– Только представьте себе, какой это кошмар, – сказала Джемайма, – знать, что люди, и в особенности газетчики, только и ждут, когда же ты наконец изречешь очередную мудрость.
– Вот с этим согласен, – кивнул Хью. – И примешься вновь метать бисер культуры перед настоящими свиньями.
По крайней мере, Рейчел слушает их, думал он, вот только почти ничего не ест.
– Где ты подцепил эту фразу?
Он на миг задумался.
– Услышал от Рупа, когда он еще преподавал в той закрытой школе.
Потом перешли на забавные случаи из жизни Лоры. Первый из них рассказала Джемайма.
– Однажды она прибежала ко мне и спросила, почему Хью сказал, что едет на совещание. Зачем ему туда? Чтобы совещаться с другими. А она расхохоталась: «Но папа же не сова, и даже если рядом с ним будут другие совы, ничего не изменится. Совой он все равно не станет». А когда Хью попытался объяснить, надулась.
Рейчел улыбнулась и пробормотала, что дети порой бывают уморительны.
Кофе они пили в маленькой столовой, где и приняли решение немедленно оценить стоимость и дома Сид, и Хоум-Плейс. Джемайма предложила заняться лондонским домом, Хью пообещал съездить к агентам по недвижимости в Бэттл – он был знаком с одним из них, когда-то они вместе играли в гольф в Рае.
– Не хочу, чтобы узнали слуги, – тихонько призналась Рейчел.
К тому времени все были страшно усталыми и продолжать разговор не желали. Хью и Джемайма обняли Рейчел, которая терпеливо и вежливо перенесла этот жест. Она была уже бесконечно далека от них.
– Боюсь, тебе не очень-то нравится.
– Не то чтобы нравится, но довольно интересно.
Они наконец остались вдвоем в «библиотеке» – комнате, где шкафы вдоль стен были заставлены томами в кожаных переплетах, которые, судя по виду, никто и никогда не читал, а на огромном письменном столе рядом с кожаными креслами возвышались стопки номеров «Лошади и гончей» и «Вога».
Вот таким весь он и был, этот псевдогеоргианский особняк. Франкенштейны заявили, что без раннего отхода ко сну им никак не обойтись: утром они собирались на охоту. За ужином Тедди подвергся перекрестному допросу со стороны матери Сабрины, которую, как выяснилось, звали Перл. А отца – Реджи.
– Вы охотитесь, мистер Казалет?
Когда он признался, что никогда не ездил верхом, Перл изобразила изумление.
– Неужели ваша семья не держит лошадей?
Он ответил, что его дед держал и одна из его тетушек ездила верхом, но остальные члены его семьи лошадьми не интересовались.
– Мой отец предпочитает пострелять.
– А, да, пострелять, – с некоторым облегчением отозвался Реджи. – Вот и мы завтра собираемся.
Перл не унималась. Чем зарабатывает его отец? А он сам? С Сабриной он, наверное, познакомился во время светского сезона? Нет?
– Мы познакомились на одной вечеринке, мама, и да, тогда как раз шел светский сезон.
– Не понимаю, дорогая, какая разница, как они познакомились. Ведь познакомились же.
После крабов под соусом им подали жареную куропатку; он страшно проголодался и не позволил расспросам лишить его удовольствия от вкусной еды. В отличие от вопрошающей, как он заметил. Очень маленькая ростом, костлявая, она носила полдюжины золотых браслетов, в том числе несколько с подвесками, которые со звоном и шорохом скользили вверх-вниз по ее левой руке, когда она поднимала вилку. Но не донеся ее до рта, она придумывала новый вопрос для него, и вилка повисала в воздухе, и часто с нее при этом падала еда. Сабрина переводила взгляд с родителя, который говорил в этот момент, на того, кто ему отвечал, так, словно следила за теннисным матчем. Она молчала почти все время еды, которая завершилась шоколадным муссом и «ангелами верхом» вслед за ним. Как только все было съедено, Перл поднялась и сделала знак Сабрине последовать ее примеру. Тедди тоже встал, но она воскликнула:
– Нет-нет, мистер Казалет, вам пока что с дамами нельзя!
Тедди собирался возразить, что приучен вставать, когда дамы поднимаются, чтобы покинуть комнату, но увидел, что Реджи не двинулся с места, занятый разливанием портвейна, и решил промолчать. Ему не хотелось конфузить хозяина дома.
Вскоре оказалось, что это непростая задача. Реджи протянул ему бокал и громко рыгнул.
– Ну что ж, лучше пусть будет снаружи, чем внутри. Итак, посмотрим, известно ли вам, что это такое.
– Портвейн. Или нет?
– Портвейн, разумеется. Попробуйте.
Тедди отпил глоток. Портвейн напомнил ему темно-красный в черноту бархат и был упоительно хорош. Так он и сказал, но Реджи отозвался:
– Ну нет, не настолько он хорош, юноша. А от кого портвейн?
– От «Кокберна»? – рискнул он.
– Недурно. Тут вы правы. А какого года?
Тедди яростно задумался.
– Двадцать девятого?
– Угадали! Двадцать седьмого. Хотя, соглашусь, двадцать девятый – удачный выбор, – он сделал огромный глоток. – Вы выросли в моих глазах, – заключил он, и у него начался приступ икоты.
Тедди предложил воды, но он отмахнулся.
