рвый шаг навстречу. А Хью в последнее время выглядел настолько изнуренным и несчастным, что она не на шутку тревожилась за него.
– Пригласи его, дорогой. Думаю, любая суббота подойдет.
– Хью и Джемайма пригласили нас на ужин, дорогая.
Он так нервничал, что дождался, когда они выпьют по второму мартини. Кошмарный вечер с Рейчел и Сид до сих пор злил его, стоило вспомнить о нем, – ему было стыдно за то, как повела себя Диана, и в особенности – за то, что сам он так и не смог одернуть ее. Истина заключалась в том, что он испытал настоящее потрясение, увидев ее в новом и совсем нелестном свете, но, как обычно бывает с малодушными людьми, нашел прибежище лишь в том, что надулся и отказался заниматься с ней любовью после отъезда Рейчел и Сид. В некоторой степени это подействовало. На следующий вечер она только и делала, что оправдывалась: она так старалась, готовила ужин, а они его отвергли; Сид грубо обошлась с ней в ее собственном доме, а Рейчел чуть ли не весь вечер разговаривала только с ним, так что Диана чувствовала себя не более чем прислугой.
Видеть, как ее синие глаза – скорее, темно-гиацинтовые, чем оттенка колокольчиков – наполняются слезами, было выше его сил; он больше не желал ссориться и спорить, и она извинилась, так что он вроде как одержал победу. И он закончил разговор словами:
– Я прошу только об одном: постарайся вести себя как можно лучше с Хью и Джем.
– Как только смогу, – пообещала она, промокая глаза большим шелковым носовым платком.
В следующую субботу он заехал к ней в Лэнсдаун-клуб, куда она зашла после лондонских магазинов, чтобы переодеться в маленькое платье из темно-синего бархата, как они договаривались, и аметистовое ожерелье, которое он подарил ей еще за несколько лет до женитьбы.
Джемайма тоже нервничала. Она обсудила с Хью меню, и они сошлись на покупном креветочном масле (к нему только тосты сделать, и все), за ним подать poulet à la creme – блюдо, которое она откопала в книге Элизабет Дэвид и знала, что оно ей удается, – и в завершение – tarte tatin[8].
– А по-моему, мамочка, так нечестно, что вы едите угощения, как на празднике, а я одни только рыбные палочки, – заявила Лора, ужиная в тот день пораньше. Весь день она наблюдала за приготовлениями: как накрывали в столовой стол, которым пользовались только когда приходили гости, расставляли свечи и букеты из желтых и белых фрезий, коллекция лучших папиных бокалов по правую сторону от каждой тарелки, салфетки белые-белые, как зубная паста, – так ей подумалось, и стайки ножей, вилок и ложек, уложенных ровными, как в армии, рядами, которые отражались в блестящей полировке стола из грецкого ореха – папиного любимого дерева. Она помогала накрывать на стол, мама говорила ей, как надо, но ей дважды пришлось начинать заново…
– Я столько помогала, – трагическим тоном продолжала она, – и думала, что это хоть что-нибудь значит…
С ее руки гипс уже сняли, но она по-прежнему ковыляла с гипсом на ноге и научилась с удивительным проворством помогать себе костылем.
– Дорогая, обещаю тебе: завтра ты будешь есть на обед курятину.
– А креветки? А перевернутый пирог?
– Только если сейчас быстро закончишь ужин, потому что мне еще надо переодеться.
На ее счастье, пришел Хью.
– Иди, прими горячую ванну, а я побуду с мисс Жуть.
Лора обожала, когда он выдумывал ей прозвища.
– А насколько я жуткая?
– Абсолютно, от и до. Иначе не болтала бы с набитым ртом.
– Иногда мне надо что-нибудь сказать, а мне говорят – ешь. Вот и получается два дела сразу.
– Ладно, ты ешь, а я расскажу тебе, насколько ты жуткая.
Она довольно улыбнулась и принялась расправляться с рыбными палочками.
До приезда гостей он едва успел приготовить мартини. Они выпили в гостиной, которая со времен Сибил совсем не изменилась: те же обои с рисунком по эскизам Морриса, те же свободные ситцевые чехлы на мебели и шторы под цвет жимолости на стенах.
Джемайма слышала, как Хью приветствовал гостей в холле, а сама не отходила от камина, огонь в котором развела поздновато, и теперь пыталась наскоро согреться. Ею овладела беспричинная нервозность, и как только Эдвард и Диана вошли в комнату, стало ясно, что не только ею одной. Все трое выглядят как на приеме у дантиста, мелькнула у нее мысль. Эдвард подошел поцеловать ее, затем представил жену: «Это Диана».
– Здравствуйте, Диана, я так рада, что вы пришли.
Диана улыбнулась и сказала, что было очень любезно пригласить их.
Хью поспешил разлить по бокалам мартини, получившийся особо крепким; были закурены сигареты, завязался неловкий разговор о последних новостях. Диана выразила сожаление, что королева отменила представление дебютанток ко двору, и спросила Джемайму, довелось ли ей «пройти через все это».
– О нет. Никогда толком не знала, что это означает, но обходится, похоже, недешево. Моим родителям это было не по карману, даже если бы они захотели. Но я уверена, что некоторым девушкам это нравилось, – добавила она на случай, если Диана как раз из таких, – чтобы не показаться невежливой. – Пойду делать тосты.
