Джемайма обернулась посмотреть, легла ли Лора, – да, легла. Машина проезжала мимо Ламберхерста. Хью, понизив голос до предела, сказал:
– Как подумаю, что этим путем Эдвард ездит пять дней в неделю! Я бы не смог.
– Тебе и незачем, дорогой. Достаточно добраться до Лэдброук-Гроув.
После краткого молчания послышался голос Лоры:
– Мамочка! А уезжать на выходные – это очень по-взрослому, правда? Дети же почти никогда на выходные не уезжают.
– Да, не уезжают.
– Вот и мисс Пендлтон в школе так сказала. Я сразу поняла, что она недовольна.
Вмешался Хью:
– Ну, раз уж ты занята таким взрослым делом, то и веди себя как взрослая. В эти выходные – никакой мисс Жуть.
– Ладно. Но знаешь, папа, я только что закрывала глаза, но так и не заснула.
– И пообещай быть особенно вежливой с тетей Рейчел.
– Я же еще вчера обещала. Нельзя обещать одно и то же – от этого обещание слабеет.
– Может, споешь нам?
Петь Лора обожала и сразу же затянула песню о том, как один паренек косил лужок. За лужком последовали нескончаемые зеленые бутылки, потом – попурри из рождественских гимнов, которое продолжалось до самого приезда в Хоум-Плейс.
– Мисс Рейчел пребольшая польза, если с ней побудет кто-нибудь, – услышали они от Айлин сразу после приезда. – Вам в ту же комнату, как обычно, мадам, а мисс Лору я устрою в соседней гардеробной. Мисс Рейчел в маленькой столовой. Пока она спала, огонь погас…
– Схожу помогу ей, – сказал Хью.
После его ухода Лора взяла Айлин за руку и объявила:
– Хочу пить чай с вами и с миссис Тонбридж. В кухне. Прямо сейчас!
Вид у Айлин стал польщенным.
– А что скажет ваша матушка?
Джемайма сказала, что это было бы замечательно, если они не против.
– В сущности, не только чай – ей пора ужинать.
– На ужин я буду чай. Много-много чая выпью.
Расплывшись в снисходительной улыбке, Айлин увела ее.
– Я могла бы и выкупать ее, мисс Хью, если не возражаете.
Ее привычная комната. Не прежняя комната Хью – та самая, где родился Уиллс и позднее умерла Сибил, – а комната, которую занимал Эдвард, когда еще был женат на Вилли. Как во всех спальнях, в ней еще сохранились обои, выбранные Дюши сразу после покупки дома: трельяжная решетка, обвитая жимолостью, и несколько неправдоподобных бабочек. Пол покрывали кокосовые циновки – кофейный фон, переплетенные черные и алые полосы. Краска, некогда белая, со временем приобрела мускусно-кремовый оттенок, напомнивший ей фланелевые крикетные костюмы близнецов. Постель между четырьмя столбиками, увенчанными медными шарами, щеголяла великолепным лоскутным стеганым одеялом, над которым Вилли трудилась две зимы. Из большого платяного шкафа красного дерева так сильно несло нафталином, что она решила не вешать в него свою одежду. Рядом с повернутым под лихим углом симпатичным георгианским зеркалом на туалетном столике лежала подушечка для булавок. Неровными буквами, красными и синими поочередно, на ней было вышито «милой мамочке». Она всегда с нетерпением ждала, когда снова увидит ее. Джемайма любила всю эту комнату целиком, ей нравилось, как нужные вещи постепенно собирались в ней, и никто не думал ни о стиле, ни о несочетающихся цветах, ни о том, что мебель принадлежит разным историческим эпохам, и менять здесь ничего не требовалось, пока вещь не приходила в негодность, и ничего нового не появлялось, если не считать паутины, которую пауки плели каждый год.
Разложив вещи, она зашла осмотреть соседнюю, Лорину комнату, где на кровати пристроился большой плюшевый тигр.
Пора сойти вниз. Она в последний раз попыталась представить себе, каково это – быть Рейчел, но безуспешно.
В маленькой столовой было не то чтобы тепло, но заметно теплее, чем во всем доме. Если не считать камина, только старинная напольная лампа с пергаментным абажуром, обесцветившимся от времени и дыма, давала мутноватый свет.
Хью что-то говорил, когда она вошла в комнату, но при виде ее умолк. Прямая как палка Рейчел сидела у камина. Джемайма сразу подошла поцеловать ее.
– Как приятно видеть тебя.
– Хорошо, что вы приехали. – Ее лицо казалось ледяным. – К сожалению, я тут что-то напортила с огнем, но Хью все исправил.
– От меня есть и другая польза. Мы с Рейчел пьем виски, а ты, наверное, лучше бы выпила джину, – да, дорогая? Присядь рядом с Рейчел, погрейся.
Она села. Лицо ее золовки выглядело осунувшимся, с темными тенями под глазами, почти того же оттенка, что и толстый темно-синий свитер на ней. Волосы она подстригла очень коротко, эта стрижка могла бы сделать ее моложе, но не сделала.
– Я как раз пытаюсь объяснить Рейчел, что происходит в компании. Боюсь, это непросто осознать разом.
