– Я хоть немножко сгодилась? – спросила она, когда снова смогла говорить.
– Сгодилась – для чего?
– Для работы моделью.
– А, это! Да, разумеется. Из тебя получилась чудесная модель. Лучше и не придумаешь.
Она испустила глубокий вздох удовлетворения.
Он порылся в боковом кармане и вытащил помятый пакетик мятных «поло».
– Они тебя согреют.
– А ты будешь?
– Буду. Положи мне. – Он сбавил скорость, повернулся и на секунду ощутил губами прикосновение ее холодных пальцев.
Уже почти стемнело, крупные снежинки с праздной неопределенностью медленно слетали с неба.
– Сколько тебе лет?
– Пятнадцать. Ну, вообще-то почти шестнадцать, – ответила Джульет сдержанным, взрослым голосом: вопросы про ее возраст она терпеть не могла, потому что слишком уж часто за ними следовал тошнотворный покровительственный тон. – А тебе?
– Мне двадцать шесть. Довольно-таки юные двадцать шесть.
Господи, думал он. Нам придется ждать долгие годы.
– На десять лет больше, чем мне, – со спокойным удовлетворением подытожила она. – Это не так-то мало. Но на самом деле ты не кажешься таким уж старым.
Он начинал ей нравиться – за внешность, которая, если приглядеться, оказалась и яркой, и романтичной: на лоб косо падал темный локон, скулы были высокими, глаза менялись каждый миг – становились то насмешливо-обаятельными, то приобретали иное, незнакомое ей выражение. Эта загадочность пришлась ей очень по душе.
Снегопад усилился, снежинки становились белыми, только когда долетали до ветрового стекла, зато теперь не таяли, а лежали там, где упали; вскоре от снега обочины, живые изгороди и поля за ними заблистали. «Дворники» вместо того, чтобы нехотя и небрежно описывать дуги по стеклу, двигались с трудом и протестующе скрипели. Ветровое стекло изнутри начало запотевать от их дыхания, и они по очереди протирали его ладонями. К тому времени как они миновали Сэдлском и добрались до поворота налево, который выходил к шоссе на Бэттл, разыгралась метель.
– Ты как, ничего, моя дорогая? Извини, что здесь так холодно.
– Немножко замерзла, но в остальном все хорошо. – Поездка превратилась в настоящее приключение. Помолчав, она спросила нерешительно – не хотела показаться слишком наивной: – А почему ты все время говоришь мне «моя дорогая»?
– Потому что я обнаружил, что так оно и есть, – прежде чем броситься в омут головой, он чуть помедлил. С чего начать? – Это началось сегодня за обедом, то есть совсем недавно. Дело в том, что я увидел сегодня, как ты сидишь за столом напротив меня, и вдруг – разумеется, ничего подобного я и не ожидал, – вдруг испытал к тебе чувства… да, пленился. Вообще-то я полюбил тебя – влюбился. Теперь я понимаю, почему это называют «любовью с первого взгляда».
Он остановил машину, чтобы как следует разглядеть ее – узнать, как она восприняла его слова.
Она обхватила себя обеими руками и обратила на него сияющие глаза.
– Влюбился в меня? Честно и по правде? Вот это да! Так ты поэтому подарил мне то миленькое зеленое колечко?
– Да, пожалуй.
– В знак помолвки?
Он кивнул. И осознал – уже не в первый раз за этот день, – что она еще совсем ребенок, хоть и выглядит старше своих лет.
– Но мне кажется, нам никому не следует об этом говорить, – продолжал он, и она прервала:
– Нет, конечно! Гораздо интереснее, если это будет секрет. А то мама взбесится. Она считает, что я еще слишком мала и не доросла для всего взрослого и увлекательного.
Дальше заходить нельзя, подумал он. Приложил руки к ее щекам, взял ее лицо в ладони и запечатлел целомудренный поцелуй на ее нежных алых губах.
– Вот так. Это чтобы скрепить второе соглашение между нами. Никаких насмешек над жертвами банановой кожуры, и никому из родных ни слова о нашей тайне.
Она снова вытерла стекло, и он очень медленно повез их обоих домой.
По пути она сказала:
– А в пьесе настоящей Джульетте было всего пятнадцать.
– Ну, в то время многое случалось раньше. Люди умирали довольно молодыми.
– Во всяком случае, они не были родственниками, – сказала она.
Он чуть было не сказал – да, не были, как и они, но вовремя спохватился. Как она относится к нему, он плохо себе представлял, и вопросы об этом казались ему рискованными. Но тут она снова заговорила:
– Ну конечно! Ты ведь мой сводный брат. И кажешься намного старше. Ничего такого я о тебе не думала. – Помолчав, она безнадежным, тонким голоском спросила: – Так что тебе нет никакого смысла влюбляться в меня, правильно?
– Это тут ни при чем. Дорогая Джулс, когда любишь кого-то, все в этом роде не в счет. Вся эта чушь насчет инцеста – пустая болтовня. Даже не задумывайся о ней. Всего-навсего устаревшие пуританские условности. Не надо портить наш чудесный секрет. Ты все равно ничем не помешаешь мне любить тебя.
– Ладно, не буду. – Ей совсем не хотелось рассказывать о нем подружкам. Они не поверят, только посмеются над ней – этой мысли она ужаснулась. – Не буду, – повторила она. – Обещаю.
