вопрос, Пакард тут же с тоской понял: не стоит и пробовать. У него на самом деле нет выбора. Рэндалл прижал его по полной. Он знает, кто такой Пакард и зачем приехал в Хэнгменз-Галч.
В сущности, сказал себе Пакард, этот расклад устраивает его больше, чем сговор с Кардуэем. Грабить курьерскую контору под носом у Рэндалла, даже при потворстве охраны, — чистое безумие.
И речь идет не только о спасении собственной шкуры. Пакард испытывал глухую ненависть при мысли о том, что человек вроде Рэндалла захватил город и нагло правит им, какой бы шаткой ни была империя, возведенная при помощи шестизарядного револьвера; что человек вроде пастора Пейджа подвергает свою жизнь опасности, выступая против власти оружия; что даже золото можно красть лишь тому, кто застолбил за собой это право.
Пакард не особо-то и хотел связываться с Кардуэем, и только отчаяние заставило его принять участие в затее, которую Кардуэй описал лишь туманными намеками. Кардуэй, конечно, был неплохим парнем, но уж больно скользким. Пакарду вспомнилась сигарета, вечно торчавшая у него изо рта, и прозрачный дым, который поднимался к прищуренным глазам.
Вне всяких сомнений, Кардуэй намеревался его использовать. Сидел и смотрел, как Пакард сбивает стеклянные шарики, — чуял, какое преимущество дает такая меткость. Выяснил все о Пакарде и начал его обрабатывать: «Черт, малец, у тебя ни единого шанса. Тебе никогда не избавиться от клейма. Так уж устроен этот мир — люди всегда ищут, кого бы пнуть, и твой старик предоставил им отличную возможность запинать тебя. Хватит быть сосунком, малец. Ты так ловко обращаешься с пушками, что на этом надо зарабатывать деньги».
В его словах была правда, чертова уйма правды. Пакард успел поработать в цирке, до этого — на складе кормов для скота в Канзасе, а еще раньше целых две недели служил охранником в банке, пока трясущиеся от ужаса хозяева не узнали, кто он.
На востоке взошла луна, зависнув над горизонтом огромным алым шаром, который в эту минуту разделяла надвое косматая сосна на вершине скалы.
Блейд остановил коня; Пакард поравнялся с ним и тоже встал. Блейд вытащил кисет и принялся мастерить самокрутку. Пакард, сидя в седле, устремил взор на грубую, каменистую землю, наполовину освещенную красноватым сиянием луны, наполовину скрытую в сумраке.
Блейд протянул ему кисет и полоску бумаги:
— Угощайся.
— Спасибо, — поблагодарил Пакард.