Джемайма заговорила:
– А по-моему, в том, что происходит или скоро произойдет, нет ничего особо сложного. Гораздо важнее то, что будет для всех нас потом, – она повернулась к Рейчел и продолжала: – Компания «Казалет» задолжала банку огромные деньги, и поскольку вернуть долг она не в состоянии, банк обратился к внешнему управляющему и намерен объявить о банкротстве. Это значит, что компании конец. Кому бы она ни досталась, есть вероятность, что некоторые из сотрудников компании останутся на прежних местах, в том числе и твои братья, но это лишь вероятность, и в любом случае мы узнаем об этом далеко не сразу. – Ее спокойный и практичный тон сразу многое прояснил.
– Значит ли это, что теперь вся семья – банкроты?
– Нет, кажется. На редкость предусмотрительный семейный юрист посоветовал записать дома на имена жен, – и тут она остановилась, не зная, успел ли Хью уже сообщить Рейчел про Хоум-Плейс. Они переглянулись. Он подал ей стакан и устроился на третьем стуле.
– Хью, дорогой, ты не подашь мне сигареты? Они на столе возле «ложа пыток».
Эта узенькая жесткая кушетка была единственной уступкой комфорту, сделанной Дюши; она настоятельно советовала Рейчел выбирать для отдыха именно ее. «Ложем пыток» ее прозвала Сид. Хью собрал со столика ее курительное снаряжение: пачку «Проплывающих облаков», пепельницу и серебряную зажигалку.
– Спасибо, дорогой. Ну что ж, по крайней мере, про дома известие хорошее. Я знаю, что этот дом все вы любите так же, как и я…
Джемайма перебила:
– Мы думали, может, ты захочешь пожить в доме, который тебе оставила Сид.
– О нет! Этого я не вынесу! Нет, я его продам. Я ездила в Лондон посмотреть его и почти сразу поняла: это не для меня. Она сказала, чтобы я продала его, если захочу. Нет. Я бы с гораздо большей охотой осталась здесь. Это мой дом. – Она глотнула виски, и в этот момент Айлин заглянула в дверь с известием, что мисс Лора готова слушать сказку на сон грядущий.
– Боже, а я с ней даже не поздоровалась!
– Завтра, – ответила Джемайма, встала и вышла.
Перед уходом она бросила на Хью ободряющий взгляд. Теперь его очередь.
– Рейчел, – начал он, – все не так просто. Как и нам, тебе принадлежит много акций компании.
– О да! Вообще-то гораздо больше, чем мне требуется, потому что Дюши завещала мне все свои. Благодаря этому я купила для слуг телевизор, от которого они просто в восторге, и договорилась об оплате с одним замечательным специалистом из Лондона, чтобы он помог миссис Тонбридж с шишками на ступнях…
– А какие-нибудь сбережения у тебя остались, дорогая?
– Полагаю, остались. Да, конечно, – кажется, несколько тысяч фунтов.
– Видишь ли, дело в том, что как только нас объявят банкротами, наши акции обесценятся. Денежные поступления прекратятся. У тебя не останется никакого дохода.
Он видел, что эти известия потрясли ее.
За время паузы она отпила еще виски.
– Ну что ж, – наконец сказала она, – это означает просто, что придется учиться экономить. Дюши дала мне много ценных уроков экономии, особенно во время войны. Средств от продажи дома на Эбби-роуд мне хватит наверняка. Обо мне не беспокойся: у тебя и без меня есть о ком заботиться.
Особенно сломленной она выглядит, когда пытается улыбаться, подумал он.
– Дорогая моя, боюсь, это еще не все плохие вести. Вынужден сообщить тебе, что этот дом уже не будет нашим. Бриг купил его после Первой мировой на имя компании. Правом собственности на этот дом пользуется компания «Казалет», а не мы. И даже если предположить, что банк согласится продать его нам, мы просто не сможем собрать столько денег, чтобы выкупить его. Понимаю, тебе это тяжелее, чем кому-либо из нас, и я обещаю что-нибудь придумать для тебя…
Тут его прервал ее негромкий страдальческий вскрик, и она сразу зажала себе рот ладонью и умолкла.
– Я не знала. Понятия не имела.
Он подошел к ней, опустился перед ней на колени и взял ее за обе руки. Муку в ее глазах затуманили слезы.
– Это шок, – сказала она еле слышно.
– Ох, дорогая, ну конечно, он самый, и ты его не заслуживаешь. Кто угодно, но не ты.
– О нет, только представь, если бы на моем месте оказался кто-нибудь из вас с детьми, и так далее. А я-то как раз заслуживаю. За всю свою жизнь я пальцем о палец не ударила. – Она суетливо принялась вытаскивать носовой платок, который носила, как Дюши, заткнутым за ремешок часов.
– Вот уж это совершеннейшая неправда. Ты чудесно ухаживала за нашими родителями, ты занималась благотворительностью, «Приютом малышей», благодаря тебе этот дом стал местом, куда любила приезжать вся семья.
Ужин – суп с пастернаком, картофельная запеканка, к ней козелец и шпинат, затем пирог с терновником, – прошел в обстановке негласной договоренности не упоминать о создавшемся положении, поэтому все обратились к менее болезненным темам. Джемайма высказалась о том, что вопрос президента де Голля – по ее мнению, довольно брюзгливый, – как можно управлять страной, в которой производят двести шестьдесят пять сортов сыра, глуп и неуместен.
– А по-моему, он сказал так просто для того, чтобы продемонстрировать чувство юмора, – возразил Хью, и Рейчел удивилась вслух, зачем может понадобиться столько сыров. Так или иначе, реплика «vive la différence» прозвучала гораздо лучше.