– А вот и «вторая половина», – объявил Хью.
– Ну и крепкие же у тебя мартини, старина!
– Всегда терпеть не мог разбавленное спиртное. Был у меня один знакомый по клубу, который окунал палец в джин, проводил пальцем по ободку стакана, наливал в него тоник и предлагал этот напиток своей матери.
– Кошмарная выходка! Уверена, никто из вас не поступил бы подобным образом с Дюши!
Братья обменялись первыми за долгое время по-настоящему теплыми взглядами.
– Нет, ни за что. В джин ей нравилось добавлять «Дюбонне».
– Но выпивала она всего одну порцию. Она всегда скупилась на еду и напитки – для себя самой. – Хью повернулся к Диане: – Какого вы мнения о планах реформы палаты лордов – открыть доступ женщинам, покончить с наследуемым пэрством и так далее?
– Видите ли… – Ей понадобилось время, чтобы ответить. – Я всецело за то, чтобы у женщин было больше возможностей высказываться, но в остальном мало что понимаю. Если кто-то получил от рождения право выполнять некую работу, это еще не значит, что он для нее не годится. А ты как думаешь, дорогой?
– Милая, я же тори. Перемены любого рода мне не по душе.
– Да, так и есть, Эд. Тебе ли не знать. Взять хотя бы компанию!
В этот момент Джемайма крикнула снизу, что ужин готов, и все вздохнули с облегчением.
– Сегодня никаких разговоров о работе, – шепотом предупредил Эдвард Хью, пока они спускались.
– Я слышал, вы приобрели прелестный дом в Хоукхерсте, – сказал Хью, который помог Диане придвинуть стул к столу и принялся разливать вино.
– Да. Это и вправду дом, о котором можно лишь мечтать, и ты его тоже обожаешь – ведь правда же, дорогой?
– Действительно. Путь до работы неблизкий, но во всем есть свои недостатки. Диана – прекрасная садовница.
– Я бы так не сказала. Просто я обожаю сад, вот и все. – Она повернулась к Джемайме. – А вы садовничаете?
– Не особенно. Пытаюсь содержать в порядке наш огородик за домом, но на большее не хватает времени. Впрочем, – добавила она, – полагаю, я находила бы время на садоводство, если бы по-настоящему любила его. Так люди говорят, что им некогда читать. А на самом деле им просто не хочется.
– Лора отнимает массу времени, хоть и ходит в школу, – пояснил Хью. – А на каникулы приезжают близнецы.
– О, как я вас понимаю. Бедняжка миссис Аткинсон прямо с ног сбивается, готовя обильное угощение для моих мальчиков. А ведь еще есть Сюзан и Джейми. К счастью, старшие мальчики редко у нас бывают – предпочитают шотландские забавы у своих бабушки и дедушки.
В разговоре образовалась пауза: Джемайма собрала тарелки из-под креветок и ушла за курятиной.
– Джем всегда готовит сама, – сказал Хью. Он изо всех сил старался не выказать осуждения, хотя и был шокирован отношением Дианы к ее старшим детям. – Эд, ты не займешься вином? А я схожу помогу Джем.
Эдвард обошел вокруг стола, наполняя бокалы; остановившись возле Дианы, он поцеловал ее сзади в шею. Ее декольте пробудило в нем и вожделение, и беспокойство: оно подходило для интимного домашнего вечера гораздо больше, чем для званого ужина в гостях.
– Как у меня получается?
– Прекрасно. У тебя все получается прекрасно. Как видишь, ничего особо сложного, да? Джем прелесть.
В кухне Джемайма раскладывала по тарелкам курятину, а Хью – овощи: они только переглянулись – Джемайма тревожно, Хью ободряюще. Но ничего говорить друг другу им не хотелось, поскольку их могли услышать. В столовую они вернулись каждый с двумя тарелками.
Курятина имела успех, Диана расточала шумные похвалы. Она заметила, что все любезности, сказанные ею Джемайме, по-видимому, радуют Хью. Все много выпили, постепенно атмосфера стала более непринужденной. Хью восхищенно отозвался об ожерелье Дианы, женщины разговорились о частных школах – о той, в которой учились близнецы Джемаймы, и о тех, куда отправляли младших детей Дианы, Джейми и Сюзан. В этот момент Хью вступил в их разговор с заявлением, что Лору они никуда не отошлют – к закрытым школам для девочек он относился неодобрительно.
– Не уверен даже, что они вообще подходят хоть кому-нибудь, – заключил он.
– Мне кажется, мальчиков полностью устраивает их школа, – заметила Джемайма, – но насчет девочек я, конечно, согласна с тобой. Невыносимо думать, что Лора будет жить вдали от нас.
– А Сюзан дождаться не могла, когда уедет, – сказала Диана. – И Джейми, конечно, просто обожает Итон.
– В первый год он сильно тосковал по дому, – Эдвард, который ненавидел учебу, с тайным сочувствием относился к рыданиям по телефону воскресными вечерами, но оставлял их Диане.
– Дорогой, но все же проходят эту стадию. Это ненадолго. А потом привыкаешь.