Когда они вернулись, чай уже почти закончился, но все явно вздохнули с облегчением, увидев их. Его удивило самообладание, с которым она отвечала на расспросы – ездили в лес за Бэттлом, Невилл фотографировал ее, на обратном пути попали в метель, потому и задержались, – удивило и слегка опечалило.
– Ну, если уж ты настаиваешь на том, что Саутгемптон надо сохранить, нам пора всерьез задуматься о том, кто будет управлять им. А то сейчас там неизвестно что творится.
– Насчет этого не знаю.
Эдвард безнадежно смотрел на своего дорогого, упрямого и несговорчивого брата. И обнаружил, что сдерживается с трудом.
Спор о слишком крупных средствах, вложенных в недвижимость, они вели уже несколько месяцев, и каждый раз Эдварду казалось, что он уже почти сдвинул дело с мертвой точки, но когда вновь заговаривал о том же, понимал: Хью так и не внял никаким его уговорам.
– А как тебе Макайвер? Преданный, подчиненные его любят, местный…
Он еще не закончил перечислять его достоинства, как Хью перебил:
– Да знаю я, старина, все знаю, но он не Казалет. А нам нужен член нашей семьи. Заправлять делами должен Казалет.
– Но почему, скажи на милость, почему?
– Потому что мы – маленькая семейная компания.
Они обедали в клубе Эдварда, «Ройял Темз» в Найтсбридже, и теперь он предложил перейти в кофейную. Может, капелька бренди снизит напряжение. Но когда они наконец расположились с кофе для обоих, бренди и сигарой для Эдварда, клубным портвейном и сигаретами для Хью, тот заявил:
– Собственно говоря, я надеялся, что это дело ты возьмешь на себя.
Миг абсолютного ужаса. Господи!
– Исключено, к сожалению. Знаешь, я ведь наконец купил тот дом в Хоукхерсте. Я просто не смогу ездить оттуда, а Диана уже прикипела к нему… А если Руп?
На этот раз они впервые переглянулись с одинаковым выражением снисходительного единодушия.
– Ты же знаешь, Эдвард, он далеко не самый решительный человек в мире. Боюсь, из этого ничего не выйдет.
– Конечно же, ты абсолютно прав. – Было так приятно сойтись во мнении хоть о чем-нибудь. Обед начался со спора по поводу Суэцкого канала: Хью считал, что британцы и французы вправе попытаться удержать его в своих руках – «ведь как-никак мы с французами взяли на себя большинство расходов. А египтяне вложили жалких десять тысяч фунтов». Но Эдвард утверждал, что канал построен на территории Египта, вдобавок не предпринималось никаких попыток договориться мирным путем.
– За его состоянием вряд ли будут следить как полагается. Товарищ по яхт-клубу рассказывал мне, что заградительные сети уже перестали чинить, а это значит, что в Эгейском море вскоре прибавится довольных и голодных акул. Он даже видел одну такую – большой черный плавник рассекал воду со скоростью, не предвещающей ничего хорошего, – как подводная лодка.
– Ну что ж, – после неловкой паузы заговорил Хью, – пожалуй, момент самый подходящий, чтобы повысить в должности юного Тедди. С клиентами он работал успешно, я отправлял его на наши пристани примерно раз в неделю. А ты как думаешь?
– Не слишком ли он молод?
– Чепуха. Ему ведь… скоро тридцать три? Я бы сказал, в самый раз. И Макайвер поможет ему разобраться, что к чему. Тебе следовало бы им гордиться, Эд. Хотел бы я, чтобы Саймон был похож на твоего сына, но что есть, то есть… Боже! Только взгляни на часы.
Эдвард подал знак официанту принести ему на подпись счет.
Пока они спешили под внезапным прерывистым дождем к машине Эдварда, Хью сказал:
– Ну же, Эдвард, признай, что хоть в этом ты можешь со мной согласиться.
И Эдвард с облегчением – он и вправду гордился Тедди – и готовностью отозвался:
– По-моему, ему можно только позавидовать. Отличная мысль.
Часть 5Весна 1957 года
Они условились встретиться на углу в «Лайонз», неподалеку от Мраморной арки. Идею подала Джемайма, упомянув о встрече во время рождественских каникул. «Ты часто в последнее время видишься с Уиллсом?» – спросила она, и Саймон ответил отрицательно.
– Он или гостит у школьного друга, или болтается по Хоум-Плейс. А у меня не так много времени. Невилл совсем меня загонял. – Он считал своим долгом выгораживать Уиллса, подозревая, что младший брат живет так же, как и он сам: бесцельно топчется на одном месте и, вероятно, почти все время изнывает от скуки. Почему-то к таким людям его совсем не тянуло.
– Ты же знаешь, ему скоро в армию.
– А я и забыл. Службу он наверняка возненавидит, как и я.
– Вот я и подумала, что было бы полезно, если бы ты рассказал ему о службе. Послушай, ты ведь соглашался присматривать за ним, когда мы с твоим папой ходили в театр. По словам папы, получал за это пятерку. Так что мог бы позволить себе сводить его на ужин – угостить, как полагается хорошему старшему брату.
Мысль о возможности кого-то пригласить на ужин и чем-то порадовать сразу же пришлась ему по душе.