Раз Руперт уехал, можно приготовить сандвичи детям и себе, а на ужин – «жабу в норе».
Зазвонил телефон, но когда она подошла, оказалось, что трубку другого аппарата уже сняла Джульет. «Это папа, тебя», – крикнула она равнодушным тоном: что может быть скучнее, чем папин звонок маме?
Подтвердив, что вернется только к вечеру, Руперт помолчал, а потом спросил:
– Джулс не могла бы понянчиться сегодня с Джорджи? Хочу сводить тебя куда-нибудь на ужин, – он говорил таким делано-небрежным тоном, что она поняла: он настроен серьезно.
– Кажется, она собиралась к своей Крисси.
– Так скажи ей, пусть пригласит Крисси к нам. Или, если хочешь, я сам скажу.
– Пожалуй, лучше я. А что такое, дорогой?
Но он просто попросил:
– Пожалуйста, позови Джулс к телефону.
И она сначала крикнула, а потом была вынуждена подняться, чтобы отвлечь Джулс от каждодневного ора ее излюбленной музыки.
– Можешь поговорить в нашей комнате, – пересиливая шум, предложила она.
Джорджи ушел в сад, унося еду для черепах. Купающийся в солнечном свете дом тревожил обшарпанностью: ковер на лестнице был сильно вытертым, плитка на полу в кухне потрескалась, даже горшки с зеленью на подоконнике выглядели пыльными. Ее помощница по хозяйству, приходившая два раза в неделю по утрам, только громыхала по всему дому пылесосом, а потом устраивала себе продолжительный перекус. Зоуи поймала себя на ностальгических воспоминаниях об их уютной лондонской квартире, где все было таким прочным и простым в содержании. А в этом старом и романтичном доме с его допотопным бойлером и вечными сквозняками она усматривала гораздо меньше шарма, чем Руперт, беспечно не замечающий его изъянов или готовый закрыть на них глаза. Он любил этот дом за живописный вид на реку, прелестные окна восемнадцатого века и филенчатые двери, широкие половицы из вяза и чудесную лестницу. Что ж, она знала, что ему не хотелось бросать живопись и идти работать в семейную компанию, и дом служил тому подтверждением. Само собой, отрадно иметь больше денег. Вот только теперь тратить их приходилось на великое множество скучных вещей.
И все же приятно будет куда-нибудь выбраться вместо того, чтобы готовить ужин и играть в «наперегонки» со скучающей Джулс и раздражительным Джорджи, который еще не приноровился к игре. В воскресенье к обеду ожидались Клэри и Арчи с детьми, на десерт она решила приготовить лимонный пирог с меренгами. Доставая все, что для него требовалось, она принялась размышлять, что бы надеть сегодня вечером.
Джульет в пижаме приплелась в кухню, оттяпала кусок от буханки и щедро намазала его «мармайтом».
– Папа обещал заехать за Крисси и привезти ее к нам, когда приедет за тобой. Он сказал – в половине восьмого.
Похоже, ее удалось задобрить.
– Джулс, обед скоро – не ешь столько хлеба.
– Обед! Не хочу обедать.
И Зоуи решила не развивать эту тему.
Почти восемь часов спустя, после похода в зоомагазин вместе с Джорджи, чтобы он поглазел на волнистых попугайчиков и ужей, раннего ужина (Крисси и Джульет решили поесть позднее), купания Джорджи и чтения очередного отрывка «Книги джунглей», после обращенной к Джульет просьбы посоветовать, что ей надеть (все для того, чтобы уговорить ее быть поласковее с братом – Джульет обожала, когда мать спрашивала у нее советов, и охотно давала их: «Мама, такое не надевай ни в коем случае, ты выглядишь в нем кошмарно!»), после выбора платья от старого доброго Харди Эмиса, который никогда ее не подводил, после объяснения для Джульет, как найти ужин в холодильнике (кое-что пришлось докупить – «мам, «жаба в норе» – гадость, Крисси ни за что не станет есть ее!»), после сооружения прически из только что вымытых волос и вдевания в уши давних сережек со стразами – первого из подарков Руперта, – после нескольких минут ожидания его приезда, после приятной поездки до города они наконец уютно устроились на втором этаже ресторана Уилера на Олд-Комптон-стрит, запивая белым вином устрицы из двух больших блюд, стоящих между ними.
– Как прошло ваше совещание? – спросила она. Чем раньше отмучаемся, тем больше времени останется на серьезные разговоры, как она называла их мысленно.
Он сделал большой глоток из своего бокала, протянул руку и коснулся ее пальцев.
– Милая, приготовься испытать небольшой шок.
Она вгляделась в его тревожные глаза, и у нее упало сердце.
– Они хотят, чтобы ты ушел из компании? В этом все дело, дорогой? Ты же знаешь, я поддержу тебя, чем бы ты ни решил заняться.
– Речь не об этом. Просто… ну, словом, Тедди не в состоянии справиться с руководством в Саутгемптоне…
– Но ведь это же очень завидный пост. Сотни человек с радостью ухватились бы за него.
– Да, но увы, никто из них не носит фамилию Казалет.
– То есть Хью хочет, чтобы его занял ты.
– Они оба этого хотят.