– Этой ерунды я в рот не беру, – он придвинулся так близко, что Тедди увидел буйную поросль у него в ноздрях.
– Огрейте-ка меня хорошенько по спине. – Тедди послушался. – Сильнее! – Он повторил. – Уже лучше. – Он опустошил бокал. – Ваш черед с портвейном. – На самом деле нет, но Тедди в воображении обошел круг по столу и убедился, что графин находится на расстоянии двух дюймов от того места, где он начал движение.
– Вам наливать. – Брови у него были очень густые, кустистые, прямо созданные либо для слепой ярости, либо для обезоруживающей благосклонности. – Я весьма высокого мнения о вас. «Кокберн», а потом промахнулись всего на два года. Пейте, юноша. – Он сделал еще один большой глоток, отстранившись при этом, – тем лучше, потому что дыхание у него было удушливое. За ужином наливали три вина, и Тедди понимал, что уже сейчас довольно сильно пьян. Он предложил присоединиться к остальным, но Реджи еще не закончил разговор.
– Полагаю, сюда вы приехали потому, что хотите жениться на моей дочери.
– Да, верно. Хочу.
– Так я и думал. Меня не проведешь. Ну что ж, приятель, добиться этого будет нелегко. Я-то человек широких взглядов, и если у вас есть хорошая работа и перспективы и вы можете обеспечить ее на том уровне, к которому она привыкла, я готов пойти навстречу. Нет, я ни в коем разе не против. Не то что жена. Это все Перл. Ей втемяшилось выдать Сабрину замуж. Вот и зазывает молодого лорда Илчестера к нам на выходные, но он вечно подшофе, такой промокший, что хоть бекасов на нем стреляй, и Сабрина нисколько им не увлечена.
– Это потому, что она влюблена в меня.
Реджи, который беззастенчиво наполнил свой бокал до краев, отмахнулся от этого заявления.
– Она грозится урезать ей содержание – ну, для острастки, сами понимаете. Без денег она долго не продержится. – И он осушил свой бокал залпом.
– Сабрина ищет работу, – сказал Тедди, – и уже пару раз ей подворачивалось кое-что.
– Но долго она там не продержалась, да?
– По-моему, она еще просто не нашла подходящую.
– Сынок, она не создана для работы. И слишком молода, чтобы выйти замуж без нашего согласия. – Он снова дотянулся до графина и довольно небрежно вылил остатки его содержимого в свой бокал. – И это еще не все, – заплетающимся языком продолжал он. – Одна птичка напела мне, что в вашей семейной компании далеко не все гладко. А вы, я заметил, об этом не упомянули.
– Да, потому что для меня это новость. Кто вам сказал?
Реджи приложил палец сбоку к носу.
– Кто надо! – Он отпил еще глоток. – Если мне требуется что-нибудь узнать, я обычно нахожу подходящего человека и узнаю от него все. Обычно. – Он опустошил бокал. – Всегда. Я ведь пользуюсь большим ф-флиянием – в Сити-шмити, политике, да что хотите назовите. – Но шанса последовать совету Тедди так и не представилось, потому что Реджи вновь звучно рыгнул и отключился, уронив голову и руки на стол.
Тедди растерянно уставился на него. Робко потряс Реджи за плечо, но единственным ответом ему стал гулкий и ровный храп. Подождав еще минуту-другую, Тедди вышел из комнаты и направился в библиотеку, где застал миссис Эф, как он называл ее мысленно, за вышивкой, изображающей сразу две рождественские елки и одного гнома. Сабрина грызла ногти.
– Мама, я же говорила тебе: я не выношу его… – Обе умолкли, увидев его.
– Боюсь, он готов. Уснул, – добавил Тедди, чтобы скрасить впечатление.
– Сабрина, позвони Джорджу.
Явившемуся на звонок Джорджу было велено позвать еще одного слугу и препроводить хозяина в постель.
– Просто не понимаю, зачем вы позволили ему столько выпить.
– Даже ты не в состоянии остановить его, так что не вижу причин винить Тедди.
Тедди, у которого слегка кружилась голова, доплелся до кресла и буквально рухнул в него. Заступничество Сабрины вызвало в нем чувство признательности.
Перл поднялась и заявила, что идет спать и что Сабрине тоже следовало бы, так как ей вставать в шесть. И покинула комнату.
– Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я не горела желанием знакомить тебя с Франкенштейнами. Они вправду просто финиш, верно? Неудивительно, что папа столько пьет. Я бы тоже запила, если бы женилась на Перл.
– Боюсь, я ей не понравился.
– Да уж, а как же иначе? У тебя ведь нет титула и даже в будущем не светит.
При этих словах ее лицо так опечалилось, что Тедди встал и обнял ее.
– Пока я нравлюсь тебе, мне нет дела до ее мнения.
– Ты правда мне нравишься, до ужаса. – Она подставила лицо для легкого поцелуя.
– Дорогая, почему бы тебе не пропустить завтрашнюю охоту и не остаться здесь, со мной?
– Ничего не выйдет! Все уже решено. Мама взбесится! – Она помолчала и высвободилась из его объятий. – Знаешь, я обожаю охоту – и вообще верховую езду. Только поэтому мне и нравится бывать здесь. Я вернусь примерно в половине пятого, и мы устроим чудесную прогулку по парку.