Минуту она глядела на него во все глаза, потом сказала:
– Но ты же не можешь. Нет, в самом деле это невозможно. Каждый день ездить из Мортлейка – да ты полжизни будешь проводить в дороге и окончательно вымотаешься. И потом, дорогой, ты же с самого начала этого не хотел.
– Лучше бы нам заняться устрицами, а то камбала перестоит…
– Видишь ли, – продолжал он через несколько минут, – если я так и буду ездить, разумеется, ничего хорошего не выйдет. А это значит, что мне придется там и жить, то есть что мы должны переехать.
– Из Бэнк-Хауса? Который ты так любишь? А как же дети? Как же их школы?
– Придется искать новые. Нам незачем жить в большом городе. Можно найти прелестную деревушку у окраины, но не слишком далеко. Бэнк-Хаус мы сдадим в аренду и снимем дом в деревне. Это же не навсегда, милая, – может, всего на пару лет…
Но на ее лице появилось то самое выражение, которое он так часто видел на нем в первые годы их брака. Тогда она была намного моложе, теперь оно уже не шло ей.
– Милая! Это же не я решил, и ты это понимаешь.
– Конечно, понимаю. Но с какой стати братья так помыкают тобой? Почему кто-нибудь из них не взялся за это дело сам?
– Ну, этот вопрос я не поднимал, потому что Хью хоть и не подает вида, но в последнее время ему слишком часто нездоровится, и Эдвард считает, что такая работа Хью не по силам.
– А самому Эдварду?
– Я спрашивал его. Но он издергался из-за политики руководства, которой придерживается Хью. И сказал, что просто не может оставить Хью в Лондоне одного. По его словам, однажды он ужинал с каким-то банкиром, и тот сказал, что нам следует ориентироваться на продажу акций – сделать компанию открытой после того, как мы доведем наши долги банку до приемлемых размеров. Сказал, что вся эта затея займет не меньше двух лет и что нам придется с этим смириться. Эдвард всецело с ним согласен, но переубедить Хью непросто. Он по-прежнему считает отцовские методы единственно верными. И просто не может признать, что времена изменились – и продолжают меняться. Милая, ни к чему тебе выслушивать эти подробности.
– Да, ни к чему. Я слышу лишь одно: два эгоистичных старика хотят каждый своего и ждут, что расплачиваться за это будешь ты. Ты просто обязан дать им отпор, Руперт! Хватит быть настолько сговорчивым.
Официант явился за их блюдами из-под устриц, но остановился, увидев, что она съела всего четыре из своих.
– Я больше не хочу, – сказала она.
Пока перед ними ставили тарелки с камбалой – «вероник» и «кольбер», – и подливали вина, оба молчали.
– Только не говори, что ты уже согласился.
– Я сказал, что подумаю. И поговорю с тобой.
– Вот и поговорил. И поскольку ты обычно соглашаешься с тем, с кем говоришь в последнюю очередь, вопрос, надо полагать, уже решен, так?
Этот последний выпад больно задел его: мало того что обидный, он тревожил попаданием не в бровь, а в глаз, и особенно невыносимо было думать, что такой удар нанесла ему она – его Зоуи, его жена.
– Понимаю, – он попытался улыбнуться, – да, меня считают нерешительным. Ну да, я такой. Не могу не обращать внимания на точку зрения другого человека. Хью так и не оправился после ранения в голову, он до сих пор страдает страшными головными болями, которые буквально валят его с ног. По сравнению с ними потеря руки – ничто. А Эдвард… знаешь, порой мне кажется, что Эдвард понимает: с Дианой он просчитался, и Рейчел говорит, его очень расстраивают нелады с Хью. По-моему, он скучает и по семейным сборищам в Хоум-Плейс. Рейчел не оставляет попытки примирить их, и Эдвард целиком и полностью за, но ему известно, что Хью не одобряет его женитьбу на Диане, что обеспечивает ему позицию морального превосходства, а Эдвард, конечно, не в силах этого стерпеть.
Помолчав, она заговорила:
– Но это же все про них. А что же ты? – И добавила: – С моей стороны было ужасно сказать такое. Характер у тебя гораздо лучше моего. Ты беспокоишься о других людях, а мне есть дело только до тебя и наших детей.
Накал слегка спал, с благодарностью подумал он, – в конце концов, у нее есть своя точка зрения, которую нельзя не принимать во внимание.
– По-моему, мы уже уделили этому вопросу достаточно внимания, – заявил он. – Может, приложим великие британские старания, чтобы просто хорошо провести вечер?
Так что лишь когда они возвращались домой и она была сонной и довольной после второго «гюля» с розовым вином – единственного напитка, который по-настоящему любила, – он старательно-небрежным тоном сказал, что, пожалуй, стоило бы, пока они решают как быть, – мало того, было бы даже полезно и забавно, – сгонять в Саутгемптон и осмотреть ближайшие деревушки.
Но ответа не последовало, и он понял, что она спит.
– Знаешь, я могу сказать только одно: ты болван.
Невилл просматривал полоски негативов, поднося их к свету, и то и дело отмечал на них годные, а Саймон неловко мялся у него за спиной. Не дождавшись от Саймона ответа, Невилл продолжал:
– Кстати говоря, я уже почти договорился, чтобы ты сопровождал меня в Венецию на съемки, а теперь ты упустишь такой